Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очнулся в темноте. Голова раскалывалась. Ощупал руками лицо. Сухое, без насохшей крови. Это к лучшему. Подтянул ноги к животу: ничего не болит. Стиснув зубы от головной боли, попытался привстать. Можно и привстать, но вот шеей повернуть нет сил. Кажется, что она разбухла и горит. В ушах стоит постоянный звон. Где Перепелов? «Саша?» – шепчу в темноту. Слышу только шумное дыхание нескольких человек. Глаза начинают различать очертания стен. Свет идет откуда-то сверху, но сейчас ночь. Часов на руке нет. В карманах тоже ничего нет. Я в плену. Но где же Перепелов? Что это за люди вместе со мной?
Почувствовал, что начинает подташнивать. Сотрясение мозга. Где Перепелов? Хочется пить.
Ничего не остается, как дожидаться рассвета. Надо попытаться уснуть. Единственная польза от этого заточения – выспаться. Спать, спать. Расслабляюсь, насколько позволяет мучительная головная боль, которая раскалывает череп. Череп в тепле, в огне, ему приятно, ему хорошо, я медленно засыпаю. Мне снятся воробьи на цветущих ветках сирени. Лиловые соцветья сирени благоухают весенним ароматом. Я вижу зеркальную поверхность озера, в котором плескаются рыбы, и концентрические круги, которые расходятся от рыб, плывут по всему озеру, расширяются до бесконечности, и я плыву в этой бесконечности.
Громкий стук, хрипение и гортанные возгласы прерывают сон. Трещит факел, стены в помещении высокие. Душманы пинками поднимают афганских солдат. Подходят ко мне. Я не шевелюсь. Получаю резкий удар ногой в бок. Перед самым носом вижу ствол автомата. Мне приказывают подняться. Едва я поднимаюсь, как тут же начинают скручивать куском проволоки руки за спиной в локтевых суставах.
Одного за другим нас ведут по извилистым коридорам, выводят на свежий воздух. Едва брезжит рассвет. Афганских солдат ставят в один ряд у стены. Я остаюсь в стороне. Подходят еще какие-то люди. Слышится негромкая гортанная речь. В руках душмана электрический фонарик. Он по очереди подходит к каждому из солдат, светит прямо в лицо, задает отрывистые вопросы. Лица солдат белы от ужаса. Я с трудом удерживаю голову. Некоторых солдат выводят из строя. Звучит короткая команда. Глухо лязгают автоматные затворы. Вспышки выстрелов ослепляют меня, и когда глаза снова привыкают к полумраку, то вместо стоящих солдат вижу валяющиеся тела. Некоторые из солдат еще шевелятся, их добивают.
Меня и троих «отобранных» афганских солдат ведут по пустым улочкам кишлака. Ведут очень быстро, подгоняя ударами кулаков в затылок. Я берегу свой затылок, ему досталось и без того, поэтому все время наступаю на пятки впереди идущему невысокому душману. Он не выдержал, попытался со всего размаха дать мне оплеуху, я отпрянул, и в это время искры посыпались у меня из глаз: идущий сзади ткнулся головой мне в затылок.
Нас вывели из кишлака и повели по ущелью.
Потом мы долго петляли по узким гористым тропинкам, и, наконец, нас ввели в скрытую от посторонних глаз пещеру. Глаза увидали каменные своды. Пленных увели вниз, и мы очутились на каменном грязном полу. Много людей здесь побывало. В углу копошились фигуры. Был слышен негромкий разговор, но стоявшие в голове шум и звон мешали разобраться, на каком языке они говорят.
Я осторожно повернул голову направо: в темноте что-то шевелилось, вздыхало. Напрягая зрение, я долго всматривался в полумрак, прежде чем понял, что это пленные афганские солдаты.
«Выходит, – догадался я, – что я действительно в плену, но отправят ли меня в Пакистан?» Сильнейшее головокружение заставило меня застонать и бессильно опуститься на каменный пол. Боль была невыносима, и я скорее всего помянул черта. Когда боль отпустила, увидел, ко мне подползает человек. С каким ужасом я понял, что это тот самый белобрысый паренек, радиостанцию которого я раздолбал из собственного автомата.
– Ты русский? – услышал я шепот. Я молчал.
Радист подполз совсем близко, удостоверился, что я одет в форму советского десантника, потом заглянул мне в глаза. Гримаса боли исказила его лицо. Он поднял руки, чтобы вцепиться мне в горло, но я ногой отбросил радиста от себя. Сверху послышался шум, к нам спустился сторож с горящим факелом. Он удостоверился, что все в порядке, поднялся наверх. Вскоре прозвучала команда, сверху снова спустились люди, пинком подняли меня на ноги и повели наверх. Там же, в пещере, но при дневном свете, который падал неизвестно откуда, меня поставили перед душманом с чистой пышной бородой.
– Твое имя? – сразу спросил переводчик, безбородый, в остатках европейского платья.
Я молчал.
– Если ты будешь молчать, тебе будет плёхо-плёхо, – сказал переводчик.
– Крутиков Петр Вячеславович, – назвался я по легенде. Лицо человека в тюрбане несколько посветлело. Он смотрел как горилла – прямо в глаза, постепенно приближаясь. Я попытался отвернуться от еще ближе наклонившегося незнакомца, но боль в шее остановила меня.
Душман быстро заговорил, поглядывая то на меня, то на переводчика. Мысли мои смешались, расплылись в каком-то красном дыму, ноги подкосились. Я зашатался и упал. Двое душманов, зло переговариваясь, подняли и поставили меня на ноги. Я слышал слово «шурави», понимал, что речь идет обо мне, но у меня не было сил даже стоять. Затем меня вытолкали на свет. Через некоторое время из пещеры показались двое душманов, которые вели под руки радиста. Его водрузили на ишака, и все двинулись в путь.
Еще не совсем стемнело, и слева от себя я видел высоченную отвесную стену, справа – глубокую, уже покрытую черным покрывалом ночи, пропасть. Банда двинулась по узкой тропе, как бы врезанной в отвесную каменную стену. Головокружение мешало сосредоточиться. «Что делать с радистом?» – мучила меня мысль. «Может, столкнуть его вместе с ишаком в пропасть?»
Нас вели к перевалу. Огромная, белая, как бумага, луна освещала безжизненные, лишенные растительности горы. Я прикинул, сколько всего было людей в банде. Впереди двигалось человек сорок, идущих сзади было меньше. Всего человек пятьдесят-шестьдесят.
От прохладного воздуха стало легче. Проклятое головокружение! С головой не все в порядке. Мне нужна неподвижность, а тут надо трястись по горной дороге. Колонна перевалила хребет и не останавливаясь пошла дальше.
Судя по небу, было уже за полночь. Во рту пересохло. Рядом шли угрюмые охранники – двое молчаливых душманов. У них точно есть вода. Оглушить одного, столкнуть в пропасть другого – и напиться. Нельзя.
Идущие впереди остановились. Привал. Радиста сняли с ишака. Что с ним? Ранен в ноги?
Охранники достали из рюкзака длинный кусок веревки и крепко связали меня. Будут спать. Действительно, один из охранников прикорнул.
Вскоре банда опять двинулась в путь. Меня развязали, но идти было все равно тяжело. Начался спуск, а спускаться всегда тяжелее, чем двигаться в гору. Монотонная ходьба надоедала. Хотелось спать. К счастью, приближался рассвет. Возможно, днем душманы не рискнут продвигаться.
Постепенно местность выравнивалась, и мы оказались в долине. Шли сначала по сыпучей каменистой почве, затем вышли на дорогу, ведущую к невысоким деревьям. Здесь душманы расположились на отдых. Мне опять связали руки, и я прислонился к камню, желая уснуть. Не успели мысли мои спутаться, как неожиданно перед собой я скорее почувствовал, чем увидел или услышал, белобрысого радиста. В руках у него был огромный камень. Из ушей текла сукровица – он был контужен.
– Ах ты, гадюка! – вскрикнул радист и опустил камень мне на голову. Сознание у меня сразу померкло.
Очнулся я, когда меня грузили на ишака. Я вцепился в холку животного, иначе съехал бы на землю. Голова трещала, меня мутило. Экий патриот! Сообразил, что радиостанцию разбил я. Ну черт с тобой, но задание я выполню. Меня мучила страшная жажда. Я стонал, просил пить, но бесполезно. Когда ко мне приближался душман со злым лицом, я инстинктивно закрывал голову руками. Каков нынче я с виду: вся юность выпита из глаз, весь цвет сошел со щек, в гримасе боли сжатые бледные губы. При взгляде на мое лицо у человека пропадает желание Жить. Но это к лучшему. Я не хочу, чтобы мое лицо было таким же угрюмым, как у бредущих рядом афганцев, или пылало ненавистью, как у юного белобрысого радиста. У него в Союзе есть девушка, которой он пишет письма, а она, наверное, гуляет вечерами с каким-нибудь его товарищем, а потом они целуются, разговаривая о нелегкой службе.
Наконец-то мне дали попить. В жестяной кружке плескалась какая-то мутная жидкость. Подмешали наркотик? Но не умирать же от жажды! Я жадно выпиваю пойло, пытаясь распробовать вкус. Слегка приторно-сладкий. Не знаю, что это. Но сразу становится легче. И веселее. Голова не кружится. Душманы здесь хозяева, мы – гости. Они всегда будут хозяевами в своей стране, а мы гостями. Глупое наше правительство, зачем было вводить войска в Кабул, брать дворец Амина. Пусть войска ввели бы американцы, поставили свои ракеты и охраняли от этих же душманов. Эти же душманы были бы тогда пламенными патриотами и мы бы им помогали.
- Скалолаз. В осаде - Арч Стрэнтон - Боевик
- Невеста Аллаха - Сергей Бакшеев - Боевик
- Пресс-хата для Жигана - Сергей Иванович Зверев - Боевик
- Оборотень - Илья Деревянко - Боевик
- Нож в сердце рейха - Виктор Федорович Карпенко - Боевик / О войне