ведь для этого человека не было большей муки, чем сознавать постылость окружающего мира. В такой ситуации пропадает всякое желание жить, наступает состояние полной безнадежности. Не соверши он поджог, наверно, покончил бы самоубийством. Поджог, как и самоубийство, тоже средство самоуничтожения.
Мне было понятно душевное состояние этого преступника. Я лично не собирался ничего поджигать. Я выбрал более хитроумный способ. Преступник ничего не выигрывал от поджога, а кража мне кое-что давала. Из этого следует, что я руководствовался не столь бескорыстными мотивами, однако и мне была не чужда мысль о самоубийстве.
Да и если я прогорю, чем это лучше самоубийства? Ведь я решил: при неудаче покончить с собой. Право, мне было не о чем сожалеть.
Года четыре назад покончил с собой мой брат. Он был школьным учителем. Причина самоубийства осталась невыясненной. По моим наблюдениям, ему тоже все опостылело и исчезла надежда, что все еще обойдется, образуется, нужно только потерпеть. Когда причина отчаяния ясна, с ним еще можно рано или поздно справиться. Но когда отчаяние безотчетно, когда оно наваливается на тебя со всех сторон, остается либо самоубийство, либо безумная месть.
В понедельник, отпросившись у начальника, я после обеда ушел со службы и направился к муниципальному управлению самого отдаленного района Ситамати с целью украсть мопед. Мне было хорошо известно, что служивый люд чаще всего пользуется этим видом транспорта, а беспечная молодежь, отправляясь в муниципалитет по незначительным делам, обычно оставляет свои машины прямо на улице незапертыми. Я стал наблюдать, выжидая благоприятный случай. Мне пришлось несколько изменить свою внешность, я был в джемпере, соломенных сандалиях на резине, на глазах темные очки.
Не прошло и часа, как мопед был в моих руках. Плевое дело. Нет ничего легче мелких краж. Сдается, что в любом городе мира люди только и делают, что обворовывают друг друга. И так будет продолжаться до тех пор, дока человечество не избавится от корысти. Если жизнь держится на частной собственности, воровство неизбежно. Уже само по себе владение вещью — дело ненадежное. Ведь вещь все равно остается вещью, она не может слиться с человеком. Вещь постоянно стремится отделиться от своего владельца, таково уж ее свойство. Собственность не может быть абсолютной, она всего лишь видимость.
Поэтому я катил на украденном мопеде как на своем собственном. Просто права собственности были на этот раз переданы незаконно. Конечно, если полиция меня задержит, машину придется вернуть. А если нет, она моя, и никаких разговоров.
Я выбрал стоянку как можно дальше от своего жилья.
— Хозяюшка, можно у вас оставить машину до завтра? — обратился я к женщине средних лет.
— Пожалуйста, — дружелюбно ответила она и вручила номерок.
Утром следующего дня, явившись на службу, я первым делом пошел к начальнику и подал просьбу об увольнении, обосновав ее срочной необходимостью возвратиться на родину. Мне до смерти надоели все эти акты гражданского состояния, которыми приходилось заниматься в муниципалитете, и я подумывал о том, что хорошо бы, свершив преступление, найти вслед за этим подходящую для себя работу.
— У меня уже собраны вещи, и я хотел бы уехать сегодня вечером, — заявил я ему.
— Помилуйте! Нужно издать приказ об увольнении и произвести расчет. Нет, никак не раньше часа дня.
Отсидев до часу, я получил деньги и отправился на вчерашнюю стоянку за мопедом. На соседнем кладбище я прихватил два небольших камня. Теперь я был в полной готовности. Банк работал до трех. В 2 часа 25 минут мой мопед подъезжал к знакомому зданию на холме.
Включив передачу, я оставил машину рядом с подъездом.
В помещении было светло и чисто. Место, где происходили операции с наличными деньгами, было обнесено медной решеткой. Три молодые женщины ловко орудовали пачками ассигнаций. Я сел на скамейку перед окошечком и, сделав вид, что дожидаюсь своей очереди, стал присматриваться к обстановке. Правая рука сжимала в кармане камень.
Выждав, когда клиент, получивший деньги, удалится, а охранник направится в противоположную сторону, я повернулся к окну за спиной кассирши и бросил камень. Раздался грохот, посыпались осколки. В этот миг я просунул через окошечко руку и, схватив пачку ассигнаций, бросился к дверям, на ходу засовывая ее в карман. На улице меня поджидал мопед. Я с разбегу прыгнул в седло, одним духом спустился с холма и, проскользнув в потоке машин, выехал прямо на зеленый свет, затем свернул в переулок налево, потом направо, сделал большой круг и снова оказался на вершине того же холма. Тут я замедлил ход, чтобы не привлечь внимание, и вскоре оказался за городом. Пока все шло по плану. Промчавшись километров двадцать, я заметил большой храм, в роще позади него я снял номерной знак, тщательно стер с машины отпечатки пальцев и столкнул ее в стоячую воду заброшенного пруда. Наблюдая за маслянистым пятном, расходящимся на поверхности воды, я вынул пачку и стал считать деньги. Оказалось всего восемьсот тысяч иен в десятитысячных банкнотах.
Приближалась ночь, какое-то чувство подсказывало мне, что возвращаться домой опасно. Я пошел к Мари. Пришлось пообещать, что мы поленимся в самое ближайшее время, и меня с радостью оставили па ночлег. О, то была самая страстная ночь, проведенная с этой женщиной. Но именно ей предстояло быть и последней в нашей жизни. Конечно, я ничем не выдал своих истинных намерений, преступник обязан беречь свое одиночество во имя собственной безопасности. Я знал, что нет ничего опаснее таких связей. Недаром скрывающихся преступников часто обнаруживают у их родственников или знакомых. Это была счастливая ночь и для Мари. Как, оказывается, немного надо для счастья, если его можно ощутить даже в момент, когда все ложь и фикция!
Этой ночью во мне впервые заговорило чувство жалости к одинокой Мари.
Я бодрствовал, в то время как она безмятежно спала, уткнув голову в мое плечо. Видимо, она успокоилась, решив, что отныне ей есть на кого положиться. Перед моими глазами всплывала картина того, что произошло днем.
Да, я украл деньги. Деньги из банка. Но ведь они принадлежит множеству разных людей, и установить, кто именно их владелец, невозможно. Банк лишь временный их хозяин. Деньги должны быть возвращены вкладчикам. Кто именно из них пострадавший, установить невозможно. Банк своего рода уполномоченный этих пострадавших.
Обладание вещами не больше чем видимость. Вещи то и дело перемещаются от одного человека к другому, таково уж их свойство. Если А проявил неосторожность, вещь перейдет к В, а стоит тому зазеваться — и она уже переместилась к С. Таков постоянный процесс перемещения, и