Оценивая общее положение в партии эсеров, В. И. Ленин замечал, что согласен с мнением Е. Полубинова, который «махает рукой на партию социалистов-революционеров». В то же время он считал целесообразным связать группы левых социал-демократов и левых социалистов-революционеров между собой и с их центрами за границей, однако «отдельно социал-демократов, отдельно социалистов-революционеров». Это принесет больше пользы, и «сближение, когда возможно, пойдет нормальнее. Доверия будет больше»211.
Конкретное воплощение ленинская тактическая линия большевиков по отношению к эсерам-интернационалистам нашла уже в конце первого года войны в совместных действиях при выборах военно-промышленных комитетов. Задачей этих комитетов, созданных по решению проходившего в мае 1915 г. IX Всероссийского съезда представителей торговли и промышленности, была не только мобилизация промышленности на военные нужды, но и подчинение рабочего класса влиянию буржуазии. Для этой цели было решено создать при комитетах рабочие группы, организаторами которых выступили меньшевики-оборонцы и эсеры-оборонцы. Большевики были решительно против этой затеи социал-шовинистов, идущих на поводу у империалистической буржуазии, и призвали бойкотировать выборы рабочих групп.
На собрании по выборам в рабочую группу Петроградского военно-промышленного комитета 27 сентября 1915 г. эсеры официально блокировались с меньшевиками-оборонцами. Однако часть эсеров-выборщиков212 присоединилась к большевикам и тем способствовала провалу выборов. Петроградская охранка, достаточно правильно оценивая положение, писала по этому поводу: «Не приходится удивляться тому, что единодушно поддерживавшаяся активно-боевая тактика и платформа большевиков-ленинцев произвела более благоприятное впечатление на колебавшихся левонародников, чем неопределенные положения ликвидаторов…»213.
В связи с подготовкой социал-шовинистами в ноябре 1915 г. повторных выборов большевики заключили с эсерами-интернационалистами соглашение о совместном их бойкоте. На совещании части выборщиков-интернационалистов, созванном 21 ноября Петербургским комитетом РСДРП, был выработан единый план действий, изложенный в резолюции собрания рабочих Путиловского завода. В ней говорилось, что «серьезность положения и сложность задач, поставленных историей перед рабочим классом России, требуют от него, несмотря на фракционные разногласия, единства действий».
Совещание утвердило следующую инструкцию выборщикам от завода: «1. Собрание незаконно, поэтому безразлично, как оно конструировано. Пришли исключительно для того, чтобы сделать заявление от лица организованного пролетариата трех течений: большевиков, межрайонцев и интернационалистов социалистов-революционеров. 2. До открытия собрания устроить захватным путем групповые собрания всех интернационалистов (большевиков, межрайонцев и интернационалистов-эсеров). 3. До открытия заседания, безразлично каким председателем, требовать слова для заявления и не давать никому говорить до тех пор, пока слово для заявления не дадут. 4. Получив слово, прочитать декларацию. 5. Ни в каких голосованиях участия не принимать, чтобы не давать повода думать, что мы собрание признаем законным»214.
В соответствии с этой инструкцией при открытии 29 ноября повторного собрания выборщики-интернационалисты потребовали слова для внеочередного заявления. Выступившие с декларациями рабочие Николаев от большевиков и Корякин от эсеров-интернационалистов заявили протест против фальсификации выборов, после чего интернационалистский блок во главе с большевиками покинул зал заседаний. Комедия выборов в рабочие группы продолжалась без участия основной массы представителей пролетариата.
После выборов группа петроградских эсеров выпустила обращение «К большевикам». В нем говорилось: «Мы, социалисты-революционеры, приветствуем вас, как первых, поднявших свой голос против лиц, сознательно нарушающих элементарные правила дисциплины и товарищеской этики. Вместе с вами мы будем бороться против дезорганизующих поступков и попыток буржуазии к разрешению наших внутренних споров. Собрание 29 ноября вместе с вами считаем незаконным, а лицам, принимавшим участие в голосовании и тем самым санкционировавшим данное собрание, а следовательно, и одобрившим поступки, вызвавшие его созыв, выносим наше порицание»215.
Успешный бойкот выборов питерскими рабочими под руководством большевиков оказал большое влияние на исход всей кампании. Начальник Бакинского губернского жандармского управления сообщал в декабре 1915 г., что под влиянием социал-демократов социалисты-революционеры отказались участвовать в выборах216. Против участия в них высказались эсеры-интернационалисты Саратова. Совместно с большевиками бойкотировала выборы часть луганских эсеров. Буржуазии и мелкобуржуазным партиям не удалось привлечь пролетариат к активной работе на оборону. Из 244 военно-промышленных комитетов выборы от рабочих были проведены лишь в 76, а рабочие группы созданы только при 58 из них, причем, как правило, в незначительных в промышленном отношении городах217.
Характерно, что именно воздействие большевиков, непосредственные контакты с ними способствовали усилению среди эсеров интернационалистских тенденций. Красноярские эсеры в 1915 г. стояли на оборонческой платформе, но затем положение стало меняться. «В течение зимы 1916 г., — доносил начальник Енисейского губернского жандармского управления, — среди красноярских социалистов-революционеров заметно течение в пользу объединения на почве «пораженчества» с местными социал-демократами. Главным толчком к этому явился приезд в Красноярск члена большевистской фракции Государственной думы Бадаева, который прочитал среди местных эсеров и социал-демократов реферат на тему «Победа или поражение?»».
В целом партия социалистов-революционеров в годы войны не укрепила своего положения. В ней не было единства, ее организации являлись слабыми и разобщенными. Как и другие партии, выступавшие против самодержавия, социалисты-революционеры, особенно их левое крыло, подвергались репрессиям. К концу 1914 г., по некоторым сведениям, левонародники в сибирской ссылке занимали второе место после социал-демократов.
Царская охранка, хвастаясь своими «заслугами», докладывала в отчете за 1916 год: «Что касается партии социалистов-революционеров, то, по сведениям департамента полиции, таковой в России не существует»218. В унисон с этим заявлением звучит и признание члена ЦК эсеров Зензинова, который писал: «Мы старались прежде всего, чтобы тлеющий огонек нашей партии не погас окончательно»219.
Переход большей части партии социалистов-революционеров во главе с руководством под знамена социал-шовинизма и оборончества не мог способствовать ее сплочению и в то же время не был простым следствием злой воли кого-либо из эсеровских лидеров. Дело в том, что эсеры как партия с самого начала заняли внутренне противоречивую и скользкую позицию, на которой нельзя было удержаться без постоянных падений и шатаний, и ошибки их лидеров были не причиной, а следствием, «неизбежным результатом фальшивой программной и политической позиции»220.
Политическая линия, проводившаяся партией социалистов-революционеров, подтвердила, что «ахиллесова пята мелкобуржуазной политики — неуменье… избавиться от идейной и политической гегемонии либеральных буржуа»221. Об этом свидетельствовала не только позиция, занятая этой партией в годы, предшествовавшие Февральской революции, но и поведение лидеров мелкобуржуазной демократии после ее победы.
Глава четвертая
««РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» = РЕАКЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ»222
После свержения самодержавия к политике потянулось громадное количество обывателей, миллионы мелких хозяйчиков, стоявших между буржуазией и пролетариатом. В партию эсеров устремилась обывательски-мещанская масса, которую привлекали социал-патриотизм, оборончество, рассчитанная на все вкусы аморфная эклектическая программа, рыхлая организационная структура, дававшая право любому именоваться членом этой партии.
«Все могли валить на широкий эсеровский двор, — писал А. В. Луначарский. — Чувствовалось, что кадетская партия по общему размаху движения не может стать выразителем сколько-нибудь широких масс. Вместе с тем партия эсеров ни к чему не обязывала. Поэтому она разбухала не по дням, а по часам»223. В ряды социалистов-революционеров хлынули, как их иронически именовали в самой партии, «мартовские эсеры» — интеллигенты, чиновники, офицеры, мелкие торговцы, по своим политическим настроениям часто почти не отличавшиеся от кадетов. Не случайно в ряде эсеровских организаций раздавались голоса о необходимости разделить членов партии на «полномочных» (подразумевались старые члены партии) и «полуправных» (к ним относилось «мартовское пополнение»).