Читать интересную книгу Дурдом - Илья Рясной

Шеф с Донатасом стали о чем-то шушукаться. Но о чем — я не слышал. Предметы стали утрачивать четкость. Потом возник ангел небесный, на поверку оказавшийся медсестрой в хрустящем белом халате. Мне вкатили что-то горячее в руку. И я снова провалился в черную дыру.

Следующее мое возвращение на грешную землю приветствовала Клара. Увидев, что я очнулся, она начала поливать слезами мою обклеенную датчиками грудь.

— Гоша, милый, ты даже не можешь себе представить, как я испугалась. Ты, и вдруг в больнице… Представляешь, на днях черное платье купила. С блестками такое, почти вечернее, плечики, длинна до туфель. Сейчас полный отпад считается. И фирма несусветная… Так смотрю я на него и думаю — неужели по такому поводу пригодится. Ну как траур, ты понимаешь.

Ох, типун тебе на язык. Кто же полусмертельно-больному такие вещи говорит?

— Не пригодилось… Ох, ты не представляешь, как же я перепугалась. Я даже отказалась снова сниматься для журнала «Лайф». И от кинопроб отказалась. Такой видный режиссер хотел предложить мне главную роль в кинобоевике.

Представляешь, отказалась.

— Зря, — прошептал я, уверенный, что Клара привычно «преувеличивала».

— Конечно, зря… Я слышала от переживаний появляются морщины. Это правда, дорогой?

— Не правда.

— Хорошо. А то я боялась… Ох, как же я за тебя переживала. Я даже хотела ночевать как сиделка у твоего изголовья. Представляешь!

— Не надо.

— Как скажешь, — поспешно произнесла Клара. — Я вот тебе бананов принесла…

Она еще немного поорошала меня слезами и поопу-тывала словесами. Медсестра еле оттащила ее от меня.

Но посетители продолжали идти гурьбой. Как приемный день в районной префектуре! После Клары появился профессор Дульсинский со своим голубоглазым зомби. Зомби тащил в руке полиэтиленовый пакет, конечно же, с бананами. Они все меня что, за макаку держат?

Профессор бегло осмотрел меня, потребовал показать язык, поводил перед глазами пальцем, при этом не забыл сощелкнуть пушинку с одеяла. Результатами осмотра он остался доволен.

— Прекрасно, — проворковал он. — Вам тут особенно делать нечего. Вы и так уже достаточно отдохнули.

— Отдохнул? — возмутился я, уже привыкший к роли сотрудника, пострадавшего на боевом посту. — Язык еле ворочается.

— Скоро пройдет. Я ознакомился с вашей историей болезни, мой юный друг.

Насчет моей юности можно было бы и поспорить, но я не стал.

— Вам впрыснули какое-то непонятное вещество. Действие похоже и на наркотическое, и на транквилизатор.

— И мгновенное, заметьте, — добавил я.

— Хотелось бы увидеться с человеком, у которого имеется запас этого вещества, — сказал профессор. — Кто он, если, конечно, не государственная тайна?

— Не государственная. Я не знаю. Я ничего не знаю! — во мне вскипел праведный гнев. — Как связался с этими психами, все не как у людей. Угодил в какую-то паутину. Барахтаюсь в ней, не могу нащупать опору, ухватиться за что-нибудь. И чувствую на затылке чей-то изучающий цепкий Взор. И жду, когда из тьмы появится паук и впрыснет мне яд, чтобы высосать потом все соки.

— Почему вы считаете, что сия неприятная история связана с душевнобольными? осведомился профессор с интересом.

Я помолчал, прикидывая ситуацию. Потом решился.

— Что тут думать. Ваш бывший пациент Шлагбаум организовал базарный митинг, после столкновений с милицией попытался скрыться. Я увязался за ним. Тут меня и достали…

? Все зашло слишком далеко, — задумчиво произнес профессор.

— Шлагбаум. Исчезновения больных… Может, тут и есть какая-то связь.

— Может? Она точно есть! Шлагбаум способен стоять во главе всей этой кутерьмы?

— Вряд ли, — отрицательно покачал головой профессор. — Завести толпу, сцепиться с милицией — может. Но на долгую конструктивную деятельность не способен.

— Тогда его использует. Может, такой же псих, заразивший его своим бредом.

Профессор только улыбнулся, намекая на мою наивность.

— Дормидонт Тихонович, помогите мне, — взмолился я. — Вы знаете этих людей. Со многими сталкивались лично. Какими качествами нужно обладать, чтобы заварить такую кашу? Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков — так пел Высоцкий. Может, вы знаете такого вожака. Нужна хоть какая-то зацепка.

— Надо подумать, — задумчиво произнес профессор, поправляя на груди халат. — Возможно, я дам вам одного кандидата. Не забивайте себе пока голову. Лечитесь. Я вот тут вам бананов принес…

В больнице я провалялся еще денек, после чего в ультимативной форме потребовал выписки. На улице слегка штормило, мостовая под моими ногами чувствовала себя неуверенно и ходила ходуном. Но воздух свободы сделал свое дело, я пришел в чувство. В нашей поликлинике невропатолог выдал мне на неделю больничный, пообещав продлить его на сколько хочешь. Но попользоваться им всласть я не смог. Дома меня ждал сюрприз в виде нового микрофона, подсоединенного к моему новому телефонному аппарату. Снова повторение пройденного. Вызов техников. Вытянувшиеся от удивления лица.

Подозрительные взоры, бросаемые в мою сторону.

— Не работает микрофон, — заключил техник. — Гоша, ты их не на свалке находишь, чтобы нам потом голову морочить? Ты не развлекаешься?

— Это со мной развлекаются… Утром по святому праву больного я прогулял оперативку, но на работу пришел.

— Зеленый, как овощ из Чиполлино, — оглядев меня с ног до головы, отметил шеф.

— Бананами объелся, — ответил я.

— Лечись, Георгий. Я не могу тебя потерять во цвете лет.

— Правильно. Никого больше на эту должность не найдете, — колко заметил я. — Зачем лечиться? Вкалывать надо…

И я начал вкалывать. Перво-наперво я покопался в памяти и извлек с пыльной полки завалявшийся там номе-рочек автомобиля. Того самого сиреневого «БМВ», из которого как-то выпорхнула Клара и направилась в валютный кабак на Тверской.

Тут меня стерег сюрприз номер два. Эх, кто, спрашивается, мешал мне преподнести его себе раньше ?

Владельцем машины оказался Вячеслав Вячеславович Грасский.

Тот самый. С «Завалинки».

Телевидение продолжало заботиться о состоянии душ миллионов своих подданных. На экране легкомысленного вида молодой человек завязывает узлом шланг кислородной подушки своего дедушки. Голос за кадром: «Так жить нельзя».

Следующая сцена — те же действующие лица, но в обнимку за столом с чаем и вареньем. Голос за кадром:

«Все будет хорошо».

«У меня тяжелая работа, — поясняет скупо одетая девица в черных чулках, обнимая красный фонарь. — Она мне нравится, но на нее уходит много сил. Порой мне так нужна сладкая палочка… „Твикс“ — парочка сладких палочек хрустящего шоколада!»

Реклама заканчивается. Теперь «Музыкальная телега». Объявлено интервью со сподвижником-компаньоном Грасского, руководителем группы-"Крикмартокота" Кулябом Мамузовым.Перед этим корреспондент опрашивает бесящихся на дискотеке прыщавых юнцов и юниц.

— Вы балдеете от Куляба Мамузова?

— Чума! — кричит юница в коже с блестками.

— Я хочу ему отдаться, но он голубой, — грустит ее подруга.

— Экста-аз! Тащусь, как от травки! — подвизгивает стриженый юнец. — Он из наших, из наркомов!

— Давай-давай!

На экране возникают светлые лики ведущего и самого

Куляба Мамузова.

— Кулябушка! — захлопала в ладоши Клара, завидев на экране героев программы. — Я его знаю. Такая душечка.

— Он же дурак конченый по виду, — возмутился я.

— Ты замшелый пень, дорогой. Притом пень, наполненный трухой предубеждений. Не понимаешь, что он живет в ином мире. Ты ничего, кроме своих воров, не видишь и не знаешь. А он слушает музыку сфер.

Сказанула. Молодец, душа моя, не только микрофоны в мой телефон умеешь ставить, но способна и порассуждать о прекрасном. Ох, как меня подмывало задать ей несколько колких вопросов, но нельзя. Разом все испорчу… — Почему «мартокоты», братан? — лыбится на весь экран ведущий. — Почему не просто мартовский кот? Или сентябрьский.

— В марте коты хотят кошек, — подергиваясь в ритме слышимой одному ему музыки сфер, вещает звезда. — А в сентябре только колбасу. Сентябрьский кот — это ленивый обыватель. Мартовский кот — просто блудливый кот. Мартокот — это отдельное явление. Это сублимация любви. Так-то, брателло.

— Тут, Кулябушка, твои поклонники говорили, что ты голубой. Как ты по жизни к голубым относишься?

— Отношусь… Ха-ха, пошутил. Голубые тоже люди. И черные, и желтые, и фиолетовые — все мы люди. Дети Земли. Дети Вселенной. Брателло, надо, чтобы все были мартокотами, и тогда воцарится мир и любовь.

Я нажал на кнопку и наступил на горло песне Куляба Мамазова.

— Тоже мне, миротворец.

— По-моему, хорошо сказал, — обиженно передернула плечами Клара. — Вот ты не мартокот.

— Я терминатор.

— Что ты раскипятился?.. Ты на работу?