Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые люди, увидев меня тогда, сказали: «Черен отшельник Готама». Некоторые сказали: «Не черный отшельник Готама, он коричневый». Другие сказали: «Не черный и не коричневый отшельник Готама, его кожа цвета рыбы мангуры»[127], настолько изменился чистый и незапятнанный цвет моей кожи, оттого что я мало ел.
Тогда я подумал, что отшельники и брахманы прошлого, страдавшие от внезапных, острых, резких и жестоких болей, в любом случае не страдали больше, чем я теперь. (То же об отшельниках и брахманах в будущем и настоящем.) Но посредством этих жестоких мучений я не достиг сверхчеловеческого и истинно благородного знания и понимания. Возможно, существует другой путь к просветлению. Тогда я подумал: вот я ясно представляю, как, когда мой отец шакья работал[128], я сидел в прохладной тени дерева сизигия и без чувственных желаний, без злых мыслей достиг первого транса радости и удовольствия и пребыл в нем[129]. И транс этот возник от уединения и был объединен с раздумьем и обнаружением. Возможно, это путь к просветлению. Тут возникло в согласии с внимательностью сознание того, что это и был путь к просветлению. Тогда я подумал: зачем мне бояться этого счастливого состояния, лишенного чувственных желаний и злых мыслей? И я подумал, что я не боюсь этого счастливого состояния, лишенного чувственных желаний и злых мыслей.
Тогда я подумал, что нелегко добиться этого счастливого состояния, когда мое тело так истощено. Что, если теперь я приму сытную пищу, рис и кислое молоко... А в то время пять монахов сопровождали меня, думая: когда отшельник Готама обретет Учение, он расскажет нам о нем. Но когда я принял сытную пищу, рис и кислое молоко, пять монахов в отвращении оставили меня, говоря: «Отшельник Готама живет в изобилии, он оставил усилия и обратился к жизни в изобилии».
И вот, приняв плотную пищу и приобретя силу, без чувственных желаний и злых мыслей я достиг и пребыл в первом трансе радости и удовольствия, возникающем от уединения и объединенном с раздумьем и обнаружением. Тем не менее возникшее тогда приятное ощущение не сломило мое сознание[130]. Когда я прекратил раздумье и обнаружение, я достиг и пребыл во втором трансе радости и удовольствия, возникающем от сосредоточения, сопровождающемся внутренней ясностью и закрепляющем сознание на одной точке, без раздумья и обнаружения. С невозмутимостью по отношению к радости и отвращению я пребывал внимательным и в сознании и испытал телесное удовольствие, которое благородные описывают как «пребывание невозмутимое, внимательное и счастливое», и достиг третьего транса и пребыл в нем. Отказавшись от удовольствия и отказавшись от боли, вплоть до исчезновения восторга и уныния, я достиг четвертого транса и пребыл в нем, а в нем нет ни боли, ни удовольствия, но есть чистота внимательности и невозмутимости.
Так с сознанием сосредоточенным, очищенным, незапятнанным, лишенным загрязнений, гибким, ловким, твердым и неуязвимым я направил свое сознание на знание воспоминаний о моих прежних существованиях. Я вспомнил многие предшествующие существования: одно рождение, два рождения, три, четыре, пять, десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, сто, тысячу, сто тысяч рождений; многие циклы распада вселенной, многие циклы ее развертывания, многие циклы ее распада и развертывания. И вспомнил, как там меня звали, к какому я при надлежал роду, какого был цвета[131], чем зарабатывал на жизнь, какие удовольствия и боль переживал, каков был конец моей жизни. Умерев там, я рождался в другом месте. И так я вспомнил многие мои бывшие существования с их частными способами и подробностями. Это было первое знание, которое я приобрел в первую стражу ночи. Невежество было рассеяно, возникло знание. Мрак был рассеян, возник свет. Так бывает с тем, кто пребывает бдительным, напряженным и решительным.
Так с сознанием сосредоточенным, очищенным, незапятнанным, из которого ушли загрязнения, гибким, ловким, твердым и неуязвимым я направил свое сознание на гибель и перерождение существ. При помощи божественного, очищенного, сверхчеловеческого зрения я видел, как существа гибнут и возрождаются низкими или высокими, хорошего или дурного цвета, в счастливых или несчастных существованиях в соответствии с их кармой. Те существа, которые живут дурной жизнью по своим деяниям, словам или мыслям, кто плохо говорит о благородных, с ложными взглядами, приобретающие карму через свои ложные взгляды, при распаде тела после смерти перерождаются в жалком и страдающем состоянии в аду. Но те существа, которые живут хорошей жизнью по своим деяниям, словам или мыслям, кто не говорит плохо о благородных, с правильными взглядами, приобретающие карму через свои правильные взгляды, при распаде тела после смерти перерождаются в счастливом состоянии в небесном мире... Это было второе знание, которое я приобрел во вторую стражу ночи...
Так с сознанием сосредоточенным, очищенным, незапятнанным, из которого ушли загрязнения, гибким, ловким, твердым и неуязвимым я направил свое сознание на познание разрушения асав[132]. Я вполне постиг (истину): «это боль»; я вполне постиг (истину): «это причина боли»; я вполне постиг (истину): «это разрушение боли»; я вполне постиг (истину): «это путь, который ведет к разрушению боли». Я вполне постиг: «это асавы»... «это причина асав»... «это разрушение асав»... «это путь, который ведет к разрушению асав». Когда я так узнал это и так воспринял, мое сознание было освобождено от асавы чувственного желания, от асавы тяги к жизни и от асавы невежества. И во мне, освобожденном, возникло знание о моем освобождении. Я постиг, что разрушено перерождение, ведется благочестивая жизнь, сделано то, что .следовало сделать, для меня нет ничего за пределами этого мира. Это было третьим знанием, которое я приобрел в последнюю стражу ночи. Невежество было рассеяно, возникло знание. Мрак рассеялся, возник свет. Так бывает с тем, кто пребывает бдительным, напряженным и решительным.
Самая замечательная особенность этого повествования — полное отсутствие какого-либо упоминания об искушении Марой. Не говорится даже о знаменитом дереве, под которым было достигнуто просветление (бодхи). Мы увидим также, что более поздние источники делают вставки в разных местах истории об аскезе. Это свидетельствует, что такие вставки не были частью первоначальной истории, их добавляли в то или иное место согласно личным представлениям редакторов об их соответствии контексту. В «Джатаках» рассказывается, как Готама после семи дней пребывания в Анупии отправился пешком прямо к Раджагахе, столице Магадхи, пройдя за один день расстояние примерно в двести миль, и начал просить подаяние. Царские офицеры сообщили о его прибытии царю (Бимбисаре), который, в изумлении увидев его из дворца, приказал им следовать за ним и наблюдать. Если он не был человеком, он должен был пропасть; по мнению Бимбисары, если это был бог, он растворился бы в воздухе, а если нага — ушел бы в землю. Но если это человек, он должен был съесть то, что получил в подаяние. Видели, что он пошел к холму Пандава и, переборов свое недовольство необычной для него едой, съел ее. Тогда к нему пришел царь и, довольный его манерами, предложил ему полную верховную власть, но Готама отказался, сказав, что он оставил мир, желая высочайшего просветления. Тем не менее, хотя он отверг повторные просьбы царя, он обещал прийти в его царство первым после того, как станет Буддой, и затем ушел, посетив по очереди наставников Алару и Удаку. Комментарий к «Тхеригатхе», который, вероятно, является поздним текстом, сообщает, что сначала он отправился к уединенному жилищу Бхаггавы.
«Джатака» добавляет, что полный отчет об этом можно найти в сутте об Отречении («Паббаджа-сутте») и в комментарии к ней. Тем не менее эта сутта, содержащаяся и в Палийском каноне, и в «Махавасту»[134], отличается от «Джатаки». Сначала царь видит его и, заметив его красоту и потупленный взор, посылает гонцов узнать, где он живет, затем навещает его, предлагает ему богатство и спрашивает, из какой он семьи. Готама рассказывает ему об этом, не упоминая, что он царевич, и говорит, что он не желает удовольствий, а видит в них зло, и, стремясь достичь спокойствия в отречении от мира, он отправляется практиковать аскезу. Здесь сутта кончается, но «Махавасту» добавляет две строфы другого размера, которые содержат просьбу Бимбисары и обещание Готамы, что он вернется и будет проповедовать учение в его царстве. Этот эпизод также добавлен палийским комментатором сутты.
Но «Махавасту» помещает это событие после визита к Аларе и говорит, что Готама, оставив Кантаку, навестил уединенное жилище Васиштхи и затем остался с Аларой. Именно уйдя от последнего, он отправился в Раджагаху и встретился с Бимбисарой и там же принялся за постижение наставлений Удраки (Уддаки). «Махавасту» приводит и другой рассказ, согласно которому, оставив мир, он отправился прямо в Вайшали, ни к кому не зайдя по дороге, присоединился к Аларе и, отвергнув его учение, отправился в Раджагаху, где практиковал учение Удраки. Здесь мы имеем более ранний рассказ, который, как и самая ранняя палийская версия, не знает ничего об истории с Бимбисарой[135].
- Генрих V - Кристофер Оллманд - Биографии и Мемуары / История
- Древний Восток - Наталья Александрова - История
- Ромул - Михаил Евгеньевич Бондаренко - Биографии и Мемуары / История
- Апология Грозного царя. Иоанн Грозный без лжи и мифов - Вячеслав Манягин - История
- История тюрков - Мурад Аджи - История