— Я, я… — его плечи перекосились, когда он тихо-тихо промямлил ответ: — я-я ничего не вижу.
— Мы с тобой на одной стороне или нет?
— На одной! — быстро выговорил Нарк, смотря на меня с ожиданием. Лошади тоже притихли, опустив головы к высокой болотной траве.
— Тогда почему ты меня боишься? — он промолчал, потупив взгляд, а я еще отчетливее почувствовал себя дураком: доверился неизвестно кому, отпустил Киана с Эвели без возможности помочь, если вдруг что-то пойдет не так. Солнце уже почти зашло, а вокруг ни души, и ноги теперь все чаще утопали в склизкой жиже между островками жидкого мха. Я почти смирился с тем, что через пару миль придется оставить лошадей прямо здесь — пока мы окончательно не спустились в пойму Рейфа.
Нарк все так же выжидательно смотрел куда-то вниз, теребя одной рукой ремень опустевшей к вечеру сумки.
— Так почему?
— Не бей… — только и прошептал парень. Я почти не видел его лица, но ощутил, как напряглись его плечи, и резко — может, даже слишком — отдернул руку.
— Не стану. Послушай меня, — я шагнул вперед, смотря на Нарка сверху-вниз. — Я прошу тебя помочь, надеюсь на твою помощь. Ты понимаешь, что я говорю? — он неуверенно мотнул головой. — То, что ты о нас слышал — это правда, да. Но мы пытаемся найти ополчение, мы… — я запнулся: правильные слова так и не приходили на ум. Такие, чтобы в его взгляде хоть на секунду промелькнуло понимание. — Ладно, неважно. Мы хоть в ту сторону шли?
— Да. Наверн-но, да.
— Тогда идем быстрее, пока не наступила ночь.
Нарк уже сделал шаг в сторону, когда лошади одновременно выпрямились и навострили уши. Внутри все похолодело от появившихся из ниоткуда звуков. Я оторопело метнулся к ближайшему дереву, слепо таращась на источник едва уловимого звука и надеясь, что мне только показалось. Несколько мгновений стояла полная тишина, прерываемая лошадиным ржанием, а потом я увидел. Из мрака на нас, тяжело дыша и рыча, несся сторожевой волк.
Эвели
Усталость была дикой, давящей. Стоило на секунду вынырнуть из забытья, пульсация в плече усилилась в разы — словно там билось второе сердце. Я стиснула зубы, не чувствуя ничего кроме боли. Открывать глаза не хотелось, шевелиться — тоже. Но страх мгновенно развеял дрему: ни ветра, ни солнечных лучей, подо мной оказалось что-то жесткое, но не земля. Я распахнула глаза и дернулась вперед, попытавшись поднять перед собой сжатые в кулаки руки. Всплывшие воспоминания разом скрутили внутренности в жгут, вытравив из памяти ощущение прошлого. Кажется, я все-таки вскрикнула, хватаясь за темноту, раздирая ее скрюченными пальцами. Перед глазами все поплыло. Сердце забилось через раз, а к горлу подкатил тошнотворный ком, хотя рвать чем-то кроме желудочного сока вряд ли бы получилось. На секунду показалось, что меня ослепили, я почувствовала эту раздирающую боль в пустых, стянутых нитью глазницах. Но ее не было. Никто не удерживал мои руки, не сжимал шею. Я больше не жертва.
Ощущение угрозы отступило. Я еще раз протерла глаза, смочив слюной подушечки пальцев, но тени остались размытыми. «Большая кровопотеря, не смертельно», — резюмировал механический голос, не мужской, не женский. Короткие попытки вернуться к последним событиям дали нечеткую картинку, засвеченную и стертую до белых дыр.
— Госпожа?.. — робкий голос оказался слишком громким, из-за него еще сильнее сдавило виски и скрутило желудок. Я дернулась назад, но тут же выпрямилась, раскрыв глаза. Никакого наступления.
Где-то рядом горели свечи, так что я смогла разглядеть свои подрагивающие руки. Чужая, пропахшая потом и сыростью одежда висела на мне мешком, а на плече через съехавший ворот виднелась свежая повязка.
Несмотря на услышанный мужской голос, казалось, что в комнате никого нет. Словно то был призрак из давнего прошлого, не пожелавший меня отпускать. Когда от темноты медленно и несмело отделился силуэт, я — все еще живая — с облегчением поняла, что ошиблась, но, не реагируя на чье-то приближение, свесила босые ноги к полу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Госпожа, — повторили где-то уже совсем близко, и я наконец узнала этот голос. Но всколыхнувшаяся злость сразу же затихла, осталась только апатия. И разочарование.
— Где я?
— Нам выделили комнату в трактире… — Киан замялся, исподтишка смотря на мою кровать. — Приходил лекарь. — Теперь его глаза уставились в пол. На секунду — всего на одну — захотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. «Тебе хватило мужества меня ненавидеть, так не смей теперь отступать».
Слова так и просились наружу, но я молчала.
Наверно, он что-то почувствовал — или подсказала рабская интуиция — и как-то неестественно, отстраненно проговорил:
— После… вы потеряли много крови тогда. И… нам пришлось рискнуть.
— Где Ариэн? — перебила я, отмахиваясь от его попытки помочь мне подняться. Спешно оглядела его выглядывающую из-под мундира черную безрукавную накидку, топорщащуюся и не высохшую там, где под золотой оторочкой виднелась дыра; узкое окно без штор, за которым искаженное слюдой серело бледное унылое небо и откуда тянулся устойчивый запах гнили и мочи. Яркий солнечный свет, исполосовавший ободранную стену, на которой присохли ошметки чего-то помимо пищи, больше походил на насмешку.
— Идет следом. Мы разделились, чтобы не привлечь лишнего внимания.
С точки зрения разума решение казалось правильным, но на секунду телом завладел страх — до самых кончиков пальцев. То самое чувство, когда сердце ухает и падает куда-то вниз от ощущения потери контроля над ситуацией. Знать бы, что произошло после… когда Ариэн меня остановил. Хотелось верить, что он понимал, кто я такая и почему собиралась лишить беглеца попытки разболтать кому о нас. «На войне все средств…», — начал хорошо знакомый, намертво вцепившийся в память голос Роверана, этого бездушного ублюдка. Остановить мысль не получилось. Она, заедая, снова и снова звучала в моей голове.
— И мы просто прошли через границу?
— Я старался быть грубым, потребовав вначале врача и ночлег.
— Но они ждут ответов… — сквозь зубы проговорила я, не нуждаясь в ответе, и попыталась растереть онемевшую руку. — Мы опять у всех на виду.
— Да…
Мозг пытался составить пути отхода, перед глазами уже представлялся разговор с пограничными стражами. Как объяснить ранение и отсутствие инструкций и назначения? Как прийти в норму и постараться выпрямиться, как дождаться Ариэна и не беспокоиться за него больше, чем за нас?
— Сколько времени мы здесь?
— Одну ночь и это утро, — виновато дал он ответ.
— Ариэн и беглец здесь?
— Еще нет.
Я бессильно поджала губы, чувствуя, как только зародившийся страх распускается во мне подобно цветку на солнце.
— Эвели, — спустя время с мольбой протянул Киан мое имя — уже совсем другим тоном, — и я подняла на него глаза. Отвлеклась от дурных мыслей, стараясь сохранить спокойствие и в то же время вернуть зрение. Голова опять закружилась. Я не сразу смогла сориентироваться, когда Киан неожиданно исчез из поля зрения, опустившись на колени.
— Прошу тебя. Прости меня за сказанное.
Опустив голову, Киан затих. От такой близости в мое сознание просились его эмоции. Обида, страх, боль и сомнения. Я вспомнила каждое его слово, горящие ненавистью глаза, день, когда он в Нордоне так же сомневался во мне, покорно стоя на коленях. И вздрогнула. Хотелось смыть с себя все ощущения, снять мерзкую одежду с символикой императора, переломать кому-нибудь ребра. Хотелось чего-то хотеть, чтобы отвлечься от его медленно вздымающихся плеч и глаз, спрятанных за челкой.
— Я прошу…
— Ты сделал свои выводы, высказал то, что думал. За это не стоит извиняться, — сухо остановила его я. Только этого мне сейчас не хватало: в такое неопределенное настоящее копаться в прошлом.
За окном предостерегающе завыл холодный ветер, проникая через широкие щели дверного проема. Мне стало слишком неуютно в этой мелкой и почти необставленной комнате со скошенной крышей. Слишком ярко работали ассоциации, заставляя вспоминать, и вспоминать, и вспоминать. Хотя та светлая чердачная комната в Нордоне ничем не напоминала эту.