Читать интересную книгу Двор Карла IV (сборник) - Бенито Гальдос

– Ах, Мануэль очень огорчен этими слухами, – грустно произнесла сеньора, – он говорит, что это не кончится добром, и предвидит что-то ужасное. Не раз он признавался мне: «Я сделал много ошибок, и приближается время расплаты». Но как он добр! Поверишь ли, он оправдывает моего сына и говорит, что он просто жертва наглого обмана окружающих его честолюбцев. Мое материнское сердце обливается кровью, но я не могу отрицать виновности моего сына и должна сознаться, что он поступает недостойно.

– А сеньор Годой надеется преодолеть все эти препятствия? – спросила Амаранта.

– Не знаю, – грустно ответила ее собеседница. – Как я уже тебе сказала, Мануэль очень огорчен всем этим. Он намерен жестоко наказать соучастников заговора, но так как у принца есть заступники…

– Бонапарт, конечно…

– Нет, мне кажется, что Бонапарт на нашей стороне, несмотря на то что он выдает себя за друга принца. Мануэль меня успокоил на этот счет. Если Бонапарт поссорится с нами, то мы пошлем двадцать или тридцать тысяч войска и выгоним его из Испании, как его выгнали из Рима. Это очень легко, и никто об этом не думает. Нас огорчает не это, а то, что происходит в самой Испании. Мануэль передавал мне, что все очень любят принца, считают его человеком способным, в то время как нас, бедного Карлоса и меня, ненавидят. С другой стороны, это кажется неправдоподобным: что такого сделали мы, что было бы достойно ненависти? Откровенно говоря, я решилась долго не показываться в Мадриде; ненавижу я этот город.

– Я не разделяю этого страха, – сказала Амаранта, – и надеюсь, что после примерного наказания заговорщиков все смуты прекратятся.

– Мануэль работает, не жалея сил, по крайней мере, он признался мне в этом. Но надо действовать очень осторожно, чтобы избежать скандала. Поэтому-то Мануэль и приезжал ко мне сегодня вечером и умолял, чтобы я при твоем содействии удалила от процесса Долорес, потому что она обладает важными документами и может дать опасные для нас показания. Ты ведь знаешь, что она способна никого не пощадить. Как только Мануэль сказал мне это, то я не успокоилась, пока не увидала тебя. Ни он, ни я не можем говорить об этом с Кабальеро; поговори ты, со свойственным тебе тактом. Ах да, я и забыла. Кабальеро желает иметь орден Золотого Руна, ты, конечно, дашь ему его; этот человек, разумеется, не стоит такой высокой награды, но делать нечего, придется дать ему ее взамен его верности и преданности. Так ты сделаешь, о чем я тебя прошу?

– Да, сеньора; вы можете быть совершенно уверены.

– В таком случае я ухожу спокойно. И на этот раз, как всегда, доверяю тебе, – сказала сеньора, вставая.

– Долорес не будет замешана в процессе, но она не избежит наказания по заслугам.

– Так прощай, дорогая Амаранта, – прибавила сеньора, целуя мою госпожу. – Благодаря тебе в эту ночь я буду спать спокойно. При всем моем горе так приятно сознавать, что имеешь такого преданного друга, который готов облегчить страданья.

– До свиданья, сеньора.

– Уж очень поздно… Господи, как поздно!..

Оне обе направились к двери, за которой незнакомую мне сеньору ждали две другие дамы. Она еще раз поцеловала мою госпожу и ушла. Оставшись одна, Амаранта вошла в ту комнату, за драпировкой которой стоял я. Моей первой мыслью было бежать, но затем я решил, что лучше этого не делать. Когда она вошла и увидела меня, ее удивленью не было границ.

– Как, Габриэль, ты здесь! – воскликнула она.

– Да, сеньора, – спокойно ответил я. – Я приступил к исполнению возложенных вами на меня обязанностей…

– Как! – сказала она сердитым тоном. – И ты осмелился?.. Ты слышал мой разговор с королевой?..

– Да, сеньора, – ответил я с прежней невозмутимостью, – вы были правы, я обладаю тончайшим слухом. Не вы ли приказывали мне внимательно подслушивать?

– Да! – сердилась она все больше и больше. – Но не здесь… Понимаешь ты это? Вижу, что ты достаточно хитер, но такое ревностное исполнение твоих обязанностей может обойтись тебе довольно дорого.

– Сеньора, я только хотел начать как можно скорее мою службу вам, – самым невинным тоном сказал я.

– Хорошо, – произнесла она уже спокойнее. – Можешь идти. Но предупреждаю тебя, что если я умею щедро награждать за верную службу мне, то умею и наказывать изменников. Больше я тебе ничего не скажу Если ты будешь осторожен, то не забудешь меня всю жизнь. Ступай.

XVIII

Когда я проснулся на другой день, то первой моей мыслью было бежать из Эскуриала, и как можно скорее. Чтобы хорошенько все обдумать, я вышел в коридор и стал ходить взад и вперед.

Я вспомнил слова Амаранты, взвесил их и остался очень доволен собою. Я мысленно рассуждал:

– Да, я человек честный, чувствующий отвращение ко всякому недостойному поступку, одна мысль о котором приводит меня в бешенство. Несомненно, я сделаюсь выдающейся личностью, потому что меня удовлетворяют только те поступки, которые согласны с голосом моей совести. Пусть мне аплодируют сотни глупцов, но если я собой недоволен, то их одобрение для меня ровно ничего не значит. Какое счастье, ложась вечером в кровать, сказать себе: «Сегодня ты не сделал дурного ни против Бога, ни против людей».

И когда я так думал, мысль о моей Инезилье ни на минуту не покидала меня. В народе есть поверье, что прилетевшая белая бабочка приносит с собой непременно радостные вести, так и образ Инезильи, вызванный моим воображением, приносил мне успокоение и твердость духа.

Так размышлял я, когда увидел, что навстречу мне идет в полной форме Хуан де Маньяра. Он знаком подозвал меня к себе. Он уже не в первый раз обращался ко мне с просьбой о какой-нибудь мелкой услуге.

– Габриэль, – сказал он мне доверительным тоном и вынимая из кошелька золотую монету, – вот это для тебя, если ты исполнишь то, о чем я тебя попрошу.

– Сеньор, – ответил я, – если честь моя от этого не пострадает, то я готов…

– А, у тебя еще и честь есть? – насмешливо спросил он.

– Есть, вне всякого сомнения, сеньор офицер, – рассердился я, – и я желал бы доказать вам это.

– Тебе именно представляется случай доказать это, потому что – что же может быть доблестнее, как оказать услугу кабальеро и сеньоре?

– Скажите же, чем я могу служить вам, – сказал я, несколько смущенный ярким блеском золотой монеты.

– А вот чем, – ответил молодой человек, вынимая из кармана письмо, – передай эту записку сеньоре Долорес.

– Я не вижу в этом ничего предосудительного, – произнес я, сообразив, что для меня, слуги, нет ничего бесчестного передать любовное письмо. – Позвольте мне записку.

– Но имей в виду, – прибавил он, отдавая мне письмо, – что если ты дурно исполнишь мое поручение или если эта записка попадет в чужие руки, то ты будешь помнить обо мне всю жизнь, если только ты останешься в живых после моей потасовки.

Сказав это, гвардеец сильно сжал мне руку, как бы уже приступая к обещанной экзекуции. Я обещал в точности исполнить его приказание, и мы вышли на большой двор. Здесь я был удивлен собравшейся массой народа, среди которого большинство было духовенство. Я заметил, что мой спутник побледнел, увидя эту толпу, и остановился у дверей, ведущих в помещение придворных гвардейцев. Мне лично пугаться было нечего, и я, смело пройдя через двор, поднялся по лестнице и направился к комнате сеньоры Долорес.

Я застал ее среди залы декламирующей:

И все-таки ты страшен мне, Отелло!Ты гибелен, когда твои глазаТак бегают. Мне нечего бояться:Я за собой совсем вины не знаю,И все ж боюсь – я чувствую – боюсь.

Она разучивала свою роль. Когда я вошел, она перестала декламировать; я передал ей письмо из рук в руки и подумал: «Кто мог бы сказать, что с таким ангельским лицом ты способна на самые коварные, возмутительные поступки?»

Во время чтения ее красивое лицо покрылось легким румянцем, и улыбка озарила ее пунцовые губы. Окончив, она несколько смутила меня вопросом:

– Разве ты не служишь у Амаранты?

– Нет, сеньора, – ответил я. – Со вчерашнего вечера я уже не служу у нее и сегодня же возвращаюсь в Мадрид.

– Ах, в таком случае, прекрасно, – успокоившись, произнесла Долорес.

А я в это время не переставал думать о том, как рада была бы Амаранта, если б я имел низость передать ей это письмо. Как скоро представился мне случай выказать себя перед самим собою с хорошей стороны! Долорес, желая унизить Амаранту, сказала:

– Амаранта слишком много требует от своих слуг и слишком жестока с ними.

– О нет, сеньора! – воскликнул я, снова выказывая себя с рыцарской стороны по отношению к той, которая была добра ко мне. – Сеньора графиня обращалась со мной очень хорошо, но я просто не хочу больше служить во дворце.

– Так что, ты отошел от Амаранты?

– Да, окончательно. В полдень я отправлюсь в Мадрид.

– А ты не хотел бы служить у меня?

– Я решил заняться моим образованием.