Читать интересную книгу Замок воина. Древняя вотчина русских богов - Валерий Воронин

Сам же дом чем-то был похож на тот, в котором проживал дед Василий. Тоже двухэтажный, и лестница на второй этаж – с улицы, только здесь каменная, точнее, отлита из бетона. В целом это был типичный татарский дом, каких в сёлах я видел достаточно.

– Это дом Сулимы! – вдруг сказал дед Василий.

От услышанного я буквально остолбенел. Как здесь, в Счастливом, может быть дом Сулимы? Возможно, я ослышался или дед Василий решил меня разыграть…

Старик не дал мне опомниться и стал быстро (для его-то возраста) рассказывать историю этого дома. Оказывается, после рождения Сулимой ребёнка Юсупов-старший затеялся построить этот дом. Сулиме с её младенцем по целому ряду причин находиться в Коккозах было нельзя. Вскоре началась война, и строительство замедлилось. Лишь в 1918 году Сулима вместе с Ибрагимом перебрались сюда окончательно.

– Ибрагим – это её сын? – догадался я.

– Сын… – подтвердил старик.

– А откуда же вам известна эта история? – вдруг вырвалось у меня. Вы же сами мне рассказывали, что уехали из Крыма, а после – вас призвали в армию…

– Так от дяди Ивана же! – как само собой разумеющееся сказал старик. – Это же я уехал. А он остался. Всю войну с Германией был в Коккозах. Его на фронт не взяли – по годам не подходил. Вот он и жил у князя. Сторожем был, садовником – если надо. Ну и, конечно, если где камень класть… Незаменимый человек.

Почитай, всю революцию и гражданскую здесь околачивался. Видел, как Врангель уходил из Крыма. А затем пришла советская власть. Иван им не приглянулся, не взяли в свою партию. А может, сам не захотел. Когда юсуповский дом стали грабить, не выдержал он и покинул Коккозы. Говорил мне – сердце ныло от жалости. Зачем растаскивать добро? Ну, прогнали князя – сами теперь живите. Так нет же! Почитай, всё, что внутри было, вынесли. Хорошо, что сам дом устоял, по камушкам не разнесли…

Я слушал дедов рассказ и вспоминал обнаруженные мною тексты в старой тетрадке. Может, и в самом деле заклинание Шариде и древние серебряные диски, вложенные в углы фундамента юсуповского дворца, сыграли свою роль, не допустив его разру-шения.

– Мы с дядей Иваном увиделись уже при Советах. Я с гражданской пришёл, а он из Крыма вернулся. Радости от встречи не было предела! Думал же, что вовсе не свидимся… Столько людей тогда сгинуло.

Вот тогда-то он и рассказал мне об этом доме. О судьбе Сулимы. Дядя же и помогал ей строить… Сама-то она, хоть и наделена была княжеским рублём, да в нашем деле не понимала. К тому же и князь не хотел допускать к строительству чужих людей. Только проверенных…

9

– Да зачем ему проверенные? – удивился я. – Обычный же дом!

Дед Василий только головой кивнул.

– Это он с виду такой. Князь виды имел какие-то. Уж не знаю, то ли с Ибрагимом здесь связано, то ли с Шариде, то ли с самим домом.

Место же здесь – гиблое.

– Гиблое! – воскликнул я. – Так зачем же дом строили?

Дед повёл плечами.

– Дядя Иван сказывал – в том воля Шариде была, а князь согласился. Здесь кладбище старое. Дом на месте, где был вход на его территорию. От кладбища, почитай, ничего и не осталось. Никто не помнит, какому народу принадлежат усопшие здесь души. Но Шариде упёрлась – строить здесь!

Так что дом стоит на границе двух миров – живых людей и мёртвых. Поставили его, как запечатлели тайну прошлого. Дядя Иван мне много рассказывал об этом месте. Как иногда страшно ему было. А ведь он не из пугливых. Если бы не твёрдое слово, которое давал князю, довести строительство до конца – сбежал бы.

От дедова рассказа мне вдруг стало не по себе. Даже белый снег, окружавший меня, стал каким-то враждебным. Окна дома Сулимы, как зрачки, стали впиваться в меня, изучая чужака. Я обратил внимание на тишину, даже собаки не лаяли, и птиц не было слышно.

– А здесь что, собаки нет?

– Спохватился, – криво усмехнулся дед Василий, – коли была бы, давно разбрехалась бы… Собаки тут не держат. Одни сбегают, другие дохнут. Да и люди…

– А что люди? – спросил я.

– Тут после войны Отечественной уже столько хозяев сменилось! Долго никто в этом доме не может жить. Какая-то сила выгоняет людей…

Я попятился назад, желая как можно быстрее уйти отсюда. Дед Василий увидел моё смятение и остановил меня.

– Не бойся! Ничего с тобой не случится…

В этот момент хлопнула входная дверь, и на пороге показался пожилой (для моих юных лет) мужчина. Очевидно, это был хозяин дома. Хотя я после рассказа деда Василия подумал о Сулиме. Вполне могла появиться и она. Хотя такое предположение – лишь плод моей фантазии.

Мужчина, вышедший из дому, оказался хорошим знакомым деда Василия. Они поговорили какое-то время на им обоим близкие темы. Я же за это время успокоился и пришёл в себя. Дед Василий отказался входить в дом, сославшись на какие-то причины. Скорее всего, он меня пожалел, увидев, как изменилось моё лицо после рассказа о гиблом месте.

Вскоре мы двинулись в обратный путь. И я уже бодрым голосом спросил у старика, почему же он не приехал к своей Сулиме уже после Гражданской войны, когда стала налаживаться мирная жизнь.

– Да как же ж, приезжал! – почти выкрикнул старик. – Как дядя Иван рассказал мне про этот дом, так я и поехал. Правда, прежде мне не приходилось бывать тут, и адреса точного не знал. Но Иван посоветовал разыскать Петра Коваля, который обитал в Коккозах по-прежнему. Он же хорошо знал дом Сулимы.

– Петра? – уточнил я. – Вы же говорили, будто его зовут Иваном.

– Иваном? Нет-нет. Я такого сказать не мог. Коваль всегда звался Петром.

С дедом Василием я спорить не стал. И вообще, какая разница, кто его привёл в дом Сулимы – Иван или Пётр?

Старик стал рассказывать, с каким трепещущим сердцем он вошёл во двор, где мы только что стояли. И если бы не поддержка Коваля, мог бы и чувств лишиться. Я хмыкнул – у меня такое же состояние только что было. Может быть, так место влияет? Не хотелось бы больше возвращаться в дом Сулимы…

– Коваль громко окликнул хозяев по-татарски, – продолжил дед Василий, – и вот на пороге появилась Сулима. Увидела меня – зарделась. Но следом явилась и Шариде.

– Откуда она здесь взялась?

– Мне ещё дядя Иван говорил, что когда стали грабить охотничий дом Юсупова, Шариде исчезла. Появились слухи, будто бы к дочери подалась. Как видно, люди правду говорили.

Шариде стала что-то громко говорить. Я не понимал ни слова, но тревога поселилась в сердце моём. Сулима закрыла руками лицо, а затем развернулась и убежала в дом. Меж тем Коваль перевёл мне слова шаманки: «Гонит она тебя, не желает видеть здесь». Я стоял, как оглушённый, и почти ничего не понимал. Очнулся, когда мы с Ковалем уже выходили из села. Тогда оно на татарский лад называлось Узень-Баш. Это уже после войны его переименовали в Счастливое.

Я слушал рассказ деда о том, как, опомнившись, стал он выспрашивать у Коваля, почему Шариде прогнала его. Ведь он, Василий, пришёл с чистыми намерениями. К тому же мать Сулимы знала его добрый десяток лет и не могла не догадываться о чувствах молодых людей. А такой срок – разве не доказательство верности и силы любви? К тому же брал бы в жёны женщину с ребёнком, а на такой поступок мало кто из мужчин был способен.

– Коваль, – продолжал дед, – выслушав меня, рассмеялся и громко сказал: «Чем ты слушал! Я ж переводил все её слова». Мне ничего не оставалось, как сознаться, что ничего не помню. Тогда он сказал, что Шариде сейчас меня спасла. Она утверждала, будто бы, если я покину Крым, то проживу долгую жизнь. В противном случае со мной случится большая беда.

Но когда любишь, разве важно, что случится когда-то в далёком будущем? Конечно же, нет! Я не внял увещеваниям матери Сулимы и попросил Коваля прийти сюда ещё раз. Он отказался. Я настаивал, но…

На следующий день пришёл один. Вызвал Сулиму. Она вышла вместе с мальчиком. Указав на сына, сказала – Ибрагим, когда вырастет, будет здесь хозяином, а не я. Она говорила по-русски плохо, и понять точнее сказанное ею мне было не под силу. Шариде не вышла на порог, хотя я чувствовал присутствие этой женщины. Она вещала устами Сулимы. И я снова потерял смысл услышанного…

Больше я сюда не приходил. Уехал домой, в родное село под Тулой. Вскоре женился. А что делать, не ходить же век холостяком! Было у меня два сына, работы каменщиком – сколько угодно… А потом началась война. Меня и старшего сына, Колю, взяли рыть окопы. Вместе с отступающей Красной Армией пришлось отходить… Потом вернулись домой, когда наши пошли вперёд. Но села не осталось – одни головёшки. Вся моя родня погибла.

Война, внучек, это самое страшное, что может случиться с народом и с тобой. Николая взяли в армию. Но, слава богу, он живым вернулся домой. Вскоре женился, детки пошли. Наше село охочих отстраивать не нашлось, мы осели в Туле. Но мне одиноко стало жить. И я решил поехать в Крым. Тогда здесь происходили большие перемены…

Узень-Баш я нашёл обезлюдившим. Татар выселили из Крыма, а новых переселенцев в их жилищах было очень мало. Это потом сюда понаехали люди… Я нашёл дом Сулимы, но понятно – был он пуст. Побродил по первому этажу, сходил на второй. И вдруг…