«Некультурно, — подумал я, — посещать конгресс в таком виде. И обидно тем более, что этот неряха, наверное, крупный специалист».
Фамилия Положенцева мне была известна.
Мои размышления прервал звон упавшей на пол монеты. Пока Лопоухий, близоруко щурясь, оглядывался, монету подняла щупленькая девушка с косичками. Она по-студенчески держала свои деньги между страницами книги и теперь торопливо перелистывала ее. Я взглянул на Лопоухого. Он, улыбаясь, следил за девушкой, которая все никак не могла сообразить, откуда упала монета. Лопоухий молчал. Это мне понравилось, и я посмотрел на него уже с некоторой симпатией. Поймав мой взгляд, Лопоухий тотчас же повернулся ко мне и стал тихо объяснять ситуацию:
— Это я потерял копейку. А девочка решила, что она. Вот и ищет теперь, откуда монета упала.
Моя мгновенная симпатия улетучилась. Я не любил Людей, которые спешили поделиться своими наблюдениями и впечатлениями с первым встречным.
Незаметно подошла моя очередь. Пока я брал свое пиво и тарелки с закуской, Лопоухий все время не оставлял меня в покое. Он успел сообщить мне свое мнение о здании университета, спросил меня, каковы на вкус китайские блюда, что та- кое агар-агар и можно ли есть салат из него. Мои односложные ответы его, видимо, не смущали; все так же неумолчно тараторя, он шумно уселся за мой столик. Чтобы хоть как-то прер- вать поток его сбивчивых и каких-то наивных речей, я задал ему совершенно напрасный, как мне тогда казалось, вопрос:
— Вы здесь на конгрессе?
Он радостно закивал головой:
— Ага, на конгрессе. Меня интересует вирусная теория рака. Я хочу кое-что узнать о свободных генах. Но я не деле- гат. — Он притронулся к приколотой на груди визитной карточке: — Это не моя. Это Артура. Я взял ее, чтобы пройти в уни- верситет без всякой волокиты.
«Это в твоем стиле, — подумал я с насмешкой. — Какое мальчишество!»
— А вы знакомы с Положенцевым, или этот нагрудный пропуск попал к вам без его ведома?
Лопоухий посмотрел на меня. И под взглядом этих добрых и чистых подслеповатых глаз я почувствовал себя не очень хорошо. Мне стало стыдно.
«Пижон ты, братец, пижон», — подумал я о себе. Мне захо- телось сказать этому человеку что-нибудь хорошее, как-то сгладить резкость, придать ей вид неуклюжей шутки. Не приду- мав ничего подходящего, я хлопнул его по плечу и предложил:
— Ну вот, если надоест сидеть на конгрессе, приходите ко мне на кафедру. Хоть раком мы и не занимаемся, но кое-что интересное есть и у нас.
Лопоухий рассыпался в благодарностях и стал еще суетли- вее. Потом сказал:
— Я что-то устал. Не составите ли вы мне компанию погулять после обеда на чистом воздухе?
Сначала я хотел отказаться. Прогулка в его обществе мне не улыбалась. Но мысль о том, что нужно подниматься в душную комнату и, изнывая от жары, что-то читать, показалась мне страшной. Я согласился.
Через несколько минут нас уже обдувал напористый ветер, всегда живущий на Юго-Западе Москвы. Дрожали листья, раска- чивались ветки. Бабочка «павлиний глаз» буквально распласталась на спинке садовой скамейки. Ее крылья были раскрыты больше, чем на сто восемьдесят градусов. Наверное, чтобы не сдул ветер…
Мой новый знакомый был набит чудовищно объемистой, но ха- отичной информацией по исторической биологии, генетике, мо- лекулярной эволюции и прочим наукам, Признаться, я не очень внимательно его слушал. Прогулка была хороша сама по себе, и я уже пожалел, что связался с этим говоруном. Он как раз с восторгом рассказывал о своей поездке на какое-то озеро с замысловатым названием, и я подумал, что надо было бы мне представиться да и его фамилию узнать. Но почему-то не сде- лал этого. Просто хорошо было сидеть в тени, на безлюдной аллейке, и ни о чем не думать.
— Вы не устали говорить? — спросил я.
Не знаю, как это сорвалось у меня с языка. Мне очень хо- телось, чтоб он замолчал.
Слова мои его поразили.
— Нет-нет, — испуганно сказал он, — нет! Я еще должен рассказать вам очень важную вещь.
Я обратил внимание, что у него решительный и упрямый под- бородок.
— Иначе, — добавил он, — кто же об этом узнает? Кто-то знать должен, ведь это очень важно…
Тут лицо его изменилось. Оно побледнело, даже как-то вдруг вытянулось, похудело. Резко обозначились темные тени под глазами, явственно проступили впадины на щеках. Зря я его обидел. Я уже раскрыл рот, чтобы загладить свои слова, но он опередил меня. Даже голос его изменился, стал сухим, безжизненным. Он смотрел мне прямо в глаза. Но взгляд его уже не был подслеповатым и добрым. Скорее — отрешенным, не- видящим.
— Я сделал страшную глупость, — хрипло сказал он, и его упрямый подборок слегка задрожал.
Да он, кажется, припадочный… С ним хлопот не оберешься. Вот навязался на мою голову! Я сделал естественный жест, вы- ражавший удивление и растерянность. Но он меня неправильно понял.
— Погоди, не убегай. Я должен… ты должен… я впрыснул себе эту штуку, — бормотал он, наваливаясь на меня и жарко дыша в лицо.
От него пахло только что съеденной в буфете колбасой. Он вцепился в мой рукав.
— Я сделал это только ради него, понимаешь? — говорил он слабеющим голосом. — Я должен был знать правду. Долго без правды жить нельзя… Правда, она…
— Я не понимаю, о чем идет речь? — спросил я и отодвинул- ся. Уж очень он был потный и горячий.
Он замолк и закрыл глаза. Я не на шутку перепугался и принялся его трясти.
— Послушайте, что с вами?
Он некоторое время молчал, потом пошевелил губами и, не открывая глаз, сказал:
— Я, кажется, умер.
Никогда в жизни я не думал, что могу так волноваться. У меня все оборвалось в груди. А он тихонько, как засыпающий ребенок, пробормотал:
— Не то чтоб совсем…
Затем он сжал губы, замолчал и начал синеть. Когда я уви- дел, как по его щекам поползли синюшные разводы, меня будто по ногам стегнуло. Я бросился за помощью…
В университетской поликлинике тень и тишина. Кто-то за- ботливо снял с Лопоухого ботинки и уложил его на белую, пок- рытую клеенкой кушетку. Пожилая женщинаврач вот уже в кото- рый раз прослушивает слабые и редкие биения сердца. Высокий и тощий, похожий на Дон-Кихота старик водит перед застывшими глазами Лопоухого каким-то блестящим предметом, а он без сознания. Бедный Лопоухий! И зачем я его так называю? Не та- кие уж у него оттопыренные уши. Но я не знаю ни его имени, ни фамилии. А как-то называть его надо.
Только что, перед тем как вызвать по телефону «скорую по- мощь», мы тщательно осмотрели его карманы. Немного мелочи, ключ от английского замка на медной цепочке, куча троллей- бусных и автобусных билетов, расческа с двумя поломанными зубьями, стертый на сгибах квадратик бумаги с телефоном ка- кого-то Вал. Ник. Курил., вот и все. Бедняга! Дон-Кихот ска- зал, что у Лопоухого странно заторможены все рефлексы. Он не реагирует ни на какие внешние раздражители: свет, боль, звук.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});