о твоем лице…
– Что? – Я был уверен, что ослышался.
– Оно у тебя очень интересное, – сказала она. – Такое необычно угловатое. Я бы хотела как-нибудь тебя порисовать.
Вот как я оказался в ее студии в первый раз. Она находилась там в будни и по вечерам, так что я сказал родителям, что у меня дополнительное занятие в библиотеке, и уехал в Бостон. По-моему, я никогда в жизни не чувствовал себя настолько живым, как в тот вечер: каждый мускул был напряжен, пока я сидел перед ней на деревянной скамейке, а она рисовала. Иногда Лара откладывала альбом и карандаш и касалась моей щеки или подбородка, чтобы слегка изменить положение головы. Между нами тогда, да и потом, ничего не было, но мне кажется, это только вопрос времени.
Я не тупица. Я знаю, что она обручена, что она моя учительница, что она гораздо старше. Хотя вообще-то всего на семь лет. У моих тети и дяди разница вообще в десять, и никто ничего не говорит. Ну да, дядя Роб и тетя Лиза познакомились, когда ему было тридцать пять, а ей сорок пять, и они не работали вместе. Но разве стоит отказываться от своей потенциальной второй половинки из-за каких-то предрассудков общества?
Вряд ли, конечно, со мной согласятся мои папы. Даже если у меня и был соблазн рассказать все Уэсу, он испарился после того, как Карлтонский колледж уволил профессора, который спал со студенткой.
– Они оба уже взрослые люди, – говорил я, думая о Ларе и о своем грядущем следующей весной восемнадцатилетии.
– Между учителями и студентами должна сохраняться субординация, – возразил Уэс. – Такая у нас политика. – Он поджал губы. – Каковы могут быть мотивы взрослого, вступившего в связь с подростком? Нельзя значит нельзя.
Я знаю, так думают все. И я тоже, когда встречаю в школьном коридоре тренера Кендалла: он очень приветлив со мной, хотя я вообще не занимаюсь никаким спортом и он меня почти не знает. Нельзя значит нельзя, думаю я. Но, когда получаю очередное сообщение от Лары, все мое тело наполняется теплом и радостью, и я убеждаю себя: разве можно все в жизни делить только на черное и белое?
Лара поправляет бейсболку и светлые волосы, и я понимаю, что пялюсь на нее уже добрых полминуты. Бывает.
– Так что случилось, Кэл? – спрашивает она. – Что за срочность? А главное, почему ты не в школе?
Ненавижу, когда она говорит со мной как с обычным учеником!
– Мы с друзьями решили прогулять, – отвечаю я. Ее глаза округляются, и я быстро добавляю: – Не бойся, их тут нет. Они остались в Бостоне, а я поехал на встречу с тобой, потому что… – Тут я запинаюсь, не представляя, как продолжить фразу. Она ведет себя совершенно так же, как обычно, словно понятия не имеет о том, что случилось с Бони. Конечно, новость только-только объявили по телевизору, а у нее выходной, но… он умер прямо у нее в студии. «С этого и начни, Кэл», – говорю себе я, однако слова застревают в горле. Вместо этого я вдруг спрашиваю: – А где ты была сегодня утром?
Лара морщится, выказывая легкое нетерпение.
– Я же говорила: ходила на мастер-класс по керамике.
– Но вчера вечером, когда мы договаривались насчет сегодняшнего завтрака, ты говорила, что потом поедешь в студию.
– Ну да, – отвечает она, делая глоток через трубочку. – А потом в последнюю минуту появилось свободное место, вот я и пошла.
Я молчу, на случай если ей есть что добавить. Мне становится как-то душно, я закатываю рукава рубашки повыше.
– Ну, а я случайно оказался этим утром у тебя в студии, и…
– Подожди, – перебивает она, хмурясь. – Ты был в студии? Кэл, так нельзя! Не смей меня разыскивать ни с того ни с сего! Особенно если рядом твои друзья. О чем ты вообще думал?
– Я тебя не искал, – возражаю я. Хотя… может, подсознательно все-таки искал. Возможно, именно поэтому я предложил выпить кофе недалеко от ее студии и зайти в художественный магазин? Потому что надеялся увидеть ее?.. – Дело не в этом, а в том, что Бони Махони тоже там был.
Лара растерянно хлопает глазами.
– Кто?
– Бони Махони. То есть Брайан. Брайан Махони из нашей школы.
Даже самому себе странно признаваться, но, когда я увидел, как Бони заходит через ту дверь этим утром, на меня накатила ревность. «Бони не в ее вкусе», – думал я раньше, а потом вдруг сообразил, что никто и никогда не подумал бы, что и я могу быть в ее вкусе.
– Ясно, ну ладно, – говорит Лара. У нее все еще растерянное лицо. – И что с этим Брайаном?
Я делаю глубокий вдох. Поверить не могу, что сообщу ей об этом первым.
– Он умер.
– Боже мой, серьезно? – Лара прижимает руки к щекам, ее глаза расширяются. – Какой кошмар! Что случилось?
Я тяжело сглатываю. Не представляю, как рассказать ей остальное, поэтому выпаливаю сразу все:
– По новостям сказали, что его убили. Вроде вкололи какой-то наркотик. В твоей студии.
– Убили? – шепчет Лара, в лице ни кровинки. – В моей… прямо в том здании?
– Не просто в том здании. Прямо в твоей студии. – Я внимательно смотрю ей в лицо, надеясь разглядеть хоть какой-то намек на… На что? – А еще в полицию поступил анонимный звонок: сообщили, что инъекцию сделала какая-то блондинка.
Лара прижимает дрожащую руку ко рту.
– Пожалуйста, скажи, что это какая-то глупая шутка.
Злость на нее, которой, по сути, и не было, улетучилась.
– Нет. Я бы не стал так шутить.
– Я просто… – Лара прижимает ладонь к щеке, а потом берет сумку, что стоит рядом с ней, роется в ней и, достав телефон, бросает ее обратно на сиденье. Потом разблокирует телефон и несколько минут что-то в нем ищет, становясь все бледнее. – Боже мой, поверить не могу. Ты прав, этот Брайан… Господи, Кэл. И ты был там? Что случилось?
Я пытаюсь объяснить ситуацию максимально кратко, но в результате приходится повторять все по несколько раз, прежде чем Лара все осознает. Все это время она держится совершенно спокойно, только ее глаза постоянно перебегают с меня на экран телефона и обратно. Потом она роняет телефон на стол и прижимает ладони к лицу.
Я несколько минут наблюдаю за ней, пытаясь обнаружить малейшую неискренность. Все это, конечно, подозрительно, однако я не могу придумать ни одной причины, почему она могла навредить Бони.
– Так что? – наконец осторожно произношу я. – Ты все это время была на мастер-классе по керамике? Потому что та наводка на блондинку…
Лара опускает руки, черты ее лица становятся жестче.
– Я к этой истории не имею никакого отношения. Я была в центре дополнительного образования на Массачусетс-авеню и ушла оттуда… – она смотрит на часы, – минут десять назад.
Прежде чем я успеваю