Читать интересную книгу Булыжник под сердцем - Джулз Денби

Лонни и Бен предложили встретиться двадцать первого в «О'Рейли», местном псевдоирландском баре – выпьем, заодно отдадим приглашения.

– Лонни, мы тебя и без приглашения пустим, – сказала я по телефону.

– Торокая моя, не отпирай мои прафа, потшему у этого итиота Маркуса есть приклашение, а у меня нет? Я слышала, их телал Модшо. И Бен тоше приклашение хочет. Это наше прафо!

– Ты чокнутая – ты в курсе?

– О, та, но помешательстфо никому не пофредит. Не то что фы, анклитшане, на фсе пуковицы састекнутые.

– Илонка, ты родилась в Брэдфорде. Ты из Йоркшира. У тебя только мать русская, хватит.

– У меня русская туша, моя торокая. Пыть из Йоркшира скутшно. Лучше пуду русской леспиянкой, тшем йоркширской.

Ну что тут скажешь? Пристегните ремни, впереди ухабы.

Может, дико назначать встречу с друзьями на конкретный день, но с нашей работой нормальные жизнь и общение давно вылетели в трубу. Мы отдыхали подряд эти выходные и следующие, и меня грызла тревога, но я подумала: да ладно, забей и расслабься, девочка.

Не знаю, стоит ли упоминать, какие-то полные «Секретные материалы» получаются, но в тот день мне было как-то странно. Знаю, многие скажут, мол, интуиция, но в моем дневнике в тот день написано:

«NB 18:00. Такое ощущение, что будет гроза. Еще и тошнит Не хочу никого видеть, но придется – меня все ждут. Мне странно. Лучше молчи. Дж. так рада. Может, просто ПМС». О да, во всем виновата менструация.

Иногда тело подсказывает то, чего не хочет слышать разум, чего он не в силах переварить.

Ясное дело, я проглотила две таблетки парацетамола и накрасила губы.

18

Когда мы добрались до паба, там уже было не протолкнуться. Бен и Лонни мы искали минут пять. Они сидели в кабинке на возвышении как можно дальше от колонок, из которых громыхала псевдоирландская музыка. Обе надутые; сердце у меня оборвалось. Мы уселись напротив, и я сделала лицо подоброжелательней:

– Привет, – с фальшивой радостью пропела я.

– Угу, привет, – мрачно отозвалась Бен. Ее широкое лицо казалось пунцовым на фоне черной водолазки – экзистенциальный вид. – Простите. Эта забегаловка. Дыра. Одни цивилы. Господи.

Бен всегда говорила короткими предложениями – возможно, потому, что ее считают одним из самых многообещающих молодых британских философов. Не знаю, кто – очевидно, другие философы. Сама Бен философствует, только если в жопу пьяна, и то лишь разносит в пух и прах философское сообщество за интеллектуальное скудоумие, ксенофобию и ярый мужской шовинизм. Впрочем, не мне судить – я же ни фига не знаю. Я бухгалтер. Но Бен мне нравилась: она не считала нужным все время лыбиться – какое счастье.

Лонни болтала в полный голос, налегая сначала на «Гиннесс», а потом опять на водку:

– Коспоти, напиток тля селян и переменных. Это не выпивка, а ета, тшорный суп. Я такое ненавишу, я фос-мустшена! Пен, Пен, моя торокая, налей вотки, прошу тепя… – И все это звучно, размахивая жесткими прядями длинных высветленных волос, как плетьми; темные славянские глаза углями тлеют под накладными ресницами. Лонни прислонилась к деревянной стенке кабинки, прижимая худую дрожащую руку к худосочной груди. Лонни не верила в пищу, в этот «неудобоваримый навоз». Думаете, они спелись с Моджо, нашим вечно голодающим трансвеститом? Отнюдь нет. Они считали друг друга слишком понтовыми и скучными. Зато Моджо обожал Бен и часами трепался с ней на какие-то заумные темы, пока Лонни бросала на них мрачные взгляды и что-то бормотала – она утверждала, что это русский, но, по-моему, просто галиматья. Конечно, Лонни – тот еще геморрой, зато она по-своему очень добрая и любящая. Они с Бен встречались уже целую вечность и были самой женатой парой из всех моих знакомых.

Я вздохнула и попросила Бен сесть, я все принесу. Я знала, кто что пьет, поэтому протолкнулась к бару и попыталась привлечь внимание угрюмой ирландки.

Пятнадцать минут спустя, когда я наконец прихлюпа-ла назад, Джейми и Лонни хихикали как идиотки, и Джей-ми шипела: «Не смотри, не смотри, нет, там, там, у музыкального автомата, ой, Лонни-ии…» – И так далее, словно подростки.

Бен вздыхала и крутила серебряное кольцо с надписью «vous et nul autre» [36]на безымянном пальце.

– Там. Блондинчик. Господи. Скукотища. Кажется, симпатичный. Ну, если в твоем вкусе. Нет, не там. Между окном и игровым автоматом. Да. Белая футболка. Джинсы. Классика. Спорим, ботинки «Тимберленд»? О боже.

Я неохотно попыталась разглядеть объект восхищения Джейми. Наконец кто-то отошел, няв первый раз его увидела. Увидела Шона Пауэрса.

Склонившись над огромным «одноруким бандитом», он потягивал пиво и поверх бокала смотрел на Джейми, а та хихикала с Лон… простите, меня тошнит… нет, это нужно сделать, ради Джейми и ради меня. Да, верно. Да, первым делом я обратила внимание на его глаза – бледные, кристально-голубые, словно подсвеченные изнутри. Будто глаза слепого. Или животного. Лицо тоже чем-то напоминало звериную морду: прямой нос, широкие скулы, квадратный подбородок, губы для мужчины полноваты. Пепельные волосы выстрижены по бокам и сзади, а спереди длинная челка, прикрывавшая эти его дикие бельма. Какой-то он слишком цивильный, подумала я, мы-то ему зачем? Брэд Питт для бедных. Как это потом мусолили в газетах! Словно легкое сходство со знаменитостью – это важно, это шикарно: «Убийца с роскошной внешностью кинозвезды…» Может, Брэд Питт и сыграет Шона в каком-нибудь телефильме – если научится говорить с брэд-фурдским акцентом.

Я посмотрела на Джейми – никакой надежды, цивил цивилом, просто выпендривается. Джейми покраснела от возбуждения – рыбка попалась в сети. О нет, только не это. Но Джейми явно вошла в раж. Закатив глаза, Лонни размахивала пачкой «Собрания». А этот кристальный взгляд не отрывался от моей Джейми. Лонни что-то ей шепнула; Джейми взяла сумку и заявила, что идет в туалет. То есть мимо этого парня. Он не отводил глаз, пока она, подчеркнуто не обращая на него внимания, пробиралась через толпу.

– Илонка, ты что делаешь? – жестко спросила Бен.

– Нитшего, моя торокая, нитшего. Я просто коворю, эй, мошет, прикласишь молотца на ветшеринку, фтрук притёт – весело, та?

Я пришла в бешенство. Чего мне стоило не разорвать на куски Лонни с ее глупыми выходками – впрочем, она все равно бы не поняла, чего так злиться из-за безобидного флирта, и я сдержалась.

Но Бен не порадовалась:

– Господи, Лон. Посмотри. Безнадежный цивил. Ничего хорошего. Думать же надо. Это не твоя вечеринка. Знаешь, что он думает про нас? Догадайся!

Лонни оскорбилась, а Бен принялась извиняться передо мной – фигово, поэтому я сказала, мол, не страшно, все равно парень не придет. Хватит, забудь.

Потом, когда все кончилось и в газетах слащаво распинались о «подругах-лесбиянках, которые познакомили жизнелюбивую артистку Джейми с улыбчивым убийцей», Лонни во всем винила себя. У нее даже случился «нервный срыв», или как там выражаются врачи. Антидепрессанты, психиатры, все такое. Лонни не хотела меня видеть.

Но мы говорили с Бен. Немного, ходя кругами вокруг непроизносимого. Бедная Бен, она так старалась не терять благоразумие, держала себя в руках. Они с Лонни из-за этого расстались; Лонни сочла, что Бен бесчувственна. По-моему, вовсе нет. Если Бен, в отличие от Лонни, не воет и не рыдает, это не значит, что ей не так больно. Господи.

В общем, сидим мы в такой вот атмосфере, и тут Джейми выплывает из туалета, прямо снежная королева. Все всё поняли, не сомневайтесь. И, загадочно скорчив лисью мордочку, эдак беззаботно останавливается возле Шона. И тут я понимаю, что они одного роста; оба широкоплечие, длинноногие; мне это почему-то показалось странным: они выглядели… как пара. Джейми вручила парню приглашение. Хорошо представляю дурацкий диалог, хотя ничего не расслышала, поскольку из колонок орал ирландский фолк, группа «Блэк Велвет»: «Привет,у нас тут вечеринка, ага. Мы с подругами поспорили, придешь ты или нет… о, да, здорово. Ладно, вот приглашение, не забудь его, а то не пустим – ха-ха-ха».

Она умудрилась вернуться к нам шагом и уселась спиной к нему; лицо ее горело от возбуждения:

– Не смотрите, не смотрите так, не смотрите – что он делает? О-о, ну скажите – красавчик, а? Какие глаза! А тело! Черт, я счастлива: он сказал, что придет. Как думаете, придет? Сказал, мы интересно выглядим! Ему нравится богема! Спросил, не учусь ли я на художника! Я не решилась объяснить, сколько мне лет. О господи, аж сердце колотится!

Добрых пять минут Джейми упорно не замечала, как мало энтузиазма вызывает за столом ее последнее увлечение. А когда ей объяснили, надулась, как ребенок, у которого отобрали плюшевого мишку: