— У тебя богатый словарный запас, — сказал Касс, — но не для этого рта…
Он замолчал.
Летиция замерла на мгновение, не веря своим ушам. Не для этого рта? Она прислонилась к стене у самой двери, стараясь не смотреть вниз. Кассиан тем временем не сводил с нее пытливого взгляда.
— Мой кинжал…
— Он вернется. Он всегда возвращается к своему хозяину.
— Ты уверен?
— Конечно.
Летиция не сдержалась и глянула в бездну под ногами. Легкое головокружение заставило ее вновь прижаться к стене. Темнота за дверью была обманчивой пеленой, скрывавшей ловушку для излишне любопытных. Экзалторы, несомненно, знали о ней, если бывали тут не раз. Но ведь однажды кто-то погиб здесь, разбился о каменные пороги, охотник или его жертва. Зачем существовало это место?
— Мне что-то нехорошо, — пожаловалась Летиция. — Давай вернемся.
Кассиан подал ей руку, и она ухватилась за нее, как утопающий за спасительный трос. В подобной ситуации гордость была ни к чему, ведь внизу ждала неминуемая смерть. Оказавшись за дверью, среди надежных стен, окружавших ее с четырех сторон, Летиция позволила себе расслабиться. Потом она задала Кассу тревоживший ее вопрос.
— Это для испытания, — ответил он. — Такого же, как сон.
Девушка внутренне содрогнулась.
— Что?
— Не бери в голову.
— Я хочу знать.
— Узнаешь. В свое время.
Касс повел ее назад по коридору, к ее комнате. По его мнению, девушка увидела все, о чем ей полагалось знать. По размерам пространство, которое занимал ковен, было небольшим, исключая выход к водопаду, который не считался частью убежища, а скорее прилегал к нему. Летиция какое-то время послушно шагала рядом, не донимая его расспросами, потом вдруг остановилась. Он глянул на нее вопросительно, указал взглядом вперед — мол, иди. Она не сдвинулась с места. Их глаза встретились: ее бледно-зеленые с серыми звездочками, окружавшими зрачки, внимательные и любопытные, и его золотистые, острые, холодные, как у дикого сокола. Этот взгляд сказал Кассу о многом: по сравнению с ней он ощутил себя старым и безгранично усталым. Несмотря на молодые годы, его душа была истерзана жизнью и миром, в котором он был вынужден находиться, не имея иного выбора; и хотя он знал, что такое надежда, он более не смел надеяться. Летиция в своем гневе оказалась права — она была его дорогой к свободе. Пока что это было единственным, о чем юный ведьмак позволял себе думать. Любовь, власть, сила — слова вроде этих отдавали морозным дыханием безысходности. Они не несли в себе смысла.
— А что насчет твоей комнаты? — спросила Летиция.
Он вздохнул. В чем-то госпожа ди Рейз походила на Лу: жизненная сила била в ней через край. Но потом чаша, в которой плескалась эта сила, дала трещину, сверкающая энергия вытекла наружу, и Лу стала пустой и стылой, как сосуд из стекла. Сродни ему самому. Вполне вероятно, что Касс был тому виной, и именно его действия и слова породили этот разлом, разбив ее душевное равновесие на мелкие части. Сейчас он уже не мог ничего изменить.
— Она такая же, как и твоя.
— Покажи мне.
Ему захотелось воспротивиться. Он подумал, что Летиция намерена вторгнуться в его личные владения, куда не принято пускать посторонних, взглянуть сквозь пелену грозовых туч, окутавших его сердце. Поначалу Касс был к ней равнодушен — теперь же, после сна-испытания, его тревожил сам факт ее присутствия рядом. Но еще до появления Летиции в убежище он решил, что в их отношениях не должно быть никаких полутонов — особенно романтического характера. Поэтому он переступил через себя и показал ей свое обиталище: кровать, стол и стул, зеркало, гобелены.
Госпожа ди Рейз внимательно изучила каждое из изображений, вытканных на коврах. Если картины в ее комнате повествовали о героях или чудовищах, сражавшихся против целой толпы, то на этих рисунках балом правило одиночество, заточенное в клетку отчаяния. На первой картине человек в лохмотьях брел по дороге навстречу клубящемуся облаку из красной пыли. В его глазах не было заметно ни проблеска выражения, они были пусты, и, возможно, слепы, на щеках чернели пятна сажи, а рот перекосился в некоем подобии ухмылки. На каждом его плече сидело по ворону с раскрытыми клювами, они вертели головами, непрерывно высматривая добычу. По крайней мере, птицы знали, что ищут; и только человек шел вперед неведомо зачем, тщетно пытаясь восстановить утраченные воспоминания. Какая-то сила поддерживала его существование в этом мире, она манила его запахом или тенью, поощряя любое движение. Так художник представлял себе Пустошь — ад для черных душою или слепых сердцем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Второй гобелен изображал девушку, парящую над лесом. Ее голубое платье касалось верхушек сосен, но не цеплялось за них, как будто было соткано из воздуха, а не ткани. Девушка была повернута лицом к солнцу. Ее волосы, охваченные огнем, медленно превращались в клочки пепла, обугливалась белая кожа, обнажая голую плоть. Месть бога солнца, если он существует, была ли она справедливой? Картина не давала ответа на этот вопрос.
На третьем гобелене разыгралась отвратительная сцена: люди, собравшиеся за обеденным столом, вдруг обнаружили, что их еда отравлена. Яд действовал почти мгновенно — одни, уже мертвые, лежали лицами в тарелках, другие корчились в рыданиях на полу, страдая от невыносимой боли. Бледный как мел человек сидел во главе стола. Он единственный держался прямо, его лицо не было искажено мукой. Отрава могла подействовать в любой момент, он знал, что иначе быть не может; и он ждал, ждал.
Летиция повернулась к юноше. Касс стоял за ее спиной и терпеливо дожидался, пока она все рассмотрит, хотя ему это было неприятно. Или неловко? Он не мог толком разобрать. Он вспомнил, как Лу приходила к нему ночью, как они нежно ласкали друг друга, как потом он узнал, с кем она делала то же самое, — и его охватила безотчетная ярость. Он силился подавить гнев, пока госпожа ди Рейз, ничего не подозревая, смотрела на его лицо.
— Кто я для тебя? — наконец спросила Летиция. — Почему ты говоришь, что ждал меня? Почему видел меня во сне?
— Я не знаю, — сказал он слишком резко и грубо, как будто сдерживался изо всех сил, чтобы ее не ударить. Эта девушка, стоящая перед ним, была в разы прелестнее, чем Лу. И она — ведьма. — Сможешь найти свою комнату?
Помедлив, она кивнула. Неприязнь, на время затаившаяся в темном уголке разума, теперь разгорелась с новой силой. Летиция ощутила, что ее неосознанно тянет к Кассу — и создала между ними невидимую стену, стараясь оградить себя от недостойных мыслей и поступков. Она пришла сюда, чтобы стать сильной, хотя могла всю жизнь выглядывать из-за плеча Ланна и подставлять его под удар. Ей не нужен был еще один защитник. Проснувшись от очередного кошмара, она не побежит по коридору в поисках его комнаты и не станет искать у него утешения. Это глупо. Кассиан ей никто. И он… мужчина. От внезапной боли на глаза навернулись слезы. Летиция быстро сморгнула их, не желая признаваться в мимолетной слабости. Ланн преследовал ее в потемках, он говорил слова, которых она никогда бы не хотела от него слышать, пусть они были далеки от правды. Охрипшим, сорванным голосом ульцескор проклинал ее и свою любовь.
— У нас будет еще много времени на разговоры.
Касс стоял на пороге, откинув полог, приглашая ее на выход — или, скорее, настаивая на том, чтобы она ушла. Летиция неопределенно покачала головой, все еще пребывая на грани реальности и видения, вызванного мыслями о Ланне.
— Почему ты так говоришь?
— Я расскажу тебе обо всем, если захочешь.
Юноша горько усмехнулся и вновь сделал приглашающий жест. Летиция шагнула вперед. В этот миг ей так же остро захотелось избавиться от общества Касса, как и ему самому. Она была убеждена, что найдет обратную дорогу без его помощи — шифоновая занавеска цвета огня, загораживающая вход в ее жилище, была уникальной и достаточно запоминающейся.
Ее лицо — или лицо Лу? — пронеслось перед глазами Касса, когда Летиция случайно задела его плечом. Он простер руку, чтобы остановить ее, повинуясь необъяснимому порыву, но вовремя сдержался и крепко стиснул пальцы. Госпожа ди Рейз ушла, и Касс еще долго прислушивался к удаляющемуся звуку ее шагов.