нанести врагу максимум потерь, измотать и обескровить его...»
«Армии в районе Смоленска, — напишет Маршал Советского Союза А. И. Еременко, — совершили великий подвиг, который не забудет народ. Здесь наши войска нанесли первый удар по гитлеровской стратегии «молниеносной войны», подорвали ее основу, остановили врага и заставили Гитлера изменить планы наступления».
Боль не отпускала Кузнецова ни на минуту. Временами боль становилась нестерпимой, и тогда он терял сознание. Когда приходил в себя, подзывал санитарку — молчаливую тетю Олю с затаенным страданием в маленьких глазах. Ему все казалось, что пробыл в беспамятстве слишком долго.
— А чего там — воюют, — говорила тетя Оля, мучительно улыбаясь. — Ты спи, отвоевался уж. Как Берлин возьмут, я тебя разбужу.
От ее шуток становилось тоскливо. Кузнецов не жаловался, считая, что отныне это его личный удел — терпеть все: и страдания тела, и муки души. Он и домой потому не сообщал о своем ранении — не хотел причинять боль близким.
Однажды проснулся со странным беспокойством в душе, торопливо стал оглядывать белые стены палаты.
— Чего тебе? — спросила тетя Оля.
— А где... Москва?
— Где ей быть? Стоит на своем месте.
— Нет... где она?.. В какой стороне?
— Счас сообразим.
Она оглянулась и снова наклонилась к нему.
— Березу в окне видишь? Если в ту сторону идти да идти, как раз в Москву придешь.
Кузнецов улыбнулся благодарно и зябко повел щекой: волосы тети Оли щекотно касались уха. Как когда-то волосы дочки Нелюшки, слушавшей его чтение...
Он умер 28 августа в тихий час, когда за березами в окне медленно вставала оранжевая заря.
Проживи Кузнецов хотя бы еще несколько дней, он смог бы сам прочитать в «Правде» Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза...