Когда наконец на горизонте мелькнуло ртутным блеском пространство открытой воды, солнце поднялось уже высоко. Оно светилось в каждой росинке, любовно покрывало блестящим ла- ком каждую яркую ягодку клюквы или гонобобеля. Даже маленькая хищная росянка тянулась к свету крупными, утыканными красными булавками листочками. Солнце слепило, но грело слабо. Теплее не становилось, лишь явственней слышался запах разогретых цветов багульника и подбела.
Я уже не видел мелькнувшего было впереди озера. Всюду та же однообразная картина: зеленые осоки, красные мхи да наполовину ушедшие в болото огромные скалы — бараньи лбы, остав- шиеся здесь после отступления ледника.
Озеро открылось неожиданно близко. Я остановился на за- росшей лютиками и водосборами береговой террасе. Внизу, метрах в двадцати, стальным холодным блеском отсвечивала вода. Она казалась злой и неприветливой. Ветра почти не было. По- верхность озера была гладкой; лишь слегка подрагивала острая жестяная осока. Милка с радостным визгом покатилась вниз, к воде. Я неторопливо спустился за ней. Она сразу же побежала к заросшей рогозом и стрелолистом излучине. У Милки велико- лепный нюх на уток. Поэтому я быстро зарядил оба ствола и побежал за собакой.
Не успел я пробежать и сотни метров, как Милка резко ос- тановилась и застыла. Ее болтавшиеся, как тряпки, уши нап- ряглись, короткая шерсть стала дыбом. Милка прижалась к самой земле, повернувшись мордой к озеру. Когда я подошел к ней, она немного осмелела и начала лаять со злобным горловым рокотом. Такого с ней еще не было. Я удивленно огляделся. Вспугнутые собачьим лаем и визгом, над излучиной поднялись два селезня. Я было вскинул ружье, но Милка, вцепившись зубами в мою штанину, потащила меня к воде.
В сердцах я опустил двустволку и выругал собаку. Она ви- новато вильнула хвостом, но зубов не разжала. Я взглянул на озеро. Метрах в трехстах от берега я увидел какой-то ярко блестевший на солнце предмет. Сначала я решил, что это плывет пустая железная бочка из-под бензина. Но откуда здесь взяться бочке?
Присмотревшись, я обнаружил, что эта штука живая. Быстро повернувшись, я бросился прочь от воды и вскарабкался на террасу. Милка с отчаянным воем понеслась за мной. Сверху видно было лучше — не так мешали солнечные блики. Неизвестное животное быстро плыло к берегу по направлению ко мне. Уже можно было рассмотреть выдававшиеся из воды части. Пе- редняя часть туловища (я не решаюсь назвать ее головой, так как толком ничего не разглядел) была около двух метров. Гла- за широко расставлены. Длина темно-серого массивного тела приблизительно метров десять. По бокам головы я различил два светлых пятна, а спину чудовища венчал огромный, загнутый назад плавник. Я видел такой или очень похожий плавник на картинке, изображавшей рыбу-парус, у Брема. Плыло чудовище брассом: голова то появлялась, то исчезала. В нескольких де- сятках метров от берега оно внезапно остановилось, затем энергично забилось на воде, поднимая каскад брызг, и нырну- ло.
Притихшая было Милка сейчас же бросилась вниз и принялась облаивать расходящиеся круги. Я тоже, точно очнувшись от спячки, забегал вдоль берега. Зачем-то даже пальнул в воду из обоих стволов. Выстрелы гулко отозвались в воздухе, дробь веером хлестнула по серой стали озера.
Но чудовище больше не показывалось. У меня совершенно пропала охота стрелять уток. Подозвав к себе и успокоив Мил- ку, я присел на большой серый камень, чтобы хоть немного прийти в себя и осмыслить все случившееся.
Совершенно автоматически, не испытывая никакого голода, я развернул целлофан и начал поглощать бутерброды. Внезапно я застыл с открытым ртом и недоеденным куском хлеба в руке. Я вспомнил!
Было это года два назад. Лютой мглистой зимней ночью я прикатил на «газике» в маленькое охотничье селение с суровым названием «Острожье».
Надо сказать, что Острожье было ближайшим к озеру Ворота населенным пунктом, хотя отсюда до озера было километров сто двадцать, не меньше. Я остановился в доме Фрола Тимофеевича Макарова. Мы с ним были давнишние приятели.
Любой геолог нашего института мог считать себя давнишним приятелем Тимофеича, даже если ни разу до того с ним не встречался. Тимофеич лет двадцать назад был проводником экс- педиции гидрогеологов. Он водил их на Лабынкыр — самое боль- шое из здешних озер. С тех пор Тимофеич всегда рад был пред- ложить свои услуги «науке». Любого из нас он прямо так и ве- личал: «Наука».
Дом Тимофеича был сработан из добротных кедрачей, потем- невших от времени и непогоды. Хозяйство у него было нехитрое — такое же, как и остальных острожан, преимущественно охот- ников и рыболовов.
Я ввалился в сени весь заснеженный, окутанный облаками пара. Пока я стучал по валенкам веником, Тимофеич чем-то громыхал в комнате. Очевидно, накрывал на стол.
— Ну, здравствуй, здравствуй, наука, — ответил он на мое приветствие, внимательно разглядывая меня зоркими и колючими глазами.
— У меня подарок для вас, Фрол Тимофеич, — сказал я и по- тянулся к рюкзаку. Мы все обычно что-нибудь привозили Тимо- феичу из Москвы. В основном все наши подарки покупались на Кузнецком, в магазине «Охота и рыболовство».
— Успеется. Ты сперва поешь, отдохни. Потом о делах пого- ворим. А подарок успеется.
Единым духом я хватил граненый стакан водки, которую Ти- мофеич налил мне из непочатой четверти.
— Ох-х, хороша-а!
— Ну то-то. Вот морошки попробуй али клюквы мороженой. Скоро и мясцо с картошкой поспеет. Горшочек в печи уже… Не женился еще?
— Нет, Тимофеич, не женился.
За окном завывала вьюга, шуршала по крыше пурга, а я, ра- зомлев от тепла и сытости, едва мог разлепить веки. Так мы и не поговорили с Тимофеичем в ту ночь. Сразу же после поздне- го ужина старик постелил мне на полу возле жарко натопленной печки медвежью шкуру, на которую я с наслаждением улегся, мгновенно свернулся на ней калачиком и уснул.
Когда я проснулся, в заплывшие льдом оконца слабо прогля- дывала синева. Комната была погружена в тот мягкий, неповто- римый сумрак, который присущ холодному и короткому зимнему дню.
Старик всю жизнь прожил бобылем. Быстрый и аккуратный, он что-то колдовал насчет завтрака.
Увидев, что я проснулся, он замахал на меня руками:
— Ты не вставай, не вставай! Умаялся, чай!
И потом после короткой паузы:
— Чего приехал-то?
Мы тогда только-только приступали к разведке Сордонгнохс- ких займищ. Для разных нивелировочных работ нужны были люди: держать рейки, провешивать трассу, копать ямы. Я надеялся, что Тимофеич посоветует, где мне набрать сезонников на лето. Чтобы не остаться к началу работ без рабочих, нужно было до- говориться сейчас. Я поведал Тимофеичу о своих заботах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});