Читать интересную книгу Святой Рейтинг - Александр Домовец

Вздохнув, Фёдор потянулся к сапогам. И чуть не вскрикнул – с такой силой ни с того ни с сего обожгло яшмовым перстнем безымянный палец левой руки. Что за притча, ёксель-моксель?! Поднеся талисман к заспанным глазам, боец прочитал на ободке одно-единственное слово: «Валенок!».

Фёдор нахмурился. Это почему же он валенок? И с чего это перстень ругается ни свет ни заря? Но боец уже привык, и знал точно, что восточный талисман зря не скажет. На всякий случай Фёдор присел и бдительно огляделся. Тишина. Никого. Только он и сапоги. Так в чём же дело? И вдруг что-то словно толкнуло изнутри. Боец вытер внезапно выступивший пот и сдавленно выругался. Валенок… Сапог…

Дрогнувшей рукой Фёдор взял обувку, повернул голенищами вниз и потряс.

Из правого сапога выпал и покатился по траве маленький кусочек металла с острыми ребристыми краями.

Края были обильно смазаны какой-то густой ядовито-жёлтой жидкостью.

Глава десятая

Встречи на большой дороге

Лесные тропы за два дня изрядно приелись, и на магистраль, ведущую в Поросячий Угол, участники экспедиции выбрались с удовольствием. Это была хорошая просёлочная дорога, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся плохой асфальтовой. Но по ней можно было идти без риска зацепиться за корень или угодить ногой в какую-нибудь замаскированную нору, или поскользнуться на траве.

Фёдор шёл ровным шагом, ощущая в душе упругую звенящую злость. За последние дни он привык, что смерть ходит рядом. Но когда он вытряс из сапога кусочек острого металла, вывалянного в какой-то отраве, сердце дрогнуло от обиды. Одноглазый лакей, монстры позорные – что с них взять? Однако теперь его пытался убить кто-то из своих. Да ведь почти и убил! Не вмешайся талисман, натянул бы сын эфира сапог, неминуемо поцарапал ногу об острый металлический краешек, и – привет горячий…

Кто?!

Любитель детективных сериалов, Фёдор твёрдо знал непреложное правило: преступником является тот, на кого и подумать невозможно. К примеру, в знаменитом сериале «Исповедь отморозка» убийцей оказался безнадёжный инвалид – глухой, слепой, парализованный. Но от нечего делать он в совершенстве овладел ультразвуковым визгом, который вызывал у окружающих инфаркты и разрыв сосудов головного мозга. Вы спросите, зачем гробить окружающих, которые о тебе заботятся? Все просто: в конце последней серии выяснилось, что паралитик просто был законченным идиотом…

Самое смешное, что подбросить отравленную железяку в сапог мог кто угодно, вплоть до Корнея. Но как раз Корнея с Сидоровым, пожалуй, можно исключить. Явно случайное появление в экспедиции, считанные часы знакомства, очевидное отсутствие мотивов… А у кого они есть, эти мотивы?

У Лефтенанта? Ерунда. Не в его интересах лишить экспедицию лучшего бойца. И, кстати, единственного. По этой же причине можно исключить Мориурти. Игрушки не игрушки, зомби не зомби, но если на пути встретится очередной монстр, спасёт от него только Фёдор. Всех остальных тварь просто схарчит или порвёт в клочья. И не надо быть профессором, чтобы понимать это. А если кто не понял, инстинкт самосохранения подскажет.

Остаётся Валя… С точки зрения Фёдора, она, конечно, совершенно вне подозрений. И по законам жанра уже этим вызывает сильнейшие подозрения… «Да ты что, сдурел?!», – мысленно заорал боец сам на себя. Но подкорка, холодно анализируя ситуацию, подсказывала, что девушка в данном случае не лучше и не хуже других. Кстати, монстров она, вероятно, должна бояться меньше, чем профессор или полковник. Всё же колдунья. Есть шансы отбиться заклинаниями или каким-нибудь иным чародейством…

В общем, дело тёмное. Налицо преступление, а мотивов ни у кого не видать. А ведь чтобы убить человека, нужны такие причины, что не дай Бог… «Что я им такого сделал, ёксель-моксель? Я их и знаю-то без году неделя», – горько подумал совершенно запутавшийся Фёдор. С самого утра он бдительно посматривал на товарищей. Должен же преступник хоть как-то проявить разочарование по поводу несостоявшегося преступления… Однако все до одного выглядели, как обычно. Никто не подходил с озабоченным видом, не спрашивал о самочувствии, не интересовался состоянием правой ноги…

От мрачных размышлений отвлёк весёлый девичий голос. Валя-Кира спрашивала, почему Фёдор угрюмый в столь прекрасное солнечное утро.

– Да вот, ребят вспомнил, дружину свою, заскучал. Как там, думаю, они без меня, – соврал Фёдор.

– Сыны эфира? Как не вспомнить… Доблестные бойцы, – сказал вдруг Сидоров. И такая насмешка прозвучала в голосе, что и без того внутренне взъерошенный Фёдор окончательно рассвирепел.

– Что вы имеете против дружины? – спросил он вызывающим тоном.

– Кое-что имею… Да вы не обижайтесь, юноша, – примирительно сказал террорист. – Против инквизиции я имею намного больше.

– И совершенно зря, Мастер Лом, – невозмутимо произнёс Лефтенант. – Вам с ней работать и работать.

Сидоров намёк понял правильно, надулся и замолчал. То-то же! Урюпинск по нему плачет, прокурор Беспонто ждёт, как родного, а он тут язвит…

Потом учёные мужи затеяли дискуссию. Дискуссия касалась научных вопросов, главным образом – ответственности за открытия и последствия их применения.

– Ведь кто-то же додумался, как на базе энергетических контуров создавать материальные объекты, – говорил Мориурти, дымя на ходу сигарой. – За такое впору Нобелевку дать. И что? Монстров наплодил, изобретатель хренов… Нет, чтобы здания возводить или, скажем, телебашни! Голову бы оторвать за монстров, и не только голову!

– А возьмите доктора Хаоса, – подхватил Сидоров. – Помните? Биохимик, который собирался извлекать жиры, белки и углеводы из информационных потоков. Вовремя его тормознули…

– Ну да, – вклинился Лефтенант. – Чистый подрыв экономики…

Сидоров с жалостью посмотрел на полковника.

– При чём тут экономика? Тут дело посерьёзнее. Кто-нибудь просчитывал физические последствия синтеза продуктов питания, по сути, из окружающей среды? Насколько я знаю, нет. И могло бы получиться, как с ядерным реактором: запустить реакцию легко, а остановить трудно… К чему приведёт, чем закончится?

Неожиданно пустынная дорога оживилась. Вдалеке показалась группа странных людей, числом трое. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все трое молоды, оборваны, патлаты, одеты в пёстрые шмотки и вооружены разнокалиберными гитарами. Фёдор на всякий случай напрягся. Поравнявшись с экспедицией, один из молодцев, повыше других, и, очевидно, за старшего, воскликнул:

– Хай, путники! Привет тебе, прелестная светлокудрая дева! Здравствуй, могучий воин! Долгие лета, мудрый старец в очках, сияющей теменем!..

– Короче, – перебил Лефтенант. – Нас тут много. Что надо?

Старший поклонился.

– Позвольте странствующим участникам художественной самодеятельности усладить ваш слух безыскусным пением, а также игрой на щипковых инструментах отечественного производства! По вашему желанию могут быть исполнены песни, баллады, частушки, припевки, ария герцога Мантуанского из оперы «Риголетто», инструментальные пьесы, увертюры, серенады, хабанеры, саунд-треки, танцы народов мира…

– Халтурой не увлекаемся! – рявкнул профессор, обиженный на «мудрого старца, сияющим теменем».

Но Валя-Кира, которой очень понравилось, что она прелестная светлокудрая дева, положила руку ему на локоть.

– Ну, зачем так, Джек? Пусть люди нас развлекут, – произнесла она тоном светской дамы, каковой, в сущности, и была, несмотря на походные трудности и тренировочный костюм. – Я бы с удовольствием послушала какую-нибудь балладу.

– Искусство принадлежит народу, поэтому артиста обидеть может каждый, – заметил Сидоров. – Но делать этого не надо, коллега…

Могучий воин Фёдор был во всем солидарен с Валей. Профессор с ворчанием согласился. Лефтенант пожал плечами, но позволил увлечь себя под сень придорожных клёнов, где экспедиция и устроилась для встречи с прекрасным.

– Баллада о тринадцатом сыне многодетных родителей, который появился на свет тринадцатого числа в роддоме номер тринадцать! – надрывно объявил старший.

Вперёд вышел невысокий молодец в живописно обтрёпанных джинсах. Зажмурившись, он ударил по струнам и запел жалостливым тенором:

Одним недрогнувшей рукойФортуна шлёт удачу,А я тринадцатый такой,И в жизни всё иначе.Одним успехи и покой,Доход и дом прекрасный,А я тринадцатый такой,Весь из себя несчастный…

Пел он очень даже неплохо. Два других менестреля подтягивали бэк-вокалом и аккомпанировали. Валя-Кира слушала, подперев прелестную головку изящной рукой. Фёдор плюнул на конспирацию и любовался ею в открытую.

Моя судьба – топтать ногойОдни и те же грабли,Ведь я тринадцатый такойИ не везёт ни капли!

Мориурти неожиданно шмыгнул носом и отвернулся, бормоча про соринку, попавшую в глаз. Лефтенант задумчиво поглаживал пистолет в подмышечной кобуре.