Чет устремился вверх — грудь уже горела, хлебнул воздуха пополам с водяной пылью и снова нырнул, мощно, сильно.
«Помоги, мать моя великая».
В руках его полыхнули клинки — чудовищный дух тянул царицу на дно — и Чет сжался, как пружина, толкнулся вперед, перерубая плотные щупальца, удерживающие женщину, оскалился, чувствуя, как его ноги опутывает очередной жгут — и расслабился — дух тянул его к пасти. И уже перед самой гигантской мордой он извернулся, ударил оружием по водяному канату — вода застонала, заревела — и наотмашь, особо не разбираясь, начал полосовать плотный живой шар воды, стремясь добраться внутрь — туда, где пульсировал, свиваясь и извиваясь, клубок водяных стихийных нитей.
В глазах темнело, не хватало воздуха — но Мастер двигался вперед, отбиваясь от хлещущих по нему потоков — и дотянулся-таки, ударил в самое сердце, увидел, как распадается клубок, успел почуять, как успокаивается озеро — и потерял сознание.
Темное небо сверкало звездами, Белое море, усмиренное, было ласково и тихо, а на поверхности воды маленькая черноволосая женщина бережно удерживала гигантского мужчину, и покорные течения несли их обоих к берегу, пока не прибили к светлой мраморной отмели — вынесли на камень и откатились, оставив двоих на твердой земле.
— Большой, а глупый, — бормотала она расстроенно и мягко, приложив ухо к широкой груди — она, наверное, могла бы поперек лечь на эту грудь, если ноги поджать, и еще место осталось бы. — Как ворочать-то тебя?
Она стучала кулаками по его груди, потом вскочила на нее ногами, прямо туда, где было сердце, и начала прыгать, упорно, сильно.
— Переупрямила бы я его, — ворчала она и набирала дыхание для очередной серии прыжков, — никуда бы не делась. Или нет? Ох, старая я дура, забыла, каково это — с неприученной стихией связываться, привыкла, что все меня уже знают и признают. Ну что ты лежишь! — крикнула она и всхлипнула. — Дыши давай! Не дам умереть!
Гигант лежал безразлично, похожий на камень, и царица соскочила с него, подняла руки — поднялись высокие волны, двумя прозрачным ладонями перекатили мужчину на бок, зажали и стали мять грудь — с каждым нажимом рот дракона открывался, оттуда плескало водой, а царица уже рычала и плакала от отчаяния.
— Дура я, дура! Матушка, помоги, прошу, помоги!!!
Спустя несколько мгновений с неба прозвучал тонкий усталый вздох, и призрачная женщина вдруг прильнула к устам своего сына — и тут же отпрянула назад, в небесные чертоги. И широкая грудь дрогнула, заскребли пальцы по белому камню — и изо рта дракона с кашлем и хрипом хлынула вода. Четери скорчился на берегу, поджав ноги, и судорожно пытался вздохнуть. Заходился кашлем, до рвоты и спазмов, и мучительно извергал воду, вздрагивая, выгибаясь и силясь набрать-таки в легкие воздух.
— Вот так, милый, давай, — уговаривала его царица, — дыши, дыши, пожалуйста!
Самые страшные минуты были это для нее в жизни — даже когда она бесновалась на коронации и на остров двигались гигантские волны — не было ей так отчаянно больно и страшно.
Он затих минут через двадцать. Очертания гиганта таяли, оставляя на берегу обычного — хотя какой же он обычный? — красноволосого мужчину. И царица хлопотала вокруг него с причитаниями, как простая девка, подкладывая свою одежду под тело, накрывая его и ложась рядом, чтобы согреть. Обхватила, прижалась, поцеловала в щеку — он смотрел в небо как в вечность, и что видел он там — непонятно, и прошептала «Спасибо, брат мой».
Через некоторое время он вздохнул рвано и хрипло — ноздри его раздувались, подрагивали — несколько раз поводил кадыком и довольно резко отстранил от себя тихую, как мышка, Иппоталию.
— Мне надо поохотиться, — сказал Четери сипло в ответ на ее тревожный взгляд, — тебе опасно сейчас быть со мной. Жди. И не двигайся, пока я не улечу.
Дочь Синей смирно кивнула, наблюдая, как тяжело бредет он вверх по белому склону. Шел мужчина долго, и очевидно это давалось Чету нелегко. А затем царица любовалась, как поднимается над озером белый дракон — ящер после оборота повернул в ее сторону голову и молча, не мигая, стал принюхиваться. Зашипел-заклекотал злобно и сорвался с места — подальше от нее.
Долго его не было — уставшая царица успела вздремнуть, закутавшись в свою куртку, когда над ней захлопали огромные крылья и метрах в пяти свалилась разодранная туша небольшой рогатой газели. Сильно запахло кровью. Четери приземлился, обернулся — его тело светилось в темноте странными орнаментальными узорами, и глаз было не оторвать, так это было красиво.
— Я насытился, — сказал он, когда приблизился, — принес и тебе еды. Но у меня нет огня, чтобы запечь для тебя. Будешь ли ты есть сырое?
Царица улыбнулась, встала, повела руками — и опустилась на землю огромной чайкой. Крикнула остолбеневшему дракону что-то по-птичьи, насмешливо, запрыгала к туше и стала отрывать куски мяса большим крепким клювом. Четери усмехнулся и уселся на каменный берег, скрестив ноги.
— Я не видел второй ипостаси Синих, — произнес он, когда большая птица превратилась обратно в женщину.
— Никто не видел, даже мои мужья, — откликнулась она, натягивая рубашку, — только ты. Так могут только в моей семье. Отдохнул? Как чувствуешь себя?
— Что со Светланой? — спросил дракон, проигнорировав последний вопрос. — Ты не видела ее?
— Да когда? — возмутилась Иппоталия. — Я как погрузилась, так сразу с водником сцепилась.
— Откуда здесь водяной дух? — хмуро поинтересовался Чет, оглядываясь. Их голоса в темноте пустыни разносились далеко, отражались от высоких стен озерной чаши и возвращались шепчущим эхом. — Да еще и злой? Я ведь был уже здесь, все было чисто.
— Да какой он злой, — отмахнулась царица, — обычный он, недавно оформившийся, народившийся. Как правило, они маленькие, но тут вон сколько пространства, и жила водяная мощная, камнем долго сдерживаемая, вот и одурел, вырвавшись на свободу. Для него именно мы — зло, опасность, пришли в его дом, забрать его добычу. Он меня признал сразу, но брыкаться стал…дети маленькие знаешь как родителей на прочность проверяют и игрушки свои жадничают? Вот и он так.
— Не знаю, — ответил Чет коротко, и царица жалостливо посмотрела на него. Встала, снова потянула с себя рубаху — дракон привычно уже опустил глаза в землю.
— Снова пойдешь? — спросил он, глядя на белый камень. — Не нападет?
— Ты ж его убил, — грустно сказала Иппоталия, — новый народится, конечно, но не скоро. Поищу твою Светлану.
На этот раз ее не было около получаса — Чет успел оттащить истерзанную тушу от берега, в песок — пусть полакомятся обитатели пустыни, отмыться от крови, когда царица вынырнула и пошла к берегу, отжимая черные волосы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});