Читать интересную книгу Знаменитые куртизанки древности. Аспазия. Клеопатра. Феодора - Анри Гуссе

Страшные волнения и потрясения, пережитые Клеопатрой в последнее время, неутешное горе и полное отчаяние, овладевшие ею, наконец удары, которые она себе сама наносила в грудь во время предсмертной агонии Антония, – все это вызвало у нее горячку и воспаление в груди. Она надеялась, что болезнь эта будет иметь для нее смертельный исход, а потому, чтобы ускорить желанный конец, она несколько дней отказывалась принимать не только лекарства, но и пищу. Когда Октавий узнал об этом, то велел ей напомнить, что у нее есть дети и она обязана жить для них. Клеопатра дала убедить себя и стала лечиться. Беспокойство и опасения однако не покидали Октавия. Что если царское тщеславие у Клеопатры возьмет верх над материнскими чувствами? Если опасение фигурировать на предстоящем торжестве в качестве пленной заставит ее прибегнуть к самоубийству? Хотя за ней и зорко следят, но достаточно малейшей оплошности, измены, – и план ее будет исполнен. Если даже у Клеопатры не было ни оружия, ни яду, то кто может поручиться за то, что она не прикажет своей верной Хармионе задушить ее? Видно из этих опасений, что Октавий, как сказал Дион Кассий, "опасался, что смерть Клеопатры лишит его всей славы" (τἧς πάσης δόξης ἐστερημὲνος). Он решил лично переговорить с Клеопатрою.

Клеопатра, как пишет Плутарх, в то время уже перестала верить, что (как это ей уверял Фирей) она внушила любовь Октавию. Иначе он поспешил бы увидеться с нею, а между тем с самого своего приезда в Александрию, Октавий ни разу не пожелал ее видеть. Да и вообще все его поведение по отношению к ней и все, что ей приходилось слышать о нем, нисколько не подтверждало слов Фирея, будто Октавий влюблен в нее.

Когда Октавий вошел к Клеопатре, она уже была на пути к выздоровлению, но все еще лежала. Она мгновенно вскочила с постели, хотя была одета только в тунику, и опустилась на колени. Когда Октавий увидел эту женщину, изнуренную лихорадкою, худую, мертвенно бледную, с исстрадавшимися чертами, опущенными, красными от слез глазами, с исцарапанными лицем и грудью, он не мог себе даже представить, что видит перед собою женщину, очаровавшую Цезаря и пленившую Марка Антония. При том, будь Клеопатра прекраснее самой Венеры, Октавий не позволил бы себе полюбить ее. Этот человек никогда не позволил бы себе пожертвовать интересы государственные своим страстям. Октавий попросил Клеопатру прилечь снова на свою постель и уселся около нее. Клеопатра сама начала оправдываться и сваливала всю вину последних происшествий ка Антония. Душившие ее рыдания часто прерывали эту беспорядочную речь. Потом она пыталась разжалобить Октавия и вынула из-за корсета пачку писем Цезаря, стала целовать их и воскликнула: "Если ты желаешь знать, как твой отец любил меня, то прочти эти письма… О Цезарь! Зачем я не умерла раньше тебя!"… И посреди своих рыданий несчастная женщина силилась состроить Октавию очаровательную улыбку, но и кокетство изменило ей в эту минуту.

На все ее вздохи и рыдания император не отвечал ни слова, он даже избегал ее взгляда и сидел, опустив глаза к полу. Он заговорил только для того, чтобы разбить по всем пунктам аргументы, которыми она пыталась оправдать себя перед ним. Она сейчас же убедилась в полной непреклонности, бесчувственности этого человека, она видела, что ее страдания и несчастия нисколько не разжалобили его. Тогда Клеопатра увидела ясно, что надеяться ей больше не на что, и смерть ей снова показалась желанною. Она перестала жаловаться и плакать, отерла свои слезы и для того, чтобы обмануть Октавия относительно принятого ею намерения она обещала исполнить все поставленные перед ней условия, если только ей будет дарована жизнь. Она представила Октавию опись своих драгоценностей и просила его позволить ей оставить себе некоторые дорогие украшения, чтобы лично преподнести их Октавии и Ливии. – "Не теряй мужества, о женщина! – сказал ей император, уходя, – тебе не будет сделано ни малейшего зла".

Обманутый разговором с Клеопатрою, Октавий больше не сомневался, что во время торжества египетская царица, при всем народе, будет идти закованная перед его триумфальной колесницей. Когда он уходил от Клеопатры, то не слыхал последних слов, которые она прошептала: Οὺ Θριαμβευσομαι! т. е. «я не буду на торжестве невольницей!» Со времени взятия Александрии Клеопатра часто повторяла эти слова.

Через несколько дней после посещения Октавия, один из его приближенных тайным образом сообщил Клеопатре, что послезавтра ее отправят в Италию. Она попросила пустить ее со своими женщинами сделать либации (возлияния) на могиле Антония. Так как она была слишком слаба, для того чтобы идти, то ее понесли на носилках. Они украсили могилу венками, Клеопатра разливала по кубкам вино, затем она в последний раз припала к надгробному камню и сказала: "О дорогой Антоний, если твои боги имеют некоторое могущество – так как мои изменили мне – то не покидай твоей жены. Не мучься тем, что ее заставляют ехать в Рим и присутствовать там на роковом торжестве. Укрой меня с собой в землю Египта".

Возвратившись домой, Клеопатра села в ванну. Потом ее женщины одели ее в лучшие одежды, изящно причесали и надели на голову царскую корону. Клеопатра заказала роскошный ужин и, когда окончился ее туалет, она села за стол. Тогда вошел крестьянин и принес корзину. Когда гвардейские солдаты хотели узнать, что в ней находится, крестьянин открыл корзину; в ней оказались прекрасные финики, и солдатам было разрешено попробовать их. Затем Клеопатра взяла корзину, послала письмо Октавию, которое написала еще утром, и осталась одна с Ирас и Хармионой. Тогда она открыла корзину и высыпала финики, под которыми оказалась спящая змея.– "Вот она, наконец!" – воскликнула Клеопатра и стала дразнить змею золотой булавкой. Змея приподнялась и ужалила ее в руку.

Прочитав письмо Клеопатры, Октавий поспешил в ее дворец. Он нашел своих офицеров и стражу на своих местах: они не знали ничего из того, что происходило во дворце. Октавий велел взломать двери и увидел Клеопатру в пышной царской одежде, лежащую на своем золотом ложе. Она заснула вечным сном, также как лежавшая у ее ног Ирас; Хармиона еще дышала и силилась поправить корону на голове Клеопатры.

Октавий приказал предать смерти Цезариона, сына, которого египтянка имела от Цезаря, но в отношении трупа Клеопатры он оказался милостивым. Он внял ее просьбе, высказанной ею в последнем письме, и позволил похоронить ее рядом с Антонием. Он разрешил также поставить надгробные памятники Хармионе и Ирас, пожелавшим последовать за своей владычицей в царство теней.

Своим самоубийством Клеопатра избегла участия в торжестве Октавия. По приказанию Октавия в Риме, перед триумфальным кортежем, пронесли статую этой знаменитой царицы, подчинившей себе самого сильного из римлян и которая пожелала лучше умереть, чем присутствовать при торжестве ее победителя.

Конечно великими царицами были только те из них, которые обладали добродетелями, достойными мужчин; управляли своими народами, руководили ими на благо государства и подготовляли великие события. Клеопатра была настоящею женщиною, и не может поэтому быть зачислена в число великих цариц. Если же она сумела двадцать лет оставаться царицею Египта и отстаивать его независимость, то сделала это именно благодаря своим качествам чисто женским: интриге, любезности, слабости и ловкости. Она царствовала только потому, что сумела сделаться любовницей Цезаря, а потом Марка-Антония. Престол Лагидов оберегался мечом римлян. Как только по ошибке Клеопатры это оружие было разбито – престол ее обрушился. Самолюбие, единственное из ее царских достоинств, было бы у нее значительно слабее, если бы оно не развилось под влиянием благоприятных обстоятельств. Кроме того она не чувствовала в себе ни силы, ни ума, а потому для достижения своих планов единственно только рассчитывала и полагалась на своих любовников. Эта царица отличалась беспечностью куртизанки. Она жила для любви, пышности, а также для гордости и спеси. Когда она увидела, что любовник ее убит, ее красота поблекла, богатства выскользнули у нее из рук, престол обрушился, тогда, только перед самою смертью, у нее появилось мужество, которого ей не доставало всю жизнь. Нет, Клеопатра не была великой царицей и не будь она в связи с Антонием, ее бы забыли так же как Арсиною или Беренику. Если слава ее бессмертна, то только потому, что ей пришлось быть героиней одного из самых трагических романов древнего мира.

III. Феодора

I

Монтескье и все западные историки возмущались деспотизмом, испорченностью нравов и целым рядом преступлений и вероломств, которыми заявила себя Восточная Империя; если верить им, то можно бы подумать, что, напротив, западные народы в период так называемого царства справедливости и свободы совершенно вернули добродетели, которыми они блистали в золотом веке. Но какую же картину представляет нам Запад в VI веке, когда царствовал Юстиниан? Мы видим самое ужасное варварство, распутство и излишества дикарей, рядом с утонченностью цивилизации. Везде – беспорядок, произвол, жестокость, нравственное разложение и вопиющая нищета. Никто не считает себя в безопасности посреди этой анархии, начиная от правителей, власть имущих, и кончая последним вассалом. Цари не сочувствуют нуждам своего народа, в глазах своих полководцев не имеют никакого авторитета и постоянно опасаются возмущения. Магнаты благоволили только платить добровольные взносы, а духовенство угрожало царю гневом Всевышнего, если он покусится на церковные богатства, между тем как главная часть населения, римские поселенцы и галльские вассалы, были обременены налогами, оброками и страдали от лихоимства. Когда Хильмерик давал свои приказания агентам казначейства, он обыкновенно присовокуплял: «Если кто-нибудь окажет противодействие моим приказаниям, то пусть ему выколют глаза».