из кассовых окошек или дронобоксов у дома.
Уже подходя к работе, я остановилась у кассового окна моего любимого кафе, которое, к счастью, уцелело.
– Поднесите руку к ЭТИ, – голос кассирши, и без того приглушённый респиратором, казался охрипшим.
Я засунула руку в большую выемку с установленным в ней электротеплоизмерителем, сокращённо ЭТИ, и сигнальная лампочка загорелась зелёным – спустя десять минут дороги моя температура была по-прежнему в норме.
– Капучино, средний, и круассан с миндальным кремом, пожалуйста.
На экране, встроенном в кассовое окно, высветилась сумма, и я поднесла руку с чипом к ридеру, чтобы расплатиться.
Наличные деньги ограничили почти сразу же после появления вируса, а когда в стране завершится Программа чипизации, их и вовсе планируют запретить. Счета, документы и даже аккаунты в соцсетях теперь привязаны к идентификационному номеру гражданина, или ИНГ, и зашиты в чип.
В Москве чипизацию встретили относительно спокойно, но в регионах, я слышала, народ боялся потерять свободу и бунтовал, пусть и не долго. Тех, кто выходил на улицы с протестами, наказывало не государство, а вирус – половину из них скосила вторая волна. По мне, так лучше уж оказаться с чипом в руке, чем на кладбище.
Забрав свой заказ из окошка кафе, я прошла мимо витрины с огромной надписью «АРЕНДА» и поднялась на крыльцо Пункта сбора биоданных.
Пластиковая дверь недавно отреставрированного и выкрашенного в светло-бежевый цвет трёхэтажного здания распахнулась и впустила меня в предбанник с санитайзерами.
Тонкая струя антисептика коснулась кожи рук и, тут же испаряясь, принесла прохладу. Я бережно распределила жидкость между пальцами и по ладоням и, дождавшись высыхания, перешла в следующий отсек.
Сквозь прикрытые веки в глаза ударил яркий свет УФ-ламп, и под раздражающее тиканье таймера я начала поворачиваться, позволяя лучам обеззараживать кожу и одежду. Короткий звонок – лампы погасли – верхнюю одежду можно снять.
Оставив куртку в раздевалке и пройдя ещё один этап УФ-обработки, в последней подготовительной комнате я надела защитный костюм из плотной тёмно-бардовой материи и повесила бейджик на грудь. На нём: мой ИНГ, имя и должность.
Наконец я шагнула в холл – неспокойное море таких же тёмно-бардовых костюмов, меж которыми иногда мелькали коллеги в тёмно-синем.
II
Тёмно-синие костюмы носят практиканты-чипизаторы – в нашем Пункте для них выделили часть третьего этажа. После практики им предстоят долгосрочные командировки в регионы, поэтому в Отдел чипизации отбор особенно тщательный: ничто не должно удерживать сотрудников в столице.
На первом этаже в Пункте сбора располагаются выездные бригады, и моя – среди них. На втором – техники, контролёры базы данных и составители графика выездов. А на третьем этаже – Отдел чипизации, начальство и несколько переговорок.
Карьеру в Пункте сбора я начинала с составителя графика – безопасная, но крайне нудная и малооплачиваемая работа. Другое дело выездные сотрудники – им и платят больше, и скучать не приходится. Когда одна из сотрудниц заразилась и Пункт разместил вакансию на должность Специалиста сбора биоданных, сама не знаю, как и зачем я записалась на собеседование. Наверно, когда для одних смертельно опасен вирус, для других – скука.
Так началась моя карьера сборщика. Выезд за выездом, неделя за неделей я вкладывала в работу всю энергию и время, пока не дослужилась до должности Старшего специалиста.
Пройдя по длинному коридору, я вошла в комнату 1.3, где меня уже дожидались коллеги из третьей бригады. На сбор биоданных мы ездили по трое плюс водитель.
– Ты когда в последний раз сдавала тест? – Лиза атаковала меня с порога, сразу же протягивая узкую упаковку с экспресс-тестом.
– Вчера. Мне рано ещё, – вернув упаковку в ящик, я принялась собирать свою часть оборудования: планшет с чип-ридером и плоский переносной сканер отпечатков ладоней и сетчатки глаза.
Лиза держала треногу со сканером тела в одной руке и переносной, похожий на пистолет электротеплоизмеритель в другой. Артём нёс большую коробку с памятками, браслетами и смартфонами, а ротационный круг, лежавший сверху неё, время от времени опасно съезжал ближе к краю.
Узкий длинный коридор вывел нас к бардовому фургону с белой надписью «Служба сбора биоданных». Его автоматическая дверь распахнулась, и мы, погрузив оборудование, заняли места в салоне. Когда фургон тронулся, я открыла папку с графиком и пробежалась глазами по списку адресов. Их оказалось значительно меньше, чем вчера, а значит Люба, одна из составителей, всё-таки прислушалась к моей просьбе. Я отпросилась, чтобы сегодня уйти с работы пораньше.
Поскольку проблема пробок в столице теперь решилась сама собой, до первого адреса мы доехали минут за семь от силы. Повернув во дворы возле пустой, переведённой на дистанционную программу школы, мы остановились у пятиэтажной кирпичной хрущёвки. Во дворе не было ни души, но из окон выглянуло несколько человек – старики и протестующие, которым государство запретило выходить из дома до установки чипов.
В последнее время бетонное заключение подкосило немало сторонников протестного движения – в ноябре графики выездов у нас были почти такие же плотные, как и в весенние месяцы, на которые пришёлся пик сбора.
Этот всплеск выездов вполне объясним. Лидеры протестов призывали людей не участвовать в чипизации и дождаться появления вакцины. Но вирус мутирует, снова и снова, и разработки вирусологов за ним никак не поспевают. В конце лета государство официально объявило, что вакцины не будет, и единственный путь для человечества – это принять новую реальность и адаптироваться.
Если раньше происходящее казалось нам сюром, сюжетом бездарно снятого постап фильма, то теперь мы понимаем, что это наша новая жизнь, и режиссируем её, как можем. Переучиваемся на другие профессии, вживляем себе чипы и вместо встреч с друзьями остаёмся дома. Машина перемен запущена, и остановить её человечество уже не сможет.
Поднеся руку с чипом к домофону (у старших сотрудников Службы сбора есть доступ во все подъезды), я открыла подъездную дверь для Лизы и Артёма, пропуская их вперёд. Остановившись на третьем этаже перед железной дверью квартиры номер двенадцать, я нажала на старый дверной звонок, который неожиданно ударил меня током, пробивая даже через резиновую перчатку. Я испуганно отдёрнула занемевший указательный палец.
– Иду-иду, – за дверью послышался старческий женский голос, а за ним – шарканье шагов.
Звякнул замок, соскользнула и зазвенела цепочка, и из-за приоткрывшейся двери выглянуло морщинистое лицо. Его обладательнице было лет семьдесят, не меньше. Надев висевшие на цепочке толстые очки в роговой оправе, она принялась рассматривать наши бейджи.
– Проходите.
Дверь распахнулась, приглашая нас в узкий коридор с пожелтевшими от времени и кое-где отклеившимися обоями.
– Сначала нам