события, что произошли… вчера. Почему темно, где я? Полная темнота. Или я умер? Чушь! Я чувствую тело, шевелятся пальцы рук и ног. Только больно дышать и слабость с головокружением. Где я? Кровать подо мной больничная, это очевидно по ощущениям, даже по запахам понятно, что учреждение медицинское. Значит, я в румынской больнице.
Звуки автомобильных моторов за окном сразу напомнили о последних минутах, когда он еще был в сознании. Они ехали на посольской машине с Яковенко. Слежка была плотная. Наверное, провалились последние явки в Тимишоаре. Их накрыли американцы, но архив со сведениями о деятельности западных разведок в Восточной Европе по развалу социалистического лагеря Акимов получить успел. Потом они пытались с Яковенко уйти от преследователей. А когда те поняли, что русские заметили наблюдение, решили взять их.
И ничего страшного, пусть бы остановили машину с посольскими номерами, пусть бы прикоснулись руками к сотруднику посольства, обладающему дипломатическим иммунитетом. Скандальчик бы им Акимов устроил приличный. Да и в Бухаресте узнали бы об этом быстро. Ничего страшного, даже если бы в камере и побили немного. Бывало и такое. Доказать, что Акимов является сотрудником КГБ, они бы все равно не смогли, и преступления он никакого не совершал. Но архив!
Вот этого допустить было нельзя. И тогда Акимов решил сам отвлечь преследователей. Нельзя было поручать такое простому водителю посольства. Опасно было поручать ему спасение архива и вывоз его в Бухарест, но это было меньшее из зол.
И вот он здесь, в больнице. Он высадил Яковенко, объяснив бесценность свертка в его руках, и погнал машину через весь город на юг.
Потом выяснилось, что в городе начались волнения. Ему прострелили колеса. Он бросил машину и попытался скрыться, но нарвался на пулю. Да, преследователи пошли ва-банк и стали стрелять на поражение. Значит, были уверены, что документы при нем, готовы были пойти на все, лишь бы не дать советской разведке заполучить такие сведения.
Легкое не задето, дышится свободно, боль где-то выше. Ах, да, на мне же гипс, пуля попала в плечо в районе ключицы, и нога… бедро прострелено. Ладно, со мной все нормально, а вот что с Яковенко? Эх, Боря, Боря! Подставил я тебя. Хотя почему же подставил? Родине так и служат! Где бы ты ни был, в какой стране, в какой должности – не важно. Родину всегда и везде нужно защищать. Так что, буду на тебя надеяться, Борис Иванович!
Звуки автомобильных моторов во дворе стихли. Кажется, уехали, подумал Акимов. Неизвестно, сколько он еще лежал в темноте, даже успел задремать, когда его разбудил яркий свет. Чуть приоткрыв глаза, Акимов понял, что просто дали электричество.
Теперь стало видно, что в палате он лежит один. Понятно. Наверняка охранник у двери. Палата небольшая, метров двадцать, этаж, судя по звукам машин во дворе, которые он недавно слышал, второй. Нормально, даже с гипсом можно выбраться через окно и спуститься на землю. С одеждой вот только проблема. А сколько я тут уже лежу? Сил-то у меня хватит на побег?
Акимов поднял руку, провел по щеке, по подбородку. Утром перед выездом из Бухареста в Тимишоару он побрился станком очень тщательно. Так он делал всегда, если не знал, сколько времени займет командировка. Судя по щетине, двое суток, не больше. Один день в городе, во второй половине его ранили, операцию сделали, видимо, в тот же вечер, значит, сутки он лежит. Значит, сейчас ночь с 18-го на 19 декабря. Ясно, в посольстве их уже хватились, Половцев уже должен был принять меры. Хорошо, подумал Акимов, и устало прикрыл глаза.
Сквозь дрему он расслышал шаги в коридоре. Сон исчез сразу, как будто его и не было. Деловые шаги, примерно трое, возможно, одна из них женщина, гулкие голоса у двери. «Сейчас войдут, – подумал Акимов, но глаза открывать не стал. – Не надо им показывать мое напряжение. Мне вообще торопиться теперь некуда».
Дверь открылась, и, к его великому удивлению, вошла одна женщина. Он следил за ней по звукам с закрытыми глазами и старательно изображал, что спит. Вот незнакомка прошла от двери к окну, остановилась, может быть, посмотрела на улицу. Нет, она все время смотрит на него, Акимов чисто физически ощущал ее взгляд – пронизывающий, оценивающий, недобрый. Ладно, пора открывать глаза.
Она стояла в ногах и, положив руки на спинку кровати, смотрела на него добрыми глазами. Акимову даже показалось, что это девушка лет двадцати пяти. Очень уж миленькие черты лица, большие, немного наивные глаза, мягкие губы, растянутые в грустной улыбке. Сразу захотелось назвать ее деточкой и достать из тумбочки конфетку. Но, будучи капитаном КГБ и прослужив несколько лет во внешней разведке, Акимов имел приличный опыт оперативной работы. Никакая она не лапочка и не деточка. И конфетку ей давать не стоит. Не за этим она сюда пришла. Если учесть, что в палату она вошла одна, напрашивается вывод, что эта дама работает самостоятельно. А это значит, опыта у нее не меньше, чем у Акимова.
– Здравствуйте, – сказала девушка по-румынски мягким, нежным голоском, в котором чувствовался акцент. – Как вы себя чувствуете?
– Примерно так же, как и выгляжу, – ответил Акимов. – Вы кто? Из медицинского персонала этой больницы?
– Вы помните, что с вами случилось? Как вы сюда попали?
Девушка говорила, и чувствовалось большое мастерство не менять выражение лица и интонации голоса, пропускать мимо ушей вопросы, хотя он спросил ее прямо и конкретно. «Артистка еще та, – подумал Акимов. – А ну-ка, мы тебя переиграем! Ты финтить взялась, а мы тебя по-русски, обухом по голове. Без финтов!»
– Вы не ответили на мой вопрос, – строго заметил Акимов. – Надеюсь, я не в психиатрическом отделении? Я сотрудник советского посольства. 16 декабря на улице в Тимишоаре за мной стали гнаться неизвестные люди на машинах. Когда я свернул в сторону милиции, чтобы попросить помощи, по мне открыли стрельбу из пистолетов. Я получил два пулевых ранения, моя машина сгорела прямо на улице. Теперь прошу вас представиться.
– Ну, ладно, – изменилась в лице девушка, и Акимов увидел, что она гораздо старше, чем кажется в первую минуту. Ей явно больше тридцати лет, и она умеет быть жесткой. – Раз вы предпочитаете такой вариант развития событий, я не буду возражать. Конечно же, я не из больничного персонала. И пришла поговорить с вами не о вашем здоровье.
– Напрасно, мое здоровье вас должно интересовать, – поморщился Акимов. – Кто бы вы ни были, раз вы тут распоряжаетесь, я прошу предоставить мне междугороднюю телефонную связь. Я