— Что случилось? — закричал Варлаф с поля.
На губах несчастной коровы я разглядела желтую пену. Ай, как нехорошо!
— Что с коровой? — вопросом на вопрос ответила я.
— Белены объелась, — пояснил он, останавливаясь.
Могучая грудь героя тяжело вздымалась. Видно, Гнилушка заставила за собой побегать!
— Горит что? — отдышавшись, спросил он.
— Твои красные друзья, — я невольно передернула плечами, вспомнив их морды, — а ты был слишком далеко!
— Да, — задумчиво кивнул Варлаф, — слишком далеко!
И мы понимающе поглядели друг на друга.
— Эй, малец, — позвал он мальчишку, — прыгай сюда, хватай веревку и веди свою Гнилушку к местной знахарке, пока у нее опять не началось! Отравил кто-то твою корову!
Мы снова переглянулись. Этот кто-то знал, что мы идем этой дорогой. И был уверен, что мы остановимся, чтобы помочь мальчику. Адских посланцев не интересовал Варлаф. Они направились к тому, кто хранил волшебное зеркало. Кто не смог бы защитить себя, так, как это сделал бы герой! Ко мне. Вот только этот кто-то ничего не знал о моем Демоне.
Мальчишка, словно только этого и ждал, сиганул вниз. Низко кланяясь, он принял веревку из рук Варлафа, словно величайшую драгоценность, и, не теряя времени, побежал через поле к крышам деревеньки, виднеющейся за деревьями.
— Воняет-то как! — заметил Варлаф и, запрокинув голову, уставился на меня. — Цела?
Я кивнула и оглянулась на погребальный костер. Языки пламени пылали на удивление ярко и ровно — откуда же тогда этот черный дым? Клубы сместились, словно под дуновением ветра и мне показалось, я увидела длинный нос, прямые узкие губы, большие немигающие глаза…
— Передохнуть бы! — вздохнул Варлаф и, ругаясь, полез вверх по осыпи.
Через минуту он стоял рядом со мной, тоже глядя на дым. Я устало потерла глаза — привиделось что-то. Не удивительно! А когда вновь посмотрела на костер, неприятного лица уже не было. Только ощущение осталось в груди, тоже весьма неприятное — будто кто-то умер.
***
К вечеру мы добрались до Суммона. Солнце висело над горизонтом, готовясь упасть за край неведомой мне земли. Демон, блеснув глазами, красными как это небесное светило на закате, исчез в зарослях кустарника — пошел охотиться.
Дорога полого пошла вниз. Поля слева давно остались позади, уступив место каменистым грядам, становящимся все выше. Они выросли в скалистый утес, громоздящийся над дорогой, которая огибала его. За поворотом мы с Варлафом остановились, захваченные величественным зрелищем.
Под нами катил неспешные черные воды Улльс, давший свое имя всей этой местности. Дорога уходила налево и вниз, в приречную долину, где, на берегу, посверкивал яркими крышами то ли городок, то ли поселок. Ах, да! Поселок городского типа — сказал Варлаф. На той стороне реки до самого горизонта раскинулись дремучие леса. Словно заплатки на бобровой шубе его расцвечивали кое-где клинья полей, иногда поднимали голову из-за деревьев холмы с облысевшими верхушками, на которых я разглядела останки каких-то развалин. Чем ближе к горизонту, тем холмы становились выше, а развалины значительнее. Холмов было восемь. Казалось, это великаны спят, свернувшись калачиком на матери-земле и склонив головы на мягкую подушку лесного бархата.
Суммон раскидал свои домики до самой воды. Я разглядела причал, у которого покачивались две внушительного вида ладьи. Множество маленьких лодчонок, похожих на греческие каики, сновали вдоль берега. Чем дальше от воды, тем выше и богаче становились дома. Со стороны реки никаких защитных укреплений не было, а вот с других поселок окружал ощерившийся кольями земляной вал.
Я вопросительно взглянула на Варлафа.
— Орки! — пожал он плечами и, подумав, добавил, — Изредка.
Дальний берег продолжал притягивать мой взгляд. И хотя гораздо интереснее было смотреть на суету у въезда в поселок, я снова смотрела туда, где из воды торчал дощатый помост причала — пустой, хотя и крепкий. Пара покосившихся избушек, и белесая лента тракта, огибая их, вновь уходит под темные своды молчаливого непостижимого леса. Странно, что люди боятся вод! Океан, когда глядишь на него, не менее величественен и грозен. Но он живет — дышит, шевелится, меняет цвета. А эта темная масса деревьев не шелохнется, не откроет испод, в котором копошится тайная жизнь. Как там говорил Варлаф — волки-переростки, кикиморы, грымзы (а это еще кто такие?)?
Моя рука невольно нащупала рукоять эльфийского кинжала. Шершавая кожа и самоцветы, покрывающие его, дружески царапнули ладонь, вселяя подобие уверенности в успехе нашего предприятия. Увы, весьма сомнительного.
— Ты уже смотрелась в свое зеркало? — неожиданно спросил меня Варлаф.
Я вздрогнула. Надо же, совсем забыла об этом!
— Э-э… — промямлила я, не зная, что говорить.
— Послушай, чародейка, — продолжал он, — Едва мы войдем в Суммон, об этом станет известно Ацуце. И мне придется отвечать перед ней. Я должен знать, что говорить.
— Она пришлет за нами демонов? Опять? — перепугалась я.
Ведь мне придется отослать кота до тех пор, пока мы не переправимся на ту сторону! В поселок ему нельзя — слишком много народа.
— Это вряд ли, — успокоил Варлаф, однако, я не успела вздохнуть с облегчением, — Поверь мне, у нее в услужении достаточно обычных головорезов, которые могут причинить нам массу хлопот. А мне, честно говоря, хотелось бы немного выспаться и отдохнуть перед высадкой на тот берег, вместо того, чтобы сносить головы одну за другой.
Он помолчал и совсем уж невпопад добавил:
— Кажется, я выучил алхимию!
— Привет от Гнилушки! — пробормотала я, лихорадочно раздумывая.
— Я попробую зеркало прямо сейчас! — наконец, решила я.
Порывшись в сумке, я достала его, и отошла в тень утеса, уселась на землю, блаженно вытянув гудящие от усталости ноги, привалилась спиной к морщинистой поверхности камня. Взглянула на Варлафа:
— Предупреди, если кто появится!
Он кивнул, отошел к краю дороги, так, чтобы видеть ее в обоих направлениях, и снова застыл изваянием, разглядывая Улльские леса. 'Такие же темные и непонятные, как его глаза…' — подумалось мне.
Отвлеклась…
Я посмотрелась в зеркало. Мое отражение устало взглянуло на меня. Под глазами синяки в пятикопеечную монету, лицо потное, красное, глаза, как у бешеной кошки. А волосы — мама дорогая! За каплю шампуня продала бы душу!
— Варлаф! — жалобно позвала я.
Он полуобернулся, явив мне грубый профиль неказистого лица.
— А ты, правда, можешь теперь сам варить зелья?
Он кивнул. Молча. Ну, прямо Чингачгук на тропе войны!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});