в местных зонах строгого режима и отсутствия всякого здравого смысла тут жить.
Они всем расскажут. Ленка бежала впереди, она всегда была спортивной, ловкой, сильной и крепкой. Страшно было ещё больше от мысли, что тогда сделают родители, если… Их мы боялись едва ли не больше. Отдадут в детский дом, в психушку, в другую семью, так уж было тут заведено. Потому родственничков боялись больше, чем насильников и убийц. Эти издеваются один раз, а родня всю жизнь. Как жаль, что потом многие за таких выйдут…
Мы бежали и бежали. Почему-то взявшись за руки. Казалось, что гибнуть лучше вместе. Скользнули между постройками из бетона, серыми и унылыми, и вместе с тем, такими родными для всех, кто там прятался. Кусты лопухов, крапивы, заросли сорняков, сухостой, камыши. Речка, ручей – перебежали. Из рва справа воняло, коричневая земля вывернутым нутром отвращала, будто говорила: убегайте скорей. Мы бежали. Топот и ветер в ушах. Некогда было оглянуться, преследуют ли нас. Поэтому мы не знали. Но страшно было, сосало под ложечкой, я боялась споткнуться, боялась, что она упадёт. Сколько раз мы так бегали вдвоём. Мы бежали и в какой-то момент наши ноги оторвались от коричневой земли, грязь больше не касалась нас. Сзади зашуршало, зашумело что-то, будто парус натянули.
*
Что-то чёрное, матовое, глухо-чёрное понеслось над землёй. Хлопали крылья-паруса. Помню, как Ленка кричала, но потом быстро умолкла. Ощущение победы и торжества. Ужас меняется на восторг. Стало всё равно, что произойдёт дальше. Звуки исчезли, смыслы исчезли тоже. Кроме той мысли, что я лечу и мы спаслись. Я обнимала Лену сзади, а спину тянула ломота. Было чувство, будто я покинула тело, будто я была в стеклянной банке, не в себе, не внутри, снаружи. Кожу немного жгло. Мы упали в траву возле нашего дома. Что-то хлопнуло сзади, было чувство, ну, как тогда, после операции, когда мне делали наркоз, я тогда быстро рухнула, свалилась в черноту и потом проснулась из белой ваты в шум и свет. Здесь было так же. Шум, свет, зелень, серый бетон дома, Ленка держала меня за руку. Она улыбалась.
– Ты всё помнишь, Лео? – она растирала мои ладони, они были онемевшими и холодными. Ступни я тоже ощущала не очень. Я лежала, моя голова на её коленях. Прозрачные волоски на смуглой коже татарских кровей. Мне было уютно. Не хотелось домой. Не хотелось это выключать. Ленка пахла травой. Я посмотрела на неё недоуменно. Конечно, помнила. Но вот всё ли я видела?
– Ты обняла меня и мы взлетели в воздух…
– Ленаааа! Домоооой! Я пришлааа! – мама Лены, красивая смуглая черноволосая татарка, улыбчивая и довольная жизнью, стояла на асфальтированной дорожке у дома. Мы вскочили, в пыли, начали отряхиваться. Хоть бы ничего не поняли! Сумки на месте, всё на месте, Ленка швырнула быстрое «пока» и решительно шагнула к матери. Я завидовала ей, до боли, её семье, родным. Её заставляли всё убирать самой и готовить на всю семью, но всё равно мне хотелось её жизнь. Там вкусно, там любят, там дом, там заботятся по-настоящему. Я буду скучать по до завтра, Лена. Спокойной ночи.
*
На следующий день в школе, с утра, сонные, мы поприветствовали друг друга кивком и поговорить смогли шёпотом на уроке математики, третий урок. Перемена в школе – плохое место для бесед, лишние уши, туалет, столовая, вынуть учебники и тетради, сложить учебники и тетради. Математика. Мы сидели рядом, учительница прицепилась к Коле, а мы пользовались.
– Что это вчера было?
Сегодня все вчерашние события казались другими, жуткими и необъяснимыми. Вчера их не нужно был объяснять, мы спаслись, и это было важно, больше ничего не имело смыслов и значений. Сегодня, когда мы попали в озеро людей, накатило чувство ментального похмелья, страх быть рассекреченным и страх, что мы столкнулись с чем-то, ещё худшим, чем то, от чего бежали. Уйма вопросов. Ноль ответов. Уже потом я пойму, что ничего хуже, чем то, от чего мы сбежали. Но это будет потом. А сейчас мы переживали, Ленка сжала моё предплечье.
– Лео, а ты можешь это повторить? Мы можем снова полетать?
– Я не знаю, как это произошло! Оно само…
*
День прошёл незаметно. Друзья наши, несколько мальчишек, четверо, шептались сзади и просили у нас списать. Затем вместе мы отправились в столовую и потом на физру. С утра подташнивало, наверное, после вчерашнего, подумала я. Ну и события. Вчера что-то произошло с моей спиной и кожей, странное, острое, сильное незабываемое ощущение, и боль, и одновременно напряжение, натяжение, дающее своеобразный кайф. Что-то среднее между чувством, что тебя разрывают, и ощущением безграничного единения с чем-то большим, сильным, красивым, надёжным и вечным. Страшным и неотвратимым. Величественным и древним. С кем-то, дремавшим до того, всесильным, вроде Бога. Что-то большое, словно парус, натянулось сзади, натянуло кожу, связки, мышцы, было такое чувство, что я вылетела из тела и наблюдаю за всем со стороны. А ещё я стала кем-то другим. Принимаю решение иначе, неуловимое и хрупкое во мне прошло точку невозвращения. Вчера, в момент икс, меня начало поднимать в воздух. Я обняла крепко сзади Лену и это было сродни инстинкту, уносить дитя, любимого, котёнка из огня и потопа. Я схватила её и потащила за собой вверх. Позже, когда вырасту и всё, всё разузнаю, я пойму, что это было похоже на взлёт на параплане, похожее чувство, острее, ярче. Это была паника. Как перед смертью. Это пришло через понимание неизбежности. Организм быстро выключает ненужные и страшные ощущения, всё немеет и одновременно действует как бы само по себе. Нечто происходит, а ты не знаешь, как, как ты это сделал? Каким местом думал? И тем более, каким органом действовал? Так и в тот раз, мы взмыли в воздух, нас закружило, управляемое и неуправляемое одновременно страшное наше чудо. Новые ощущения в теле порвали весь привычный и заезженный мир на тысячи осколков, выбросили меня из мира понятных людей. Хотя я ведь никогда этот мир не понимала и людей видела чужими. Лена тоже. На том и сошлись.
*
– Почему твоя майка в крови?
Я когда-то любила мать. Я была зависима от неё, любила её страстной, сумасшедшей любовью, которую она у меня вызвала насилием намеренно, долго, методично, ломая меня жестоким кнутом и выбивая зубы метафорическим тошнотворным ненужным пряником. Человек с расстройством личности, такой диагноз потом поставит ей мой приятель-психолог. А сейчас я для неё маленькая тварь, которая желает ей смерти. Тварь,