время засады или другой какой ловушки, на которые горазда Навь. Потому и учимся сызмальства мечом и копьем владеть.
— Да я, вообще-то, думал о том, чтобы наконечники из громовых стрел прикрепить к копьям смертных и обучить их в небо подниматься верхом, — озвучил идею Боемысл.
— И ты, брат, под седлом у смертного полетишь? — ушам своим не поверил Боеслав.
— Ну я же летал, — дружески хлопнув зардевшегося от смущения Медведко по плечу, усмехнулся Яромир.
— Да он вроде бы не совсем смертный, — с подозрением глянул на парня Боеслав.
— Кстати, да. Ты-то какое отношение к Верхнему миру имеешь? — поинтересовался у смертного Боемысл.
Медведко, попросив прощения, откашлялся после дружеского хлопка не рассчитавшего, как обычно, силу ящера. Конечно, целительницы делали все возможное, не позволяя хвори взять над парнем верх. Но надорванное легкое ему еще очень сильно досаждало, терзая лихорадкой. С другой стороны, он еще легко, считай, отделался. Да и то потому что в качества орудия в борьбе с Навью использовал не рожок, а более легкую в обращении свирель. Дозорные, подающие сигнал о приближении врагов, нередко от сверхчеловеческого напряжения просто падали замертво.
— Моим дедом по матери был семаргл, — виновато потупился парень.
Лана уже знала, что он рано остался сиротой, а отца и вовсе не помнил, хотя Веда и другие целительницы подтвердили догадку о том, что выжить в схватке с Кощеем Медведко помогла не только текущая в его жилах кровь обитателей Верхнего мира, но и наследие ящеров. Мало ли кому приглянулась пригожая смертная во время купальских ли игрищ или на зимних ли посиделках.
Верно, потому Медведко так болезненно воспринял обиду, нанесенную Горынычем Забаве. Видно, именно из-за сиротства не приняли его победу пастухи. Гордей, похоже, думал иначе и парня привечал, зная, что теперь у просторной избы будет надежный хозяин. А Медведко не возражал по поводу доли примака, не чая дождаться того дня, когда соединится с Гордеей.
Яромир хоть и прожил на свете на несколько веков больше, но лелеял схожие мечты. Благо Лана давала ему надежду. Вот только на пути к счастью да и просто выходу в город возникли препятствия, преодолеть которые оказалось не легче, нежели сразиться с самим Кощеем.
Когда Медведко уже достаточно окреп, чтобы принять участие в очистительных обрядах, в лечебницу пришел Велибор, который прежде заходил раз или два, да и то лишь для того, чтобы справиться о здоровье своей спасительницы Ланы и отчаянного смертного. Яромира он словно бы не замечал, хотя прежде ближе него к воеводе был только Горыныч. Но о судьбе брата Велибор даже слышать не желал. Когда Дождирада, через Лану и Яромира получившая все же долгожданную весточку, попыталась поведать, как изгнанник устроился на Сорочьих горах, Велибор резко ее оборвал:
— Зачем ты мне о нем рассказываешь? Он мне чужой.
При этом в зеленых глазах под насупленными бровями плескалась такая тоска и боль, какой Дождирада не припоминала, когда он страдал от жестоких ран.
На этот раз ящер выглядел еще более хмурым, нежели обычно.
— Готовься к испытаниям, — проговорил он сурово, обращаясь к Яромиру. — Боярину Змеедару удалось убедить старейшин. Не думал, что в нем так глубоко укоренится обида за сына. Виру ж ты ему заплатил.
— Зато весь Змейгород увидел, что Землемысл не боец, — равнодушно пожал плечами Яромир.
— Ты сейчас не за него, а за себя переживай, — строго глянул на былого товарища Велибор. — Я пытался убедить старейшин, но, видно, слово рубленного в боях воина стоит нынче не так дорого, как злато и каменья, — добавил он со вздохом, имея в виду обычай боярина Змеедара приглашать старейшин на шумные почестные пиры, а потом одаривать дорогими кубками и различной драгоценной утварью.
Говорили, на что гость укажет, ту вещь и получит. За это поддерживали его старейшины, на строительство или разработку жил руды подряды ему отдавали, тем дом Змеедара и креп.
— Ну ты же не поишь старейшин сычеными медами и хмельной брагой, — фыркнул Яромир. — А что кровь проливаешь за Змейгород, так они того не видят. Что же до испытания, я его не боюсь. Нынче Правда уж точно за мной! А за поддержку спасибо!
Поскольку Велибор сказал, что между землей и водой можно выбрать самому, Лана уцепилась за этот ничтожный шанс милому помочь. Хотя и понимала: в запирающих магию оковах он все равно будет бессилен, точно смертный. Разве что остается надеться на изначальную крепость породы ящеров. Другое дело, что она послала зов батюшке Водяному и, дожидаясь ответа, через Даждьросу связалась с Хозяйкой Медных гор, которая обеих девиц успокоила, но намекнула, что путь к счастью лежит через Навь. Лана решила мудреные речи предсказательницы обдумать как-нибудь потом. Но за надежду уцепилась клещом, поучая накануне избранного дня Яромира:
— Когда тебя спросят, выбирай воду.
— Я плавать не умею, — отшучивался тот, но Лана видела, что он волнуется.
Она и сама не могла найти себе места, пересчитав в лекарской, кажется, все половицы, перебрав все ворсинки перины и измельчив в ступке все травы, которые дала ей сердобольная Веда. Батюшка Водяной так и не ответил на ее весть. Неужели не услышал? Неужто решил, что дела, заставлявшие его в день преодолевать расстояния в десятки поприщ, важнее избранника дочери. Или вовсе не одобрял ее выбор?
— Я пойду вместе с тобой, — накануне испытания неожиданно заявил Медведко, который за время вынужденного бездействия сблизился с ящером, насколько это возможно, а Лану развлекал игрой на дудочке. Хотя почти после каждого наигрыша отдыхал.
— Только тебя мне не хватало, — в своей обычной резкой манере попытался отговорить его Яромир. — Едва хворь от тебя отстала, а ты хочешь опять легкие рвать?
— Боярин Змеедар — мой отец! — скривившись, как от сильной боли, признался Медведко. — Он мою мать обманом в свой терем заманил. Пообещал, что меньшицей возьмет, если она родит ему дитя двух миров. А, когда узнал, что я смертный, выгнал.
— Если ты во время испытания погибнешь, с ним поквитаться точно не сумеешь, — посерьезнев, проговорил Яромир.
— И все же позволь и мне за Правду постоять, как вместе против Кощея стояли.
Когда Лана поняла, что смертный задумал, ее сердце загорелось надеждой. Старейшины не догадывались, что Медведко тоже владеет ворожбой.
И все же в назначенный день, стоя возле бездонного колодца, в который надлежало на условленный срок опустить испытуемых, она чувствовала трепет. Особенно в тот миг, когда на Яромира надели сдерживающие магию и не позволяющие всплыть на поверхность тяжелые каменные оковы. Ящера, стоявшего сейчас, как и Медведко, босиком в одной посконной