Михаил Николаевич стал появляться с Татьяной довольно часто. Он даже афишировал свои встречи с ней. Может быть, это была и месть жене.
Лика, уезжавшая в Петроград к родным, вернулась в это время в лесничество. Еще до ее приезда в Петроград туда пришло письмо от тетки, которая писала: “Повлияйте на Лику, она делает из пустяков трагедию и хочет разойтись с мужем, который очень достойный человек и любит ее. Лика еще очень молода и сама не понимает, что она делает. К сожалению, меня она не слушает, а Женя потакает ей во всем. К тому же (она, может быть, скроет это от вас) у нее будет ребенок. Куда она денется с ним?”».
Родственники приложили максимум усилий для примирения Лики с мужем, но никакие уговоры не помогали. Ее убеждали: «Ты не можешь взять с ним церковного развода. Ваш брак был тайным, а развод сопряжен с оглаской, которая может погубить не только его карьеру, но и жизнь. Гражданский развод тебе ничего не дает – перед Богом ты останешься его женой. Потом, ты не имеешь морального права лишать твоего будущего ребенка отца – это страшный грех… Одна ты всю жизнь не проживешь, а твой второй муж может не полюбить твоего ребенка. Что ты будешь делать тогда? Менять мужей, как перчатки? Да скажи же ты, ради бога, что произошло между Вами?»
А Лика как воды в рот набрала. Молчала – и все тут. В ее душу залезть оказалось не под силу никому. Вскоре она родила дочь. О чем Тухачевский узнал во время торжественного вечера, посвященного годовщине Октябрьской революции, от жены одного из командиров.
Этот разговор в книге Лидии Норд звучит так: «Я очень рада, что роды прошли благополучно. Ваша дочка – поразительно крупный ребенок – весит девять с лишним фунтов… Анна Михайловна звонила мне по телефону перед самым собранием. Она говорила, что девочка – ваш вылитый портрет, но страшная крикунья…»
Тухачевский расстегнул крючок воротника гимнастерки, потом снова застегнул ее: «Благодарю вас. Извините, я должен позвонить, узнать о здоровье жены». Он вышел из зала своей ровной, неторопливой походкой.
Как только окончилась торжественная часть, Тухачевский ускакал куда-то верхом. Ординарец рассказывал, что командарм вернулся только под утро».
Рождение дочери будто бы сыграло свою положительную роль. Будущий маршал расстался с Чернолузской и стал регулярно навещать свою дочь, которую назвали Ириной. При этом муж и жена практически не разговаривали.
Как отмечала Л. Норд, «Тухачевский не требовал возвращения жены, но сумел поставить себя в лесничестве так, что все чувствовали – он муж Лики. После рождения ребенка он аккуратно из своего жалованья вручал Анне Михайловне порядочную сумму денег на расходы, а когда та вздумала сделать в его присутствии какое-то замечание Лике, то Михаил Николаевич вежливо, но решительно остановил ее, указав, что Лика уже не ребенок и его жена. Лесничий, обожавший свою “первую внучку”, был подкуплен отношением Тухачевского к ребенку и защищал перед племянницей «право отца».
Однако заняться воспитанием Ирины Тухачевскому, к несчастью, было не суждено. Все испортил неожиданный визит в лесничество Чернолузской. Она представилась сестрой Тухачевского и вызвала Лику на приватный разговор. Уже во время этого разговора Анна Михайловна поняла, кем именно является неожиданная гостья, хотела помешать беседе, но дверь в комнату была заперта на ключ. Через час Татьяна вышла и молча покинула дом. После ее ухода Лика сказала Анне Михайловне: «Да что ты, тетя… Неужели вы думали, что я не знала о ней еще тогда… Только, предупреди дядю – я ей дала слово, что Михаил Николаевич не узнает о том, что она была здесь… И потом, не надо нового скандала…» Вечером приехал Тухачевский. Он пытался выглядеть веселым, только прятал под скатертью руку со свежими продольными царапинами – вероятно, след бурного объяснения с Чернолузской. Михаил Николаевич заночевал в лесничестве. Перед сном Анна Михайловна спросила мужа: «Ты думаешь, что она его любит и простила ему еще тогда, когда узнала?» – «Она не простила… Может быть, она его любит, но между ними стало еще что-то другое… Она все равно уйдет от него…»
Конец ознакомительного фрагмента.