Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как он начинал?
— Иногда прямо как заходил, не давая сказать «привет», иногда мы ложились спать, он просто делал массаж, потом просыпались около трех ночи, иногда за компьютером — по-разному…
— А ты, ты начинала?
— Да, в сорока процентах случаев…
— А сейчас можешь?
— Так странно, еще год назад я рыскала по Интернету в поисках твоего «ЖЖ», мне хотелось понять, почему он с тобой, узнать хоть что-то — но пусто, никаких данных, фотографий, упоминаний, компроматов, а сейчас предлагаешь заняться не сексом и не любовью, а чем-то лежащим между этими категориями. Как колода перетасовалась.
Мне было тяжело решиться. Я однажды целовалась с девушкой на спор в Испании, но это было много лет тому назад…
— Ты ничего не теряешь, это все в образовательных целях, — уверяла Жанна.
Я взяла ее за руку и отвела к входной двери, она провела пальцами вдоль брови.
— А сейчас ты снова зайдешь.
Выполнив мое указание, она прикрыла дверь и погрузилась в проем между двумя входными дверьми — одна железная пуленепробиваемая, а вторая под интерьер — между ними пространство в ширину двери и глубиной шестьдесят сантиметров.
Я прождала ее около минуты. Погасив свет, я увидела, как она медленно опускает ручку двери.
— Он делал это быстрее.
— Он когда-нибудь фотографировал тебя?
— Видимо, только тебя.
— Никогда. Только оплаченные модели.
Мы переглянулись. Откуда-то пришла готовность идти до конца.
Я представляла себе, что я — Романович, она то же самое, то есть по логике вещей в моей квартире Алек целовал сам себя. Однако в этом странном онанизме участвовали две женщины. Это было то самое 2, замещающее 1+1.
Она с мужской силой толкала меня ниже и гладила по волосам.
— Так вот как это… Когда тебе девушка делает минет, — и, переждав минуту, спросила: — А как он это делал?
— Самый запоминающийся был кунилингус, когда я сидела, уставившись в монитор, и переписывалась по аське.
Мы подошли к компьютеру. Жанна отодвинула кресло от письменного стола и жестом предложила мне присесть.
— Он есть в Сети? Посмотришь? — Она положила свои прохладные ладони мне на плечи и пальцами наигрывала нечто музыкальное, но неслышное.
— Да. Написать ему?
— Просто пожелай ему…
— Гореть в аду?
— Сладких снов. — Жанна перешагнула через компьютерное кресло, на котором я сидела и уселась мне на колени, загораживая монитор спиной.
— К черту Романовича. Пускай мучается кошмарами и горит в аду! — Она поцеловала меня как-то осторожно, без превалирующей похоти, но игриво. Неловкость чувствовалась только в первые секунды, за ней пришло желание… Очередной парадокс. Как и две женские майки в ногах, не сорванные зубами, а аккуратно снятые.
— От тебя Алеком пахнет. Приятно так.
Сняв с меня трусы, она посмотрела на бирку Nina Ricci со словами «Надо будет себе такие же прикупить». Для женщины становится привычным чувствовать короткие волосы, щекочущие кожу ног, а еще мужчины руками держат ягодицы, ритмично сжимая — как будто это створки, которые в любой момент могут закрыться.
— Что ты чувствуешь?
— Странные ощущения.
— Вибратор есть?
Я кивнула головой и написала Алеку: «Прости, не до тебя».
Мы лежали в кровати, в молчаливом ожидании позднего вечера. С первых сумерек в сумках начали звонить телефоны, и так, пока на дисплее не высветилось Battery low.
— А знаешь, я не боюсь увидеть его имя на твоем дисплее.
— Прости меня.
— Ты ни в чем не виновата. Мы же друг друга не знали.
— Я называла тебя шваброй.
— Не так уж страшно… А я тебя ненавидела. И сейчас ненавижу, но это проходящее.
Мы посмеялись. Выкурили еще по сигарете. Она высушила волосы феном и забрала в короткий конский хвост. И поцеловала на прощание, странный влажный поцелуй. С ноткой порнографии.
Я позвонила Насте и попросила ее приехать.
— Насть, я только что с девушкой переспала!
— А я испанский летчик!
— Я серьезно, не поверишь с кем…
— Не поверю.
Настя теперь боится оставаться у меня ночевать и подозрительно косится на все мои действия. Я в шутку набросилась на нее и укусила за нос, так она схватила телефон и позвонила Гоше, констатируя факт «Маша сошла с ума»!
Тоже мне, Америку открыла.
* * *— Ты с женщинами спала? — почти испуганно спросил мой герой.
— Да, а ты удивлен?
— Честно говоря, да! По многим причинам!
— Ты не волнуйся, лесбиянкой я не стала! С тобой же я сильно после этого спала!
— Я вообще ничего не понимаю!
— Слышишь, за окном идет дождь? Только не оборачивайся, просто послушай!
— Слышу, — произнес он почти шепотом, не открывая глаз.
— Ты его не видишь. Ты веришь, что он на самом деле идет?
— Верю.
— Вот так и меня слушай. Просто слушай и верь!
Он не поднял век, а я обняла его, обвив ногами и руками, и поцеловала.
— Просто постарайся мне поверить!
— Зачем?
— Я хочу, чтобы ты мне верил. Я устала. Я очень хочу, чтобы мне верили и чтобы это был единственный факт. Самый важный.
Я отошла позвонить, закрывшись в ванной и включив воду. Звук похож на ливень. Я закрыла глаза и начала очередной монолог.
— Вот зачем ты умер? Я же почти тебя любила. А потом так сильно ненавидела. А сейчас я так скучаю, ты даже представить себе не можешь, как я скучаю. Я хочу взять тебя за руку и попросить прощения за все, что ты мне сделал. За окном все тот же дождь. Дождь — это воспоминания. И не ревнуй.
Нажат сброс.
Когда человек умирает, остается голос, автоответчик пишет послания все так же, как когда он был жив, пока не закончится свободное место, будет мой голос, только так я могу все сказать. Иначе нельзя.
Я вернулась к тому, кто укрыл меня одеялом и дал стакан с соком. От рассказа пересохло в горле, а я почти ничего еще не объяснила. Сухими, как пустыня, губами я начала снова пускать слова в беззвучие вечера.
— Кому ты постоянно оставляешь послания?
— Другу.
— А где он?
Я показала пальцами наверх!
— Живет на этаж выше?
— Нет, ты не понял. Он там. Высоко там!
Герой моей книги поднялся с кровати.
— О чем ты? Он что, умер?
— Да.
Завтрак с кодеином
Всю ночь я не спала, закутавшись в одеяло, бродила по квартире и пугливо посматривала на дверь гардеробной.
— Давай выходи, моя совесть, коли ты там имеешься! Что, страшно? Ага, мне тоже не по себе.
Дерзкими шагами, в сапогах на огромных острых шпильках, пронзающих лед, я дошла до дежурной аптеки и купила бутылку «Коделака», я развратно подняла ногу для того, чтобы поставить сумку и найти кошелек — юбка разрезом оголила бедро. Кассир смутился. Меня это веселило.
В теории я очень люблю зиму — снежинки, прилипающие к стеклу, горячий чай, уютные кофейни, мягкое безропотное общение, тепло родного тела — оно ощущается зимой намного сильнее, когда, высовывая нос из-под одеяла, чувствуешь дуновение холода и заново утыкаешься в близкого тебе, пусть даже иногда и периодически, человека.
На практике я ее ненавижу — вечные пробки, замороженные пальцы, долго ловящееся такси, слякоть, потные люди… Длинные пальто, сковывающие движения, мертвые животные на себе, ранняя темнота, поздние и скупые кроваво-красные рассветы. Вот так, под взглядами прохожих и водителей, роскошная и вызывающе сексуальная девушка идет, укрываясь рукавом от метели и держа в черных кожаных перчатках «Коделак». Пить его невозможно, более мерзкой микстуры я не пробовала давно, купила Perrier и запивала, как водку, рассевшись на грязной лавке во дворе. Какой-то дедок выгуливал золотистого ретривера и странно посмотрел на девушку в полушубке из хорька, распивающую странную микстуру на детской площадке. Все действия были почти автоматическими: глоток «Коделака» — сморщилась — запила — закурила — снова глотаю…
Я набрала Вове. Мы сели в его «Ленд Крузер» (хорошо же нынче врачи зарабатывают) и выехали на Ленинский проспект. Шел снег, крупными хлопьями прилипая к стеклам, — все было таким белым, не было асфальта, Москву накрыло новой простыней, девственной, спокойной. Так уютно.
Возле Salita Вова спросил, не тошнит ли меня. Честно говоря, после его вопроса мой кишечник и вправду захотел извергнуть морфинообразный завтрак.
— Постарайся не сблевать до больницы. Я не за машину переживаю, а за анализы.
Я достала из сумки мятный «Орбит» и засунула в рот сразу три подушечки. Чуть-чуть отпустило. По физике было состояние как после бурной пьянки, если ты поспала полчаса в одежде.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Приключения стиральной машинки - Ира Брилёва - Современная проза
- Исход - Игорь Шенфельд - Современная проза