полу газеты. Самым ароматным был “белый налив”. Я наслаждался вкусом яблок, и не меньшее наслаждение доставлял мне их аромат, наполнивший весь наш дом.
Второе воспоминание, навеянное запахом яблок, – это моя работа почтальоном Фрунзенского района в Ленинграде. Мне пятнадцать лет, я несовершеннолетний и разношу почту в летние каникулы ранним утром, пока взрослые спят и не могут обратить внимание на слишком юного почтальона. Выход в пять утра. Маршрут – начало Загородного проспекта до Владимирской площади, – включавший в себя десятки домов.
На плече тяжеленная сумка, набитая газетами, журналами, письмами. Общих ящиков на первом этаже в то время не существовало, и надо подниматься с нелёгкой ношей на последний этаж и, спускаясь вниз, засовывать письма и газеты в почтовые ящики, присобаченные к входным дверям.
И упаси бог перепутать письмо или газету, вложив её не в положенный ящик, или, устав, оставить сумку на подоконнике первого этажа. Обязательно какая-нибудь сварливая старушенция, страдающая бессонницей, будет тут же звонить начальнику почтового отделения и жаловаться, что ленивый почтальон оставляет сумку с письмами и газетами.
Но что тяжесть сумки по сравнению с лестничными запахами, с вонью обоссанных или облёванных подъездов! Окна на лестничных клетках не открывались, и к устоявшемуся запаху табачного дыма, мочи и блевоты добавлялись запахи десятков кухонь, просачивающиеся из дверей коммуналок. Я с отвращением нырял в подъезды домов, бегал, пыхтя и задыхаясь, по лестницам, проклиная вонищу, проникающую мне в ноздри и пропитывающую одежду.
Но был один подъезд, к которому я спешил с сумкой на плече как на свидание. Я открывал тяжёлую дверь, входил на лестничную площадку, ставил сумку на пол, закрывал глаза, делал глубокий вдох… и переносился в наш сад в Кёнигсберге, в наш дом, к моей любимой бабушке. А всё дело в аромате яблок, которым была наполнена лестница дома. В подвале находился склад фруктового магазина, и горы яблок, среди которых, судя по запаху, было немало белого налива, служили волшебной отдушиной мне и моему измученному носу.
Визит к маршалу Жукову
Быть комендантом Бранд-Эрбисдорфа моего отца тяготило. Понимая, что заслужил более почётное место, он решил обратиться к маршалу Жукову. Разумеется, маршал будет рад увидеть своего боевого соратника и порученца вместе с красавицей женой и детьми – сыном и дочерью. И вот семейство Шемякиных едет на поезде из Германии в Москву на встречу с легендарным маршалом.
Перед визитом мама пичкает меня с сестрёнкой Таней апельсинами, конфетами, мандаринками, чтобы мы не хватали ничего во время десерта и вели себя прилично. И ещё долго-долго объясняет, как нам надо держать себя в гостях у маршала. Мать в роскошном вечернем платье, отец в парадном мундире. Сестрёнка нарядная, с большим бантом на голове, а я в ученическом кителе с подшитым белым воротничком и в отутюженных брюках. Все при параде, едем на квартиру к маршалу в знаменитый Дом на набережной.
Миновав охрану, поднимаемся к квартире маршала. Дверь открывает прислуга, пропускает нас в огромную прихожую и удаляется, не предложив снять верхнюю одежду. Минут пять мы стоим молча в прихожей, неожиданно открывается боковая дверь, и из неё выползает небольшого росточка толстая женщина, коротко стриженная, с круглым одутловатым лицом. Окинув нас подозрительным взглядом, бросает небрежно отцу: “А, Миша, это ты? А это кто с тобой?” Отец бодро рапортует коротышке – супруге маршала (отец называет её Диевной), что это его жена Юля, актриса, и сын с дочкой. Красавица мама с достоинством кивает Диевне, и той становится всё ясно. Маршалу не надо знакомиться с этой актрисой, уж слишком невыгодно она будет её оттенять.
Не приближаясь к нам, не протянув руки, маршальша тянет, обращаясь к отцу: “Георгий последнее время так людей боится…” И уже – нам: “А вы сходите напротив в военторг, чего-нибудь посмотрите”. Моя сестрёнка вдруг выпаливает: “А сегодня военторг закрыт”. – “Ну так погуляйте вокруг него, – отвечает коротышка, и опять отцу: – А ты, Миша, посиди здесь, подожди, пока придёт Георгий Константинович”.
Мама с побелевшим от гнева лицом берёт нас за руки, и мы, не попрощавшись, уходим. Холодно. Мы стоим у военторга. Сколько ждать, что делать? И ровно через несколько минут перед нами появляется отец. “Миша! А как же Жуков?!” – восклицает мама. “Знаешь, Юля, я подумал, а пошли они все…” И мы возвращаемся в этот же день обратно в Бранд-Эрбисдорф. Увы. Обед с маршалом не состоялся.
Рижское комендантство
Похоже, маршалу Жукову было всё-таки не очень приятно узнать о несостоявшейся встрече, и следствием этого стало неожиданное назначение отца на должность коменданта столицы Латвийской Советской Социалистической Республики – города Риги.
Да, Рига – это вам не Бранд-Эрбисдорф! Большой красивый город. Красавица Даугава, несущая свои воды. Это вам не Мульда. По Даугаве ходят большие корабли, снуют катера, а на водной глади Мульды даже лодки не увидишь.
В должность коменданта отец должен вступить через пару месяцев, пока не истечёт срок предыдущего коменданта. Мы переезжаем. Отец днём знакомится с предстоящими обязанностями. Мама увлечена сочинением детских стихов и бегает по разным издательствам, читая свои стихи редакторам и слушая чтение других начинающих поэтов, жаждущих печататься.
В стихах часто фигурировал её сын, то бишь я. Аппетит у меня был неважный, но сладкое я любил. Одно из стихотворений, обидевшее меня, помню:
Посмотрите на мальчишку,Как мальчишка этот глуп.Перед ним стоит тарелка,А в тарелке стынет суп.
“Ну почему, если мальчик не хочет есть суп, он сразу должен называться глупым?” Но мама с выражением читала дальше:
Я хочу, чтоб на обедПодавали мне конфет… и т. д.
Одна престарелая поэтесса, явно из “тех”, смешила маму до слёз своими опусами, которые она с чувством читала перед редколлегией. Стихи, как и старомодно одетая дама, были явно не ко двору. Дослушать до конца ни одно из них редакторы не хотели. Но первые строки из двух поэм мама запомнила и прочла нам, копируя голос и декламацию этой дамы.
Я только час тому назад вдыхалаСусаль твоих погон.
И второе:
Страданий Иисуса Христанароду было мало…
Циркачка тётя Женя
Мама знакомилась с соседями, мечтала, что будет, как жена коменданта, бесплатно бывать в театрах на всех спектаклях, на всех балетах. Отец скучал по вечерам и думал о выпивке, но крепился, поскольку серьёзность высокой должности, к которой он готовился, пьянство исключала. Как вдруг в один из будних дней на пороге нашей квартиры появилась не совсем обычная компания. Дородная красавица блондинка в длиннополом пальто нараспашку, белокурые её волосы венчала лихо сдвинутая набок кубанка, под мышкой она придерживала могучей рукой небольшой бочонок, в котором что-то бултыхалось. По бокам стояли два мальчика в кепках, кургузых пиджаках и брюках, заправленных в резиновые сапожки.