Читать интересную книгу Понурый Балтия-джаз - Валериан Скворцов

- Вы осведомленный человек, - сказал Ге-Пе.

Я разочаровывал его. Хитрец почувствовал, что у меня тоже нет сведений на двух, как он их назвал, азериков. Моя "домашняя" подготовка оказалась дешевле, чем его. Лицо толстяка, поскучневшее после прекращения морской битвы, снова оживилось. Он выигрывал. Во-первых, он первым узнал об увеличении тургеневского окружения. И во-вторых, поскольку о цене договорились заранее, всучил мне, выходило теперь, товар пусть с небольшой, но все же тухлятинкой. Сообщение о свите Чико, появившейся в обычном раскладе - два телохранителя, дублер Чико и телохранитель дублера, - было бы полноценной информацией. Пара, примазавшаяся к славной компании, могла стать чем угодно, в том числе и основным блюдом, тогда Чико с оравой отводилась бы роль приправы. Хотя мне трудно было вообразить Тургенева в качестве гарнира. Но, как бы там ни было, исчерпывающей картины я все-таки не купил.

- Может, технари? - предположил я.

- Думаете?

- Классики в ораве не работают, - ответил я скучно.

- Классики, конечно, вечны. Но их ведь, как говорится, хвалят, не читая, - сказал бандитский генерал Ге-Пе, эсквайр и интеллектуал. - Да и где теперь они все, классики?

Армейские фольклорные привычки - как блохи. Они перескакивают с одного офицерского поколения на другое - откуда-то с Крымской войны, описанной Толстым в "Севастопольских рассказах", через все другие походы, на Великую Отечественную, далее - на корейскую, с корейской - на индокитайскую, афганскую, чеченскую и... какая и где состоится следующая? В особенности живуче интимно-публицистическое пение среди своих под гитару. Во Вьетнаме советники распевали примерно то же самое, из чего состоит чеченская лирика офицерских бардов. "По джунглям мы идем тропинкой узкою, с дороги не свернем, мы - парни русские..."

В Легионе песен-слезниц или баллад-самовосхвалений я не слышал. И, насколько мне известно, не распевают таких в американской, британской или какой другой армиях. Околоокопные песни, в которых лесная тропинка выставляется дорогой национального значения, а стакан спирта, банка с тушенкой и половое воздержание - источником вдохновения лирического героя и символом причастности к боевым действиям, могут сопровождать только подневольное войско.

Офицеры, впечатленные шансонами, которые романтизируют плохо оплачиваемую службу, непригодны для индивидуальной оперативной работы. Реакция на стресс у таких людей, отвоевавших в джунглях или горах в условиях душевной зашоренности, проявляется чаще на уровне инстинкта. Они привыкли к алкоголю и табаку, некоторые - к наркотикам. После поступления на частную службу с хорошей оплатой у большинства начинаются путаные отношения с женщинами вне семьи. Подобный стиль жизни недопустим для профессионала, которому предстоит выживать в реальном подполье.

Чико Тургенев был исключением. Он имел афганский опыт. Впрочем, всю его жизнь и образ этой жизни можно считать исключениями. Как и нашу встречу в этой жизни. Не знаю, встретимся ли в другой...

...Весенней ночью 1997 года его вытащили с заднего сиденья "Вольво" шея была обмотана окровавленными полотенцами - и на кожаном пальто пронесли мимо меня через калитку на задворках московской больницы Склифосовского. Я, прижимая одной рукой к груди свернутое одеяло с собственным раненым, другой совал кредитку пьяному привратнику в камуфляжной куртке. Семенящие с телом оттолкнули меня, сбили охранника в грязь и, часто махая далеко отставленными руками, будто выгребали против течения, устремились в приемное отделение.

Охранник, потерявший очки, сел в черной луже и заорал им вслед:

- С животным куда?! Нельзя с животным! Тут для людей...

Он путал с пьяных глаз. С животным приехал я. Приблудившийся к нам обожаемый кот Порфирик-Гарсиа, кастрированный лазером в клинике Хохлачева, вывалился с шестого этажа на цементный козырек над подъездом. Воспользовавшись царившим мраком и дурью привратника, я и влетел в длинный коридор приемного отделения в поисках срочной хирургической помощи для кота.

Раненый лежал на полу. Из-за приоткрытой двери с табличкой "Хирургия" доносился просящий голос:

- Все равно какое имя. Лечи человека! Пока нет паспорта. Потом будет... Хорошо, запиши Тургенев. Имя? Имя - Чико... Без отчества. Пока нет отчества. Потом будет. Лечи, пожалуйста, сразу! За нами не заржавеет...

Я любил учиться языкам. Мне понравилось: "не заржавеет".

На смуглой коже кровь только кажется маслянистой и темной. Поэтому друг Чико напрасно орал, что задета артерия.

- Что с ней? - спросила старуха, рядом с которой я уселся на ободранный диванчик в ожидании благоприятного момента. - Бедная, бедная...

- Это кот, - сказал я. - Упал. Только бы не сломанный позвоночник.

- А мой отравился, - сказала она.

- Кто отравился?

- Внучек. Промывают теперь. Тоже тварь Божия...

- Кто тварь Божия?

- Кот ваш...

- Уносите кошку, немедленно, - сказала подошедшая медсестра. - Совсем охамели...

Я встал. Бумажка, предназначавшаяся привратнику, торчала из нагрудного кармана моего пиджака.

Санитары ловко загрузили Чико в тележку. На рысях покатили в конец коридора к операционной. Двое из свиты побежали рядом.

- Милая, - вступилась старуха. - Пусть себе, разреши подождать, может, доктор согласится.

- Пожалуйста, - сказал я. - Если можно и после всех, конечно. Первая помощь. Только. Посмотреть, что с позвоночником. Потом я отвезу к ветеринару... За мной не заржавеет.

Сестре тоже понравилось выражение.

Деньги она взяла.

- И много ты дал? - спросила старушка.

- Вам спасибо за поддержку, - сказал я, доставая другую купюру. Купите внуку конфет.

- Это что же за деньги такие?

- Возьмите, возьмите, они не русские, но хорошие.

Из операционной вернулся парень, который просил за Чико.

- Через минут сорок, ну час, зашьют, и уедем, ещё ляжку задело, сказал он второй паре свитских, остававшейся в коридоре.

Парень подобрал с пола залитое кровью кожаное пальто, вывернул, проверяя, карманы, скомкал и сунул под диван.

Старушка согнулась посмотреть.

- Выбросили, как думаете? - спросила она у меня.

- Можешь взять, бабуля, - сказал ходатай за Чико. - Кожа отмывается, если сразу и холодной водой...

- Ай, милай!

Я получил обмякшего Порфирика-Гарсиа через час после отъезда кавказской братвы. Позвоночник оказался не поврежденным. К утру ветеринар на улице Россолимо, куда я поехал из "Склифа", ввинтил стальной штырь в раскрошенную кость правой задней лапы.

Наутро я перепроверил подслушанное имя.

Шлайновская служба не располагала информацией о Тургеневе.

Человек из конторы на улице академика Королева, выдававшей лицензии на частную сыскную деятельность, слышал кликуху Чико, но особых подробностей сообщить не смог. Однако кое что имелось.

Подлинное имя - Вагаршак Овсепян, гагринский армянин.

Первые сведения: боец у прибалтийского, а точнее, петербургского авторитета Эфраима, стационарного бандита, то есть бандита, имевшего постоянное логово - три номера люкс в гостинице "Пулковская" возле аэропорта. Известность пришла позорным образом. Милицейский наряд из аэропорта донес Эфраиму, что трое его бойцов затеяли драку в ресторане. Попросив ментов повременить с протоколом, Эфраим прибыл на место и приказал орлам бежать напрямик полем в гостиницу, пока он едет туда же машиной по шоссе. Успеют до него - прощены. Не успеют - стоит ли возвращаться на работу?

Побежал один Чико и, хотя прибыл раньше босса, в вестибюле подвергся прилюдной порке. Эфраим всегда так наказывал, если не убивал. Кто бы мог подумать, что адепту телесных наказаний оставалось жить до полуночи? Чико плевал на порку. Не в наказании суть. Босс вправе назначать любое... Нарушили данное ему слово, в этом все было дело. Но это уже моя догадка.

Чико выбрал кличку из романтических побуждений. В Гагры приезжал Александрович. Гастроли тенора совпали с тем периодом в жизни Вагаршака, когда подросток переживает превращение в мужчину. До невозможности сладкие слова и мелодия впитывались сердцем: "К нам едет Чико, к нам едет Чико, к нам едет Чико из Порто-Рико!"

Чико вылупливался из уголовного мира вместе с новой в его среде формацией "демократов". Не отвечал на малявы, не являлся на толковища. Авторитарный режим рухнул по одну сторону, легальную, от линии раздела добра и зла. Тогда рухнули авторитеты и по другую сторону, которая была нелегальной. Перебравшийся в Москву Чико подрабатывал третейским судейством для черных землячеств. Деловые негры, обрусев и заведя бизнес, прикрытый женами с российскими паспортами, заразились лихорадкой стрелок и разборок. Тогда-то и появилась у Чико фамилия. Он принимал клиентов в казино "Тургенев" на Рождественском бульваре близ московского почтамта.

Тургенев слыл старомодным. Клялся здоровьем матери. Танцуя, прижимал телку, а не месил воздух руками и ногами на расстоянии. Спиртное не употреблял, и черные подданные считали его мусульманином.