Читать интересную книгу Тетрадь третья - Марина Цветаева

Поезд увозил назад

(ее)

Поезд увозил вперед

(нас)

Поезд был сквозной. Сквозь всё.

* * *

…Что было в этой просьбе, в странной страстности этого «Напишите о ней!». Препоручение. Скажите за меня. Полюбите за меня. Любить я ее не могу, но она меня тревожит, потому тревожит, что любить не могу, о тогда бы — любил. Дай мне прочесть себя к ней — 20 (ее) лет назад. Чтобы мне было сейчас, а ей — тогда. Осуществите. Освободите. Любить я ее не могу, п. ч. ей фактически — шестьдесят, а мне вдвое меньше, п. ч. это было бы и смешно (другим) и страшно (мне), п. ч. на это меня не хватит и этого с меня не хватит, п. ч. на это и этого не хватило бы ни с одного — <пропуск одного слова> — п. ч. на такую любовь стар — я (на 20 лет, ибо для нее нужно быть юношей, т. е. той смесью мужского и женского, к<отор>ой является — каждый юноша и — каждый поэт). Верни мне меня на 20 лет назад.

Всё это, по человеческой скромности и темности, называется: — Напишите о ней.

И вот, написала — доволен, сосед?

Одного хочу. В награду. Твоего молчаливого утверждения, что так, как любила ее я — сейчас, ты бы не любил бы ее ни тогда, двадцать своих лет назад, ни сейчас, двадцать ее лет назад — ни тогда, ни когда.

П. ч. так любить могут — только поэты.

* * *

Шея из последних жил.

* * *

Самое страшное (грешное), что она вовсе не была смешна…

* * *

La grande amoureuse?[7] Нет. Актриса, игрица.

* * *

Для него мы были — étrangers, иностранцы — на курорте естественно.

Для нее — тоже иностранцы — люди иной страны: молодости.

* * *

Старая женщина? Нет, благополучно.

Старая дама? Нет, почтенно.

Старая — что?

* * *

Глаза — у греческих статуй, у египетских мумий, сквозь прорези масок.

* * *

Беспощадность боя (глаза).

* * *

Лицо сделать (сделалось) именно таким — п. ч. не хотела (бы?) таким: сопротивление не бессонной ночи, не солнцу (не — не — не) — а —

(старости)

* * *

От чьего взгляда она ушла? Не моего, ибо ни один взгляд женщины для нее в счет не шел: она их не видела! (м. б. ошибаюсь? 1938 г.) — кроме взгляда соперницы — которых у нее уже не было. Кроме того, прочти она мой взгляд, она бы от него не ушла, ибо в нем было: зачарованность птицы — змеею, т. е. ее же власть. (Змея не хочет зачаровать птицы — это птица хочет зачароваться, верней птица, взглянув, не может оторваться. Зачарованность птицы держит змею.) Она ушла от другого взгляда — мужского взгляда.

* * *

— Дура! Дура! Дура! Седые волосы на молодом лбу. Или у тебя нет зеркала? Или ты не видишь, что ты — седая? Или ты не видишь, что ты молодая? Да я бы душу — другого у меня сейчас ничего нет, да и этого — нет — и никогда не было! — отдала за твое молодое лицо из к<оторо>го я — чего бы ни сделала! Презираю — ибо вся ты — презрение ко мне: моей красной шляпке на желтых волосах, моим желтым волосам на старом лбу. Вся ты — уничтожение меня — всей.

* * *

— Ничего. В цвете лет. Неплох. Сейчас — очень хорош. А тогда — был бы вол для моей колесницы.

* * *

Переигрыванье красного и соломенного. Молодость так же переигрывала в ней, как красная и белая солома.

* * *

Дело для нее было явно не в наших лицах (красивых, некрасивых и, кстати — сплошь коричневых), а в нашем возрасте, в нашем собирательном возрасте к<оторо>му имя — молодость, не в окраске лиц (— а в некраске их!), а в общем <сверху: нашем> цвете лет, в общем цвете наших лет, — саде, откуда она ушла навсегда. Мы для нее были — рай, каждая морщина на собственном лбу — меч архангела.

* * *

Ушла от нас, загораживаясь от нас как от солнца.

Вариант:

Загораживалась от нас как от солнца. Ушла от нас как от солнца.

* * *

Милая тень, что тебя ко мне влечет? Ты зла, черства, бездушна, ты наверное не поняла бы ни одной строки, а и поняв — отвергла бы. Ты из ненавистной мне расы пожирателей и господ жизни (пожирательниц и госпож!), ты — уничтожение всей меня, а как бы я, ради тебя — себя уничтожила бы!

Знаю. То, чего нет на пляже, то от отсутствия чего с пляжа — бегу: трагедия. Человека (он на этот раз зовется старой кокеткой) со смертью. Бывшего цветка, еще почти-цветка — еще чуточку-цветка! — с черепом, с заступом. Не: — Почему так всё кончается?! — а: — Не хочу, чтобы это кончилось! — Пусть всё кончится только не это!

Ты, свою молодость бы купившая — ценой всех жизней!

Ты была родной дочерью Людовика XV — après moi le déluge![8] — да и XIV — l’Etat, c’est moi.[9] Такие на Титанике, <сверху, над окончанием: ах>, отталкивая, в море сбрасывая чужих маленьких детей (своих у них нет и быть не может!), первые бросаются в спасательные лодки — спасать красоту!

Милая и злая чужая, родная чужая, такая недосягаемая под красными полями шляпы. (Заёмная кровь, весна.)

Вся я в ту секунду сводилась к укору: — почему Бог не создал меня мужчиной, чтобы в этот данный час (твой — последний!) любить тебя? — так, чтобы этой любовью вызвать на твоем лице окончательную победу молодости — улыбку.

* * *

(Спутник, огорченно и покорно: Pourquoi avons nous dû partir? Nous étions si bien là.[10]

Là[11] — это мы. Он — нашей молодостью — грелся…

— И о нем. — )

* * *

П. П. С<увчинский>[12] — мне:

— Через десять лет забудут!

— Через двести — вспомнят!

* * *

Еще — Красная шляпка:

— Что меня в этом возгласе обрадовало, озолотило, осчастливило? Сознание, что и на этот раз не выдумала, что это есть — помимо меня. Что — увидела, не нагадала. Освобождение от вечной муки сомнений поэта, навязанной ему всеми его ненавистниками и доброжелателями: а может быть ты всё это выдумал? (В устах ненавистника — хула, доброжелателя — хвала, в ушах и сердце поэта — мука. Мы ведь только (и точно) правды хотим: вещи как она есть (внутри).)

Поэт: Иоанн, из к<оторо>го постепенно делают Фому.

* * *

Dunkle Zypressen!

Die Welt ist gar zu lustig —

Es wird doch alles vergessen.[13]

(Этих стихов Lenau, виденных когда-то в детстве в альбоме моей матери (ее рукой), я потом никогда не обнаружила — два раза покупала из-за них Lenau — нету!)

* * *

…Не говори с тоской: их нет,

Но с благодарностию — были.[14]

* * *

(Оба — эпиграфы для П<ерекопа>)

После этой записи начинается П<ерекоп>. Первые строки, карандашом:

Земля была суха, как соль —

Земля хотела пить

(просила — пить)

(NB! Потом не вошло — жаль: символ — и достоверность. 1938 г.)

* * *

Не странно: на солончаке

Кончалась соль земли

* * *

Черепах будем жрать

(пометка «soup de tortue»…[15])

Пометка: П<ерекоп> начат 1-го августа 1928 г., в Понтайяке. Дай Бог!

* * *

Отрывок письма: — Мой родной, Вы не знаете, как сжалось у меня сердце, когда я по возвращении прочла «только не в четверг après-midi[16]» — это, кажется, моя первая боль от Вас, я увидела, что в своей безрасчетности — просчиталась, либо Вы мне мстите (мне — Вы, когда мы — братья!) — либо мы (Вы + я, я + Вы) в данную минуту жизни для Вас не то, что для меня, т. е. не ВСЁ. Какая-то другая жизнь, где меня (нас с вами) нет, другие уговоры, и — главное — за час до моего отъезда. Родной, неужели Вам с другими лучше, чем с нами. Как мне больно.

* * *

(Очевидно — Н. П. Г<ронскому> и очевидно — случайно посреди тетрадки, на первом свободном месте, п. ч. уехала значительно позже, а тут — отъезд. МЦ. 1938 г.)

* * *

Мур — 9-го августа 1938 г.[17]

— Очень, очень жалко, что папа уехал! Я теперь с одним мамом остался!

* * *

…В четверг Вы[18] были один дома, в субботу я — одна, а встретились мы в пятницу. Что это, как не жизнь, с ее непрерывными случайностями, с ее мазней, жизнь — обратное сну (чистовику сна), где всё когда надо и как надо.

Zur rechten Zeit — am rechten Ort — der rechte Mann — das rechte Wort[19] (NB! спросите у папы[20]).

Мы бы сейчас чудесно говорили — еще потому, что сейчас последнее небо дня. (А будет — небо последнего дня!)

(NB! Для моего собеседника настало — скоро: 2 <фраза не окончена>[21]

* * *

Двум смертям — не бывать

А ну как — н

* * *

Мур — Рыбаката (Рыба-Кит)