Выйдя в коридор, Гриша задумался. Что же это за сыскное отделение? Почему Стрелецкий так обозлился на вопрос Витола?
И вот какая удача: навстречу Грише идет по коридору рослый семиклассник - он был вчера у Арямова. По внешнему виду Гриша знал его и раньше. Вид у семиклассника был необыкновенно ученый: чего стоило одно пенсне в черной оправе! И черный же, широкий, как лента, шнурок спускался вниз с колечка оправы. Такой человек многое должен знать. И звали семиклассника звучно - Бронислав Грабчинский.
- Что значит слово "сыскное"? - спросил его торопливо Гриша. - И верно, что Стрелецкий служил там?
Семиклассник оглядел Гришу сквозь стекла пенсне с ног до головы:
- Э-э... тебе, собственно, почему потребовалось заговорить об этом?
- Я просто так...
- Ты - простак, это я и сам вижу. Потому ты и спрашиваешь о том, что понять тебе не дано. Задавать вопросы без смысла - удел глупцов.
Сказав все это не спеша, внушительным басом, Бронислав Грабчинский удалился с гордо поднятой головой. А Гриша еще раз познал всю меру презрения семиклассника к приготовишке.
В другое время он крикнул бы, отбежав, конечно, на надежное расстояние: "Зимние рамы надел на нос и воображаешь!" Можно бы и Никаноркина с Дерябиным подговорить крикнуть это чванному семикласснику втроем, хором. Это всегда хорошо действует. Семиклассники, несмотря на всю свою солидность, редко остаются равнодушными к подобным насмешкам; иногда они с яростными лицами пускаются ловить приготовишек - и всегда безуспешно.
Но теперь Григорию Шумову было не до того.
16
Гриша собрал все свои учебники, начиная с толстой хрестоматии Тихомирова и кончая тощим Евтушевским, и пошел с ними к известному всему городу Былинскому.
На невзрачной вывеске, приютившейся у самого вокзала, Былинский значился букинистом. Он занимался главным образом перепродажей учебников, которые в трудную минуту своей жизни несли к нему школьники. Кроме того, он подторговывал старыми ботинками, брюками и выпусками "Ната Пинкертона". Но это уж был товар подсобный.
Гриша несмело толкнул обитую рваной мешковиной дверь. В ответ раздался резкий лай подвешенного вверху колокольчика, и он очутился в магазине Былинского.
За прилавком, в едко пахнувшем полумраке, стоял человек в фетровой шляпе, в крахмальном высоком воротничке.
Он надменно протянул руку, не говоря ни слова взял Гришины учебники и подошел с ними к тусклому окну.
Луч солнца пробился сквозь покрытое многолетней пылью окно, и Гриша увидел, что шляпа букиниста была вся в пятнах, а из воротничка торчали истлевшие желтые нитки.
Зевнув, букинист повернулся и с молчаливой печалью стал разглядывать темный потолок. Молчание продолжалось долго. Гриша тревожно поглядел наверх: ничего там не было. Даже самого потолка не было видно - так, что-то темное в паутине. У Гриши сжалось сердце: не понравились его книжки Былинскому. Потому и молчит.
Наконец он услышал пренебрежительное, брошенное куда-то в пространство:
- За все рубль восемьдесят.
И тотчас же пухлые веки приоткрылись, мутные глаза глянули пристально и настороженно.
- Ей-богу? - радостно воскликнул Гриша.
- Что значит - ей-богу? - Букинист пожал плечами.
- Вы сказали рубль восемьдесят!
Такая сумма Гришу вполне устраивала: рубль - Стрелецкому, два двугривенных - Никаноркину, остальное - Дерябину. Нет, Дерябину он должен больше; ну, тогда Коля Никаноркин подождет уплаты...
- Я это сказал? - Былинский опять пожал плечами.
- Ну да, вы сказали!
- Кончено. Если я это сказал - значит, кончено. Пусть это будет мой убыток. Ваш адрес, молодой человек?
Букинист потянул с прилавка толстую книгу в потрепанном переплете и перелистал ее.
- А для чего адрес?
- Ой, неужели непонятно, зачем у людей спрашивают адрес? Затем, чтобы знать, где они живут.
- А зачем вам это знать?
Букинист скорбно вздохнул:
- Бывает, господа гимназисты приносят продавать не свои книги.
- Я реалист.
- За господами реалистами водятся такие ж дела.
- У меня все учебники свои!
- Бывает, господа учащиеся считают, что это ихние учебники, а папаши с мамашами с ними не согласные.
Говоря все это грустным тоном, букинист тем временем уже перекладывал Гришины книги куда-то под прилавок.
- Погодите! - воскликнул Гриша. - Значит, вы мне сейчас не отдадите денег?
- Кто сказал?
- Вы же спрашиваете, где я живу!
- А почему вам не сказать?
- Я скажу! Но деньги мне нужны сейчас!
- Вам они нужны? - Голос Былинского зазвучал торжественно. - Вы их получите!
И он взялся за карандаш - записывать.
Гриша сказал адрес Белковой, и пытка кончилась. Он выскочил на улицу с целым богатством в кармане!
Как это он раньше не догадался? Простое дело! Все, кто побойчее, все так делают. Будто без учебников нельзя жить на свете. Не всегда-то они и нужны, а понадобятся, можно одолжить и у Довгелло и у Никаноркина. Да хоть у того же Жмиля - соседское дело! Жмиль хоть и гимназист, а учится тоже по Тихомирову да Евтушевскому.
Ну до чего ж все вышло удачно! Теперь он свободный человек. Теперь уж Стрелецкому не к чему будет придраться.
Только сейчас Гриша увидел, как светло вокруг. Особенно это было заметно после темной лавки Былинского.
Уже второй день стоит оттепель, с крыш, с лазоревых, рубчатых, как козьи рога, сосулек падают, сверкая, звонкие капли. Щедро светит солнце. Пронизанная его лучами рыжая борода мужика, проехавшего на возу с сеном, вспыхнула на миг лисьим хвостом.
Гриша радостно засмеялся - и ласковому солнцу, и сену, пахнувшему так славно, и бородачу, который глядел добряком и умником, и юрким воробьям, хлопотавшим - совсем по-весеннему - вокруг большой лужи.
Ему со всеми хотелось поделиться своей радостью. Но он не спешил. Медленно шагая по деревянным мосткам, кое-где уже обсохшим под ветром и солнцем, добрался он на квартиру мадам Белковой.
Дома были только Лехович и Жмиль. И занимались они делом: решали задачи. Сергей ворчал:
- Да это ж пуделю понятно! Серьезно: нынче в цирках пудели решают подобные задачи.
Грише стало жалко их обоих, бедных узников: в такой день сидят взаперти, за столом, покрытым дырявой клеенкой. Мешать им, конечно, нельзя. Но Гриша не удержался и молча показал издали Леховичу свой рубль мелочь осталась в кармане.
Рубль был загляденье: новенький - и откуда только Былинский достал такой, - величиной чуть поменьше медали, что висела на груди училищного швейцара...
- Ну, чего тебе? - спросил Лехевич и с досадой отодвинул задачник.
Он, видно, был сердит. Со Жмилем позанимаешься - будешь сердитый.
С того времени, как Гриша услыхал, что Сергей - сын конторщика на лесной бирже и со Львом Сапегой в родстве не состоит, он успел узнать про него и еще кое-что: оказывается, Лехович известен был в городе как репетитор, "успешно исправляющий тупых и ленивых".
Прием для исправления ленивых был простой. Сергей Лехович с самого начала уславливался со своим учеником: не приготовит тот урока - он ему задаст к следующему разу вдвое больше, приготовит - задаст вдвое меньше. Выгода казалась столь очевидной, что самые заядлые лодыри через месяц начинали приносить в своих дневниках четверки.
Впервые этот прием сорвался на кротком Жмиле: безнадежное было дело!
Чтобы развеселить сердитого приятеля, Гриша сделал вид, что хочет сломать свой рубль. Он знал, что за этим последует.
И действительно, Лехович не удержался, усмехнулся:
- Не ломай дурака!
Немудреную эту шутку пустил в публику знаменитый клоун Дуров, и она в один месяц обошла всю Россию. Ну как же: можно было обругать дураком царя, изображенного на монете, - и не придерешься. Говорили, впрочем, что за эту шутку полиция выслала Дурова из Одессы в двадцать четыре часа.
Лехович зевнул, потянулся. Гриша продолжал смеяться, с удовольствием глядя на него. Он радовался и своему освобождению от Стрелецкого, и шутке с рублем, и солнцу, которое победно пробивалось даже сюда, в эту унылую комнату.
- Чему радуешься? - спросил у него Сергей, а Жмилю сурово приказал: Поди на двор, погуляй с полчаса.
Жмиль проворно кинулся в переднюю - одеваться.
- Учебники сбыл! - ликуя, объявил Гриша.
- Для Стрелецкого? - догадался Сергей.
- Ага.
- Хорош!
- Давал черт грош, - ответил Гриша бойким присловьем, которое недавно услышал от Дерябина.
- Я ж тебе сказал, что у меня будут деньги...
- Папахен пришлет? - не удержался Гриша и захохотал.
- Что ты ржешь, мой конь ретивый?
Видно было, что еще немного - и Сергей обидится. Человек не врет уже недели три... Не надо старое поминать.
И Гриша, чтобы не смеяться, стал рассказывать про вчерашний разговор со Стрелецким. Рассказав все по порядку, спросил:
- Да скажи ты мне наконец, что такое "сыскное"? Ты мне давеча говорил, когда на дамбе мы гуляли...
- Мерзавец! - воскликнул Лехович побагровев. - Нет, каков мерзавец "голубчик"-то наш! Ты понял, на какое дело он тебя подбивал?