Не, так дело не пойдет, надо немедленно покупать губозакаточную машинку. Вручную убирать нижнюю губу не получается.
– Теперь, когда мы всё обсудили, может, чаю? – спросил я. – У меня еще остался отличный английский.
– Ни хрена мы не обсудили, но давай, – махнул рукой Шишкин.
Выходя, я невольно зацепился взглядом за фотографию с Озеровым и Спарре. С автографами конечно же. Я ее повесил в рамочке, рядом с той, которую сделали перед опытом с самозаражением. Оказалось, правда, что Ян Янович не лечится, а в гости пришел, здоровье у него уже для лечебного голодания не подходит. И костыль у него из-за ампутированной части стопы. Диабет, чтоб ему. Надо бы попробовать сняться с членкором Иосифом Рапопортом. Видел буквально вчера этого легендарного мужика. Суровый еврей с черной пиратской повязкой на левом глазу. Рассказывают, что на той самой сессии ВАСХНИЛ в сорок девятом он выскочил к трибуне и набил морду самому Лысенко. Как бы он меня не послал. Наверное, надо Морозова попросить, чтобы представил. Кстати, свою Ленинскую премию он раздаст сотрудникам, всю до копейки.
Закончилось всё довольно мирно. Посидели, попили чай, поболтали на отвлеченные темы. На прощание только, уже в прихожей, надевая шляпу, Николай Евгеньевич будто вспомнил.
– Вы, Андрей, определяйтесь со своими обстоятельствами поскорее. Хватит уже дочери голову морочить.
Тут он открыл дверь, и я увидел, как любимая соседка втягивает в свое лежбище нос, глаз и ухо.
– Здравствуйте, Оксана Гавриловна, – сказал я. – Если чего не расслышали, подходите, я повторю…
Странная женщина, почему-то не воспользовалась приглашением. Шишкин хмыкнул и нажал кнопку вызова лифта.
* * *
Сессия заканчивалась, и возник очень проблемный вопрос. Куда девать Кузьму? Если кто не знает, то все медики Советского Союза, за исключением глубоких инвалидов – военнообязанные. Мужчины и женщины. В каждом медицинском вузе есть военная кафедра, на которой готовят офицеров запаса. И заканчивается это обучение фееричными сборами после пятого курса. Недели три, не меньше. Разумеется, только мальчики. Девочки просто сдают экзамен. Кто не тянул срочку – примет присягу. И все станут лейтенантами медицинской службы. Не сразу, вместе с дипломом врача.
Естественно, и я, и Давид туда отправляемся. А это значит что? Что котейка становится бомжом. По крайней мере, у меня нет кандидатов на то, чтобы его приютили. Шишкина? Я вас умоляю. Анна Игнатьевна убьет бедное животное, спустит останки в унитаз и скажет, что так и было. Она же аллергик! И близко с шерстью не подходи. Или Оксану Гавриловну попросить? Самый близкий человек в нашем доме, можно сказать.
Помощь пришла неожиданно. Я даже думал, что стоит наступить на горло собственной гордости, и попробовать еще раз позвонить Томилиной. Однажды попробовал, но нарвался на папу, Александра Тимофеевича. Суховато ответил дяденька. Нет, мол, дочери дома, когда будет – даже знать не хочу. Вот и все разговоры. Вы меня извините, но я не тринадцатилетний пацан с первой влюбленностью. Отшили – и ладно. Обидно, но не смертельно.
И тут на горизонте появилась Аня. Будущий литературовед, член клана Голубевых, сестра Симы и просто симпатичная девушка. После той вечеринки она пропала с горизонта, и я, если честно, не очень по ней скучал. Ну поцеловались пару раз, и что? У нас не Солт-Лейк-Сити, где такое обстоятельство автоматически ведет к браку, а очень даже наоборот. А тут звонит и вежливо интересуется, буду ли я дома в обозримом будущем.
Честно, в тот момент я был занят несколько другим и в мои планы романтические встречи не входили, но тут рыжее исчадие бездны требовательно мявкнуло, сообщая, что за десять минут с момента последнего приема пищи оно проголодалось и сейчас умрет от истощения, и я понял – надо соглашаться. Так что я ответил «да» и даже надел свежую футболку. Оставалась легкая небритость на лице, но я решил, что если кому и становиться основателем моды на недельную щетину, то только мне, и начинать надо прямо сейчас. Нет, ну чем я хуже Бреда Питта?
Аня прибыла минут через двадцать, не больше. Вся такая воздушная, в невесомом бежевом платье, легкомысленно заканчивающемся на середине бедер. Хорошее время года – лето. На сборы тратится минимум времени, которое у мужчин в основном уходит на поиск пары к одинокому носку. У дам другое, но и у них всё сводится к минимуму действий, часа полтора максимум. Ну или два.
Девушка совершенно очаровательно чмокнула меня в щеку, обдав запахом какого-то цветочного аромата.
– Вот держи, принесла тебе гостинец, – она выудила из сумочки маленькую баночку из-под сметаны, завернутую в бумагу.
– Что там? – спросил я, разворачивая обертку.
– Мёд, – улыбаясь, ответила Аня. – Помнишь, ты же читал Мандельштама. Я подумала, что это будет хорошим подарком.
– Ага, надо было декламировать «Я скажу тебе с последней прямотой», и мы бы пили шерри-бренди. Или про военные астры. За асти-спуманте сошло бы шампанское, но вы его выпили всё.
Я стал большим специалистом по Осипу Эмильевичу. Томилина не дала забыть, во время новогоднего затворничества постоянно его стихи читала.
Винишко всё же нашлось, венгерское токайское. Из-за цены оно большой популярностью у населения не пользовалось, а мне понравилось, и я держал в холодильнике бутылочку. Так, на всякий случай. Который как раз наступил.
Короче, выпили мы винца, послушали музычку. Сусловская премия пошла на дело, и я приобрел совершенно новый «Акай» две семерки. Пришлось доложить немного, но оно того стоило! Модель только появилась на рынке, и то, что она мне досталась за семьсот рублей – так это почти даром. Долларов шестьсот за магнитофон сейчас платят морячки в Японии. Но вот один не довез. Лопнул корпус, и цена упала почти вдвое. А я не гордый. Остальное ведь работает? Да, то место, заклеенное эпоксидкой, выглядит не совсем красиво, но зато какой звук! Колонки еще, отечественные, но вполне пристойные… Просто праздник меломана.
После токая у нас случилась страсть. Бурная и нетерпеливая. Такая… запоминающаяся. Аня оказалась девушкой без комплексов, до любви жадной и изобретательной. Первая позвала потанцевать, первая спустила руку на пятую точку. Ну а я что? Железный? Нет, конечно. После Томилиной уже почти месяц прошел. Лиза меня тоже не радовала теплотой и нежностью. Потащил Аню в гнездо разврата.
Дело дошло до парочки бурных завершений с воплями и подвыванием, во время которых я даже боялся за возможное причинение психической травмы котику. Кузьма поначалу увязался за нами в спальню, но потом трусливо сбежал.
– Надеюсь, ты не станешь настаивать на постоянных встречах? – спросила Аня, когда после всех безумств пили чай на кухне. – Ты мне нравишься, но Сима кое-что про тебя рассказала. Ходок, да?
– А можно без комментариев?
– Можно.
Все-таки хорошо иметь внешность «почти Есенина». Девчонки сами в кровать прыгают. Раньше как? Побегай, денег потрать, потом опять побегай и, может, что обломится. Но без гарантий. А тут винца выпил, пару танцев исполнил, и девушка уже сама тебя оседлала, взнуздала и прокричала… что-то невнятное. Много раз и в экстазе. Вот Пилипчук за стенкой весело, небось…
– Кота ты возьмешь? – я долил Ане чая, поцеловал в шею. – У меня тут военные сборы, некуда животное деть. На время, конечно.
– Собирай, – легко согласилась девушка. – У него есть пищевые предпочтения?
– Ест все рыбное. Минтай и так далее по списку. А не будет рыбы, то через некоторое время он согласится и на вчерашний суп.
Мы вышли из квартиры, я возился с замком, а Аня прижимала к груди коробку с Кузьмой. И естественно, Оксана Гавриловна вновь попалась на подглядывании. Уж поставила бы глазок на дверь, что ли. А то вот этот вот старорежимный шпионаж через приоткрытую щелочку… не комильфо ни разу.
– Анюта, душа моя, – я принялся запирать второй замок. – А как ты относишься к вуайеризму?
– Ой, я такое не ем, – улыбнулась девушка. Все она знает, притворяется только. Даже Фима Собак в романе Ильфа и Петрова могла произнести слово «гомосексуализм».