Никто и не подумал выйти на звонок дверного колокольчика, возвестившего о моем появлении.
Я принялся изучать выставленные образцы.
Немного погодя из служебного помещения появилось создание лет семидесяти — восьмидесяти, ростом с меня, но весом — вполовину меньше. Вылитое огородное пугало. Моя настойчивость явно его раздосадовала.
— Мы закрываемся через полчаса, — недружелюбно проскрипел он.
— Мне не потребуется и десяти минут. Я хочу получить информацию по поводу монет неизвестной чеканки.
— Что? Да вы понимаете, куда пришли?
— В Королевскую Пробирную Палату. В заведение, куда положено обращаться, когда хочешь проверить, не подсунули ли тебе фальшивые деньги.
Тут я сообразил, что этак не добьюсь ничего, кроме быстро растущей неприязни старика. Я сдержался. На служителей государства, этих баловней судьбы, особенно не надавишь. Я показал ему свою карту.
— Похоже, это храмовая чеканка, но я таких не встречал. Никто из моих знакомых — тоже. И среди ваших образцов я ничего похожего не нашел.
Старик уже распалился задать мне хорошую головомойку, но тут его взгляд зацепился за золотую монету.
— Храмовая эмиссия, а? Золото? — Он взял карту и бегло осмотрел монеты.
— Храмовая, так и есть. Никогда не видел ничего подобного. А я здесь уже шестьдесят лет. — Он обошел конторку, оглядел монеты на одной стене, покачал головой, фыркнул и пробормотал:
— Все верно. Я еще не впал в маразм. — Старик снова проковылял за конторку, достал весы с разновесами, отцепил золотой от карты и взвесил его. Он хмыкнул, снял монету с весов и царапнул ее, чтобы убедиться, что она действительно золотая, после чего проделал еще пару тестов — видимо, определял сплав.
Я тихонько изучал образцы, стараясь не привлекать к себе внимания. Ни на одном из них не было рисунка, схожего с восьминогим сказочным зверем, украшавшим мои монеты. Настоящее страшилище — вот как оно выглядело.
— Монеты, кажется, настоящие, — пробормотал старик и покачал головой. — Давно уже меня так не озадачивали. И много их циркулирует?
— Я видел только эти, но, по слухам, их гораздо больше. — Я вспомнил замечание моего пьяницы об акценте. — Может, они не из города?
Он осмотрел ребро монеты:
— Нарезка танферская. — Он на мгновение задумался. — Но если они старые, скажем, из клада, это ничего не значит. Образцы нарезки и клейма городов были стандартизированы только сто пятьдесят лет назад.
Дьявол, можно сказать, позавчера! Но я промолчал. Загадка захватила старика. Полчаса давно прошло. Я решил не отвлекать на себя его внимание.
— Поищем что-нибудь в архивах, в задней комнате.
Я поставил на его профессиональное любопытство и последовал за ним. Он не возражал, хотя, уверен, я нарушил все мыслимые правила, пройдя за конторку.
— Вы думаете, образцы на стенах могут дать ответ на любой вопрос, не так ли? Но по меньшей мере раз в неделю ко мне приходят с монетами, которых нет среди экспонатов. Обычно это просто новая чеканка не из города, образцы которой не успели до нас дойти. На остальное у нас заведен архив, где содержатся сведения обо всех эмиссиях, начиная со времени принятия империей карентийской марки.
Враждебность улетучивается, когда удается посадить противника на любимого конька.
— Мне достаточно бросить взгляд на монету, чтобы ответить на любой вопрос, интересующий ее владельца. Черт! Уже лет пять мне не приходилось копаться в архивах.
Я привнес в его жизнь новизну.
Комната, куда мы вошли, имела двадцать футов в длину. Обе боковые стены были заставлены шкафами с выдвижными ящиками в три четверти дюйма высотой. Я предположил, что в них держат более старые и менее распространенные образцы. Над шкафами до самого десятифутового потолка висели книжные полки, набитые самыми здоровыми книгами, которые я когда-либо видел. Каждая в восемнадцать дюймов высотой и в шесть — толщиной. На коричневых кожаных переплетах — тисненные золотом буквы.
Все пространство задней стены, помимо двери в другую комнату, занимали полки с инструментами и химикалиями, необходимыми пробирщику. Я и не представлял себе, какое это хлопотное ремесло.
В центре комнаты стояли узкий рабочий стол и большая подставка для книг.
— Полагаю, нам следует начать с обычных монет и постепенно двигаться к малоизвестному, — сказал старик. Он вытащил книгу, озаглавленную «Стандарты чеканки карентийской марки: распространенные образцы нарезки: Танфер, типы I, II, III».
— Я поражен, — признался я. — Никогда не думал, что о монетах можно собрать столько сведений.
— У карентийской марки пятисотлетняя история. Сначала — коммерческая лига чеканщиков, городские денежные стандарты, потом императорский денежный стандарт, теперь — королевский. Чеканить деньги разрешалось кому угодно с самого начала.
— А почему бы нам не заняться сразу моими монетами?
— Потому что много они нам не скажут. — Он схватил сияюще-новенькую серебряную монету в пять марок: — Сравните. Вот одна из тысячи штамповок, выпущенных в честь побед Каренты во время летней кампании. Лицевая сторона. На ней бюст короля. Внизу дата. Наверху над бюстом полукруглая надпись, сообщающая нам имя и титулы короля. Под бюстом имеется клеймо, которое говорит нам, кто выполнил рисунок и гравировку на клише, в данном случае — Кладдио Уинч. Вот здесь, за бюстом, виноградная гроздь — городское клеймо Танфера.
Он положил мой золотой рядом с серебряной пятеркой:
— А здесь вместо короля у нас загогулины, которые, возможно, изображают паука или осьминога. Дата имеется, но это храмовая чеканка, а мы не знаем их точки отсчета. Ни клейма художника, ни клейма гравировщика нет. Городское клеймо похоже на рыбу, но, вероятно, это вовсе не городское клеймо, а знак храма, где штамповали монету. Надпись наверху не карентийская, а фахарханская. Она гласит: «И Он воцарится со славою».
— Кто?
Старик пожал плечами:
— Тут не сказано. Предполагается, что храмовыми монетами пользуются верующие. Они знают — кто. — Он поставил монеты на ребро: — На серебряной монете танферская нарезка, тип три. Применяется на Королевском Монетном Дворе с начала века. На золотой — тип один. Любой тип один означает, что станок, выполняющий нарезку, произведен до введения фиксированных стандартов. Чеканное оборудование дорого. Закон о стандартизации позволяет чеканщикам пользоваться оборудованием до полного его износа. Часть этого металлолома до сих пор в работе.
Я был заинтригован, но от обилия сведений начинал терять почву под ногами.
— А почему город отмечает свои марки и клеймом, и нарезкой?
— Потому что для штамповки меди, серебра и золота используются одни и те же матрицы. Но на медных монетах и монетах с маленьким содержанием серебра делать нарезку не имеет смысла. Только ценные монеты обтачивают, подпиливают и подрезают.
Это я сообразил. Если края будут гладкими, без нарезки, сметливые ребята могут отщипнуть понемногу от каждой монеты, которая проходит через их руки, а потом продать накопившиеся обрезки.
Человеческая способность к шельмовству безгранична. Я знавал типа, у которого была настолько легкая рука, что он мог просверлить в ребре золотого дыру, облегчить монету на четверть, залить пустоты свинцом и незаметно заделать отверстие.
Его казнили за изнасилование, которого он не совершал. Наверное, это и называется карма.
Старик повернул монеты лицом вниз и пустился в объяснения по поводу значков на оборотной стороне. Они тоже ничего не говорили о происхождении моей монеты.
— Вы читаете? — спросил он.
— Да. — Читать умеют не многие.
— Хорошо. Вон в тех книгах наверху собраны все сведения о храмовой чеканке. Посмотрим, повезет ли вам. Мы начнем с разных концов. Может, что-нибудь и откопаем.
— Хорошо. — Я взял с полки книгу по эмиссии Ортодоксов, просто чтобы сориентироваться, как организован материал.
Наверху каждой страницы имелась иллюстрация обеих сторон монеты, сделанная путем притирания с оригинала. Все рисунки были любовно и аккуратно обведены чернилами. Ниже следовала вся мыслимая информация о монете: номер модели клише, дата выпуска матрицы, дата изъятия и уничтожения матрицы, даты реставрации и подновления гравировки, количество монет каждого вида. Были тут даже сведения о существовании известных подделок.
На меня обрушился поток сведений, которым я не видел никакого практического применения. Создание Пробирной Палаты — доказательство приверженности Каренты к надежным, заслуживающим доверия деньгам. Приверженности, которая возникла еще до основания Карентийского государства. Нашими предшественниками были торговцы. Очевидно, поэтому карентийские деньги пользуются самым большим доверием в нашей части света.