Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

И дед сразу же устанавливал грешно-матерную связь со всеми нынешними дураками-начальниками. Я спросил:

— Ну, а что вы помните о столыпинской реформе?

— Что помню? Да то, что умнее царя и Столыпина никого не было. И добрее и щедрее. Жили мы на Украине, земли ма­ло, отец и решился на переселение. Приплыли сюда на паро­ходе из Одессы. Во Владивостоке встретил нас вице-губер- натор. Пашите, говорит, земли, сколько вспашете, скотины держите, сколько можете, леса рубите, сколько нужно. Нам, говорит, по сердцу богатый мужик. А власти гарантируют вам закупку хлеба, мяса, рыбы, пушнины в любых количествах. О сбыте не думайте, рядом — Китай, Корея. Купцы все про­дадут. Накормили Европу, накормим и китайцев. Богатейте, меньше пьянствуйте, больше работайте, Богу молитесь!

Вот так, дорогие мои современники, встречали переселен­цев при Столыпине. Каждой семье переселенца бесплатно да­ли лошадь, корову, ружье, топоры, пилы и еще что-то. Нало­гов не брали, более того, несколько лет казна платила 10 руб­лей главе семьи, по 3 рубля — иждивенцам. А Россия — и при Горбачеве, и при Ельцине — все искала аграрную про­грамму. Вот она! Это и есть самая полновесная экономиче­ская программа для любого правительства. Осуществи ее — и Сибирь с Дальним Востоком запоют новые песни. И подни­мется Россия!

— Господи, — перекрестился дед. — Какое время было! На дворе четыре лошади, восемь коров, свиней штук два­дцать, кур, гусей, уток — не считано. А какой дом отмахали! А сколько рыбы пересолили, перекоптили! Какие магазины во Владивостоке были! Вспомнить — как во сне...

Как во сне. А дед говорил словно кнутом хлестал. Вот этот «сон» и не дает мне покоя. Обращаясь к событиям тех вре­мен, я хочу понять, почему Россия, да что там лукавить, и сам народ России не захотел вырваться из тисков общины, кото­рая веками держала крестьянина в неволе, формируя ущерб­ную психологию раба при господине.

Я не собираюсь писать подробную историю столыпин­ских лет. Хочу лишь напомнить о тех проблемах, которые и сейчас во весь рост стоят перед страной, на переломе столе­тий. Особенно и, прежде всего, об аграрной проблеме.

Что же, собственно, хотел переделать Столыпин? Что же видел такое, что обрекало Россию на отсталость и гибелью грозило, о чем он, будучи великим прозорливцем, предуп­реждал и предостерегал народы Российской империи? И по­чему, наконец, идея свободного хозяина так и не привилась на российской земле?

Начать с того, что Россию всегда тянуло к Западу. Но, сколько ни старались, все понапрасну. Из нищеты так и не выбрались, работать так и не научились, за что и платим до сих пор непомерными страданиями народа. «Европеизация» всегда получалась какая-то безногая, молью траченная, «пат­риотами» заплеванная да ворьем нашпигованная. Россия, в основном, эпигонствовала, но в то же время многое переде­лывала на свой лад и, надо сказать, добивалась своего: кое- что проходило удачно, хотя и супротив здравого смысла, но зато по-русски — за счет деспотических, произвольных дей­ствий. А нищету, лень и разгильдяйство мы любили и любим объяснять «таинственными», до сих пор «неразгаданными» особенностями русского характера, присущими исключи­тельно «возвышенной русской душе».

Возник даже особый вид политического куража: лень и пьянь да еще бессмысленная удаль — это, мол, и есть то са­мое, что создает истинную Россию, ее особую стать, ее оча­рование, ее поэтическую ширь. А что касается нищеты и бесправия, так без этих мытарств и не было бы вроде истин­но русского человека. Он ведь любит страдать и плакать о своей горькой судьбе, причем не между делом и не только после бутылки самогона, а в качестве основного и, надо ска­зать, волнующего занятия.

Наши классики любили свой народ, но «странною лю­бовью». У Пушкина народ безмолвствует. У Достоевского — богохульничает и шизеет, у Толстого зверствует на войне и лжет в миру, у Чехова — валяется в грязи и хнычет, у Есени­на — тоскует, у Горького — перековывается в революцион­ной борьбе, затем в ГУЛАГе, у Булгакова — «шариковст- вует», пытаясь вылюдиться, у Шолохова — самоедствует и бандитствует, у Солженицына — рабствует, у Венедикта Еро­феева — алкашничает, пьет денатуратный коктейль под названием «слеза комсомолки», зато закусывает «трансцен­дентально». Раньше всех об этом сказал Пушкин: «На всех стихиях человек // Тиран, предатель или узник».

«Вольница» гуляла по России, никак не желавшая возвы­ситься свободой. Почему? Да потому, что «вольница» всегда была уделом пьяниц и бездельников, она устроила несколько смут и кровопролитий, с глубокого похмелья постоянно пре­давала Россию, играя с нечистой силой в «подкидного дура­ка», а потом, в октябре 1917 года, привела на российский трон откровенных уголовников.

Судя по делам Столыпина, он жизнь свою положил на то, чтобы русский мужик стал хозяином, чтобы и свинья «глядела дворянином». Ан нет. Убили. И Александра II убили за его ве­ликие реформы и отмену крепостничества. И Николая II зако­пали в болоте за экономическое «русское чудо» начала века.

У Николая II было два великих премьера: Витте и Столы­пин. Витте провел денежную реформу, на золотом рубле взлетела экономика России — ив промышленности, и в сель­ском хозяйстве. Умный, образованный, ловкий, хитрый, он завершил свою жизнь блестящими мемуарами. По мнению современников, Витте по интеллекту был на порядок выше всех, окружавших царя, включая и Столыпина. Зато Столы­пин обладал железной политической волей, направляя ее на праведные дела. Он стремился сделать человека гражданином и хозяином. К сожалению, ему не всегда доставало душевной тонкости и такта. Возможно, он слишком доверился некото­рым странным суждениям Достоевского и попал под влияние гаденькой моды начала века — антисемитизма. Я бы не иск­лючал и влияния настроений императора Николая II, который тоже порой не выдерживал давления охотнорядцев.

Столыпин, возможно, первым в нашей истории понял, что основу политической стабильности и экономического про­цветания составляет средний класс, который только и может справиться с засильем чиновничества, заставив его служить человеку, а не исключительно собственному эгоизму. После смуты 1905—1907 годов и выборов в I Государственную думу Россия стала страной «правового самодержавия». Де-юре. Де-факто же она, наряду с США, стала наиболее демократи­ческой страной в мире.

Как известно, только в итоге Второй мировой войны был сломан хребет мирового феодализма, значительно подорваны феодальное понимание истории, идеологии, экономического и социального развития. Победа демократии во Второй миро­вой войне, разгром гитлеризма, «план Маршалла», сплочение Запада перед большевистской угрозой объективно привели к свободному эволюционному развитию капитализма. Эволю­ционному, но весьма динамичному. Феодально-болыпевист- ский хребет России приходится доламывать до сих пор.

Когда я пишу о мировом феодализме, то имею в виду ко­лониальную систему саму по себе с ее жизненным укладом, а также феодальную инерционность в действиях некоторых западных стран. Любая власть властолюбива. Чиновник в любую эпоху и при любых государственных устройствах по природе своей тяготеет к произволу, к собственному самоут­верждению через произвол.

А ведь история России могла повернуться и по-другому. Окажись столыпинские реформы доведенными до конца, а правящий помещичий класс — поумнее и подальновиднее, именно Россия, еще во втором десятилетии XX века, могла оказаться на стремнине экономического и демократического прогресса. В сущности, большевики из ленинско-сталинской когорты, равно как и сегодняшние думские большевики и аг­рарные бароны на местах, исполняли и исполняют ту же тор­мозящую роль, что и дворяне с помещиками до Февральской революции 1917 года.

Кто же он, Петр Аркадьевич Столыпин? Он отнюдь не был безвестным и малообеспеченным чиновником-выскоч- кой. Происхождение его самое аристократическое. Род Сто­лыпиных известен с XVI века. Отец, Аркадий Дмитриевич — друг и сослуживец Толстого, навещал Льва Николаевича в Ясной Поляне. Участник Крымской войны, дослужился он до весьма высокого чина — генерал-адъютанта, был уважаем Александром II, заведовал придворной частью в Москве и ис­полнял обязанности коменданта Кремля.

По женской линии семья находилась в родственных отно­шениях с княжеским родом Горчаковых, с потомками гене­ралиссимуса Суворова, с графским родом Зубовых, с Лер­монтовыми (великий поэт — троюродный брат Столыпина), с влиятельными дворянскими кланами Оболенских, Изволь­ских. Матримониальные связи, немало значившие в высших кругах российского общества, были отменные.

В 1899 году Столыпин получил назначение на должность Ковенского губернского предводителя дворянства, в 1902 го­ду неожиданно, как он полагал, стал Гродненским губернато­ром, а через год — Саратовским. Карьера была стремитель­ной. Конечно, роль играли и происхождение, и связи, но бо­лее всего — личные качества.