и Клим, скрепя сердце, полез вниз. Спустился он в центральный пост и, растерявшись, оглянулся. Как и всё на лодке, центральный пост был тесный, да к тому же и переполнен. Адэхи был уже здесь, у двух, около метра в диаметре, стальных штурвалов, напротив стола с картами. Из центрального поста в обе стороны сквозь переборки вели два совершенно одинаковых круглых люка. Это и сбило с толку. Единственный, на чью помощь он мог бы рассчитывать, – Адэхи был занят и Клима не видел. Неожиданно от стола поднялась чья-то голова в чёрной фуражке, затем рука, деликатно постучав пальцем по плечу, указала на люк, ведущий в корму.
– Тебе туда.
– Спасибо.
В ответ ему подмигнули и снова склонились над картами. Нырнув в люк, Клим оказался в отсеке с располагавшимися по обеим сторонам двумя рядами двухъярусных коек. Свесив ноги с верхнего яруса, сидел Сигард, под ним – уже знакомые ему Олаф и совсем ещё мальчишка Шпрингер, но было много и незнакомых лиц. Кому не досталось места на койках, сидели в проходе, и все вместе обсуждали именно его. Клим это понял, лишь только закрыл за собой люк. Но, как обычно бывает в таких случаях, никто и не думал замолчать или деликатно сменить тему. На Клима дружно подняли глаза, и кто-то в майке со свастикой на всю грудь авторитетно заявил:
– По нему видно – сбежит при первом удобном случае.
– Куда?
– Да хоть куда. Откуда я знаю.
– Как раз оттуда он к нам и приплыл, – фыркнул Олаф. – Назад ему вряд ли захочется.
– А откуда он приплыл, ты знаешь?
– Нет. Но командир, как только у него появится свободное время, собирается его допросить. Я от боцмана слышал. Вот тогда и узнаем.
– А сейчас? Почему он у вас всегда молчит? Не люблю молчунов! Давайте его сейчас допросим.
– Сядь на место! – подал сверху голос Сигард. – Его отдали механикам, так что сядь и не дёргайся. Он наш.
– Сбежит! – продолжала гнуть свою линию майка со свастикой. – Он же русский.
– Ещё раз спрашиваю – куда ему бежать? – вступился Олаф. – Ты, тупица, не понимаешь, что наша консервная банка породнит даже ежа с гадюкой. Помню, на «Дойной корове» мы снабжали в точке встречи сразу три лодки, и с одной из них нам передали двух пленников. Наши торпедировали английский сухогруз, а когда экипаж уже пересел в спасательные шлюпки, подошли к ним, дали хлеба, компас и несколько одеял. Интересно, что их капитан и не подумал уничтожить бортовой журнал – прятал у себя за пазухой. По нему и узнали. Капитана забрали с собой, а ещё прихватили и главного инженера. А потому как их лодке предстояло болтаться в море ещё месяц, то передали пленников нам, на «Корову». И ничего, скажу я вам. Оба вели себя смирно. Никто и не думал сбежать или напакостить чего-нибудь. Капитан всё плавание проболтал с командиром Штиблером, а инженер – с нами, механиками. Вспомогательный электродвигатель нам отремонтировал, так он проработал как новый, пока четыреста шестьдесят первая на дно не ушла. В порту сдали их гестаповцам, но при этом прощались как с лучшими друзьями.
– О! – вдруг спрыгнул с койки Сигард. – Хорошо, что напомнил. А ну, встань.
Он залез в рундук под нижней койкой и достал стальной ребристый цилиндр.
– На, – протянул он Климу.
– Что это?
– Генератор. А в нём где-то обрыв. Мне ещё Ланге его дал на ремонт, да как-то руки не дошли. Тебе в самый раз поупражняться. Давай, давай, в механике тот разбирается, кто любит разбирать. Ключи в электромеханическом возьмёшь. А ты, Дирк, заткнись, и занимайся лучше своими сосисками со взрывателями, а русского нам оставь. Сами разберёмся.
Сигард выжидающе уставился в глаза Дирку, пока тот не кивнёт, а дождавшись, довольно заметил:
– Твоё дело – кататься с нами, пока не представится возможность выбросить ваш балласт. А до этого момента вы тоже балласт, только к тому же ещё и воняющий.
– Тупица! – взвился Дирк. – Да эта лодка существует ради наших торпед. В каждой из них по триста пятьдесят килограмм тринитротолуола! Ты хоть представляешь, какая это силища? Каждая наша торпеда – это крохотная лодка, только на ней нет таких придурков, как ты! Она в тысячу раз сложнее, чем твой долбанный дизель!
Догадавшись, что, очевидно, вспыхнул извечный спор механиков с торпедистами, и о нём тут же забыли, Клим нашёл свободное место и, прижав к животу генератор, устало сел, закрыв глаза. Его занимала куда более сложная дилемма – что делать дальше? Страшная и в то же время глупейшая ситуация. До конца войны остались считанные дни, а может, часы, или она уже закончилась, а он об этом даже не знает! Сейчас он пленник, хотя и на иллюзорных правах члена экипажа. Но это лишь для того, чтобы не проедал даром хлеб. Кстати, о хлебе! Зря тогда отказался от консервов на тральщике. Сейчас бы «улыбка Рузвельта» пошла в самый раз! «Да чтоб тебя! – скривился Клим. – Нашёл, о чём думать. Думай, что ты последний пленник войны! Бежать! Правильно сказал тот в майке – при первой возможности! Осталось лишь дождаться этой возможности».
– Так и плыл бы на своей торпеде, – отпустил шпильку Олаф. – Раз она такая умная.
– Они любят с комфортом, – заржал Сигард. – Чтоб в тепле, с кружкой кофе, в вонючих носках. И при этом ещё, чтобы всё сделали за них. Привезли, подкрались, прицелились, а они дёрнут рычаг. Но даже воздух, который выбросит из трубы их сардельку, будет наш, который мы забьём для них в цистерны высокого давления.
– Кому нужна наша лодка без торпед? – задал философский вопрос напарник Дирка. – Твои рассуждения, Сигард, сродни мычанию неандертальца.
– Так он и есть этот самый… – обрадовался неожиданной поддержке Дирк. – Папуас!
Выпучив глаза, Сигард уже набрал полную грудь, чтобы обрушить сверху мешок проклятий, но неожиданно с койки напротив, закрытой шторкой, донеслось глухо, словно говорили, уткнувшись в подушку, но в то же время достаточно громко, чтобы услышали в отсеке:
– Да что б вы там понимали? Самолёт – вот главная мерзость! Самолёты – проклятые навозные мухи, гадящие бомбами!
Удивлённо затихнув, остальные разом обернулись на голос. Сигард протянул руку и рывком отдёрнул шторку. В койке лежал сигнальщик второй вахты матрос Бартольд Нойманн.
– А ты что здесь делаешь? – спросил, вставая, Олаф.
– Пошёл вон! – обрадовался Дирк неожиданно возникшему общему противнику. – Подслушивает, крыса, а потом на вахте второму помощнику всё на ухо шепчет.
– Лейтенант Фукс уплыл с главным инженером, – попытался оправдаться Нойманн.
– А чего