— А как, спрашивается, ваши дети могли видеть это?
Фисюк понял, что попался, но делать было нечего:
— Кхм! Так они же в окно видели.
— Товарищ полковник, вчера некто разбил наше окно, но оно было занавешено. Тем не менее названные дети отодвигали занавеску и заглядывали к нам в комнату. У себя дома я могу ходить, сидеть, лежать в каком угодно виде, и никого, ни вас, ни ваших детей, это касаться не должно. А чтобы ваши дети не получили тяжелую моральную травму, научите их, что заглядывать в чужие окна неприлично. Хотя, я думаю, что до сего момента и вам это было невдомек.
Фисюк был готов задушить меня, но сказать было нечего.
Триппер
Грузия — благословенный край. Рассказывают, что когда Бог раздавал землю, пьяный грузин спал в тени тутовника. Проспавшись, пришел просить землю себе, а у Бога она вся вышла. Подумал Бог и отдал кусок земли, которую для себя припас. Но не рассказывают, что Богу плотские утехи ни к чему, потому в Грузии с этим проблемы. А поскольку выпускникам военных училищ до божественности было ой как далеко, испытывали они сильные мучения, вызываемые зовом плоти. Плоть настойчиво терзала молодые организмы и просила ее куда-нибудь пристроить. Но… некуда. Женский вопрос в Грузии, особенно в таких отдаленных ее уголках, как Лагодехи, стоял очень остро. Что только не выдумывали холостяки. Весьма слабым подспорьем была турбаза, через которую транзитом проезжали не только туристы, но и туристки. Офицеров туда не пускали. Местные джигиты пользовались этим заповедником сами. Да и останавливались группы туристов там только на одни сутки. Оставались местные жительницы. Но знакомство с грузинкой, конечно, в принципе возможно. Но сопряжено с кучей трудностей. Во-первых, надо, чтобы тебя представили, как будто это не Грузия, а Туманный Альбион. Во-вторых, ваши взаимоотношения, возможно, и перетекут в плоскость половых взаимоотношений, но 90 % из 100 %, что за этим последует ваша пышная, грузинская свадьба. Что же делать, если жениться совсем не хочется? Остается надеяться на случай.
Именно он и подвернулся Женьке Богомолову, по кличке Глухой. В Калиновку — южную окраину Лагодехи, где проживали бывшие казаки, отправленные туда для охраны южных рубежей Империи еще Екатериной Великой, приехала блудная дочь неких родителей. Появилась, так сказать, «Из дальних странствий возвратясь», где, судя по замашкам, время проводила очень весело. Женька познакомился с ней в какой-то компании, и сразу же они выработали единый курс в ближайшую постель. Около недели Глухой не ходил, а парил над землей. Вот что делает со здоровым молодым мужиком нормальная половая жизнь! Однако к концу недели он затосковал, а спустя еще день пришел поделиться своими сомнениями.
Продемонстрировав мне свой детородный орган, с которого свисала мутная серо-зеленая капля, Глухой с тревогой спросил: «Козлевич, что это?».
Наморщив лоб с видом знатока, я повторил диагноз, поставленный мне военным венерологом на первом курсе: «Не волнуйтесь, милейший. Ничего необычного. Это скорее всего — триппер или сифилис». Как и я в младые годы, Глухой как был со спущенными штанами, так и сел. Я же мелодично пропел: «Я веселый гонококк! Прыг, скок! Прыг, скок!».
Далее я его успокоил, сказав, что это на 99 % все же банальный «трипак». Одна проблема, надо узнать, не «букет» ли это. Поскольку к «веселому гонококку» могли приобщиться и такие пакостные товарищи, как трихомонады и другие нехорошие компаньоны. Если триппер лечится элементарно, то все эти простейшие выводятся очень с большим трудом. Поэтому я наладил его для сдачи анализа в местную больничку. Спустя день мой диагноз подтвердился, облегчив жизнь тем, что «букета» обнаружено не было.
— Не боись, Женька! Мы этих гонококков за пять дней изведем, — уверил я Глухого, сидевшего с тоскливым видом. Как это обычно бывает, на голову подруги, его «наградившей», сыпались всевозможные кары и проклятья. Когда пламенная речь подошла к логическому завершению, должен же был Глухой выговориться, я рассказал, что и как мы будем делать.
— По одному уколу канамицина в день. На шестой день провоцируемся.
— Это как? — заинтересовался Женька.
— Главным образом пивом, друг мой, — сообщил я. — Можно, конечно, и других горячительных напитков на это дело побрызгать, но не обязательно.
Женька преданно кивнул, а я продолжил:
— Во время лечения никаких злоупотреблений и «других излишеств нехороших» быть не должно.
На том и порешили. Женька исправно приходил в обед и снимал штаны, а я его колол в «верхний наружный квадрант ягодицы».
Утром шестого дня была суббота. Глухой, переполняемый чувством благодарности, выкатил десять литров пива и пять литров коньяка. Коньяк предназначался мне «как сельскому дохтуру», которому платят натуральным продуктом. Я сперва воспротивился, сказав, что «дело-то житейское». С кем не бывает? Но потом, решив, что все равно коньяк у Женьки «халявный», а пить будем вместе, согласился принять.
Провокация прошла «на ура». Из названных напитков осталось только литра три коньяка. Утром в воскресенье Глухой прибежал радостный. Утреннее мочеиспускание прошло успешно. Заглотив коньячку для улучшения самочувствия, Женька убежал счастливый. Вечером я наблюдал своего недавнего пациента, «навострившего куда-то лыжи».
— Глухомань, чтоб ты был здоров! Ты куда это намылился? — строго поинтересовался я, помня недавние заклинания и проклятия, и клятвы в выборе партнеров и дальнейшей борьбе за чистоту отношений, которые Женька приносил самому себе в процессе лечения.
В ответ Глухой потупился и, ковыряя носком туфли песок, начал оправдываться. Суть оправданий сводилась к тому, что подруга его тоже излечилась и теперь готова к дальнейшим акробатическим этюдам в постели.
— Ну-ну! Смотри! Больше лечить не стану, — припугнул я, глядя вслед счастливой походке младшего товарища.
— Природа! Ее не обманешь, — вздохнул я.
«Отползай…»
Служил в Батумской «мандариновой» дивизии офицер по кличке Француз. История ныне умалчивает происхождение этого прозвища. Да и речь пойдет не об этом. Жил Француз в двухкомнатной квартире вместе с женой и ее родителями, имея при этом собственных отпрысков. Наверное, не стоит рассказывать обо всех «прелестях» такого сосуществования.
Тесть — «подкаблучник», даже и не пытался подавать голос против собственной супруги. Теща же, объединившись с дочерью в борьбе против зятя, портила жизнь Французу беспредельно.
Но «беспредел», даже у зэков, породивших этот термин, не приветствуется, поскольку чреват взрывом недовольства. Однако Французова теща «на киче не парилась», поэтому таких тонкостей человеческой психологии не знала. А зря. В один из дней, когда чаша «французского» терпения была переполнена, он пошел к себе в роту, взял в ружейной комнате автомат, два магазина патронов из караульного ящика и пошел на разборку домой, пока дети были в школе и детском саду.
Дабы отсечь все сомнения у домашних он дал очередь в потолок. Естественно, на стрельбу сбежались домочадцы, где и были построены у стенки. Далее следовала короткая, но выразительная речь, смысл которой можно выразить одним словом: «Достали!!!». После этого Француз цыкнул на скулящих баб и тестя и приказал готовиться к смерти, поскольку ему теперь все одно пропадать. Все трое повалились на пол и стали умолять простить их и не губить их разнесчастные жизни. Но Француз был неумолим. Тогда взмолился тесть: «Сынок! Не губи! Я ведь тоже мужик, я ведь страдал, как и ты!».
— Ладно, — сжалился Француз над тестем, — ты отползай в сторону. И повел стволом автомата. Тестю дважды повторять приглашение не пришлось.
Тетки, видимо, еще надеявшиеся на то, что всех-то не убьют, взвыли в голос и стали молить о пощаде с утроенным энтузиазмом. Смысл их речи, если отмести визги, слезы и сопли, сводился к следующему: «Не губи, кормилец! С сегодняшнего дня не то что вякать поперек, даже и думать об этом страшно будет. Один ты у нас самый главный. Ноги твои будем мыть в четыре руки, а воду из тазика тут же пить станем! Не губи, отец родной!». Француз даже заслушался, явственно представляя радужные перспективы. После этого сел на табурет и стал проводить среди тещи и жены воспитательную работу. Те же со всем соглашались, вырывали из головы своей волосья и голову посыпали пеплом из печи. Тем временем вероломный тесть тайком выбрался из квартиры и рванул в часть, где и сообщил дежурному по полку о том, что вооруженный террорист захватил заложников и удерживает их по такому-то адресу.
Это сейчас подобные сообщения — серые будни, а в конце семидесятых это было «из ряда вон».
Француз же, завершив воспитание домашних, смилостивился. Назначив им испытательный срок, он пообещал при малейшем неисполнении договоренностей привести «приговор в исполнение». После с чувством выполненного долга вернулся в роту, где сдал автомат и патроны. Уже сидя в курилке, он увидел, как мимо с нечеловеческой скоростью пробегает резервная смена караула во главе с дежурным по полку. Немало озадачившись таким поведением сослуживцев, он поинтересовался у дежурного, что вызвало такую поспешность.