мягко поглотила шаги.
Нерин Март был рядом…
…но Лили он не нашел. То ли побрезговал лезть в прибрежную глину, то ли побоялся.
Копыта над головой еще раз тяжело прозвучали и затихли. Конь ушел с берега в подлесок, а потом, наверное, в поле, на дорогу. Там и будет Нерин поджидать свою добычу, надеясь, что холод, грязь и сырость выгонят ее из потайных нор, направят к человечьему жилью, к теплому дому в Нерке.
Лили вздохнула и обняла себя за плечи. Долго придется ей еще сидеть в этом сыром холоде. Она принялась подбадривать себя детскими воспоминаниями, как часами играла с подругами на этих берегах — и ничего! До самой тьмы они тут возились, и никакие холод и сырость их не пугали.
Значит, и теперь она тут просидит сколько нужно. А нужно до полуночи. Тогда закончится праздник, и Нерин Март не заберет ее к себе. Уедет на год. И будет у Лили еще один год спокойный жизни.
Будет жизнь.
Она обернулась за спину, в темноту. Там блестело что-то на дальней глинистой стенке. Красиво блестело, желто и ярко.
Как золото…
Сердце Лили забилось восторженно. Не может быть! Не могло случиться с ней подобной удачи! Она осторожно приблизилась к торчащему из стены драгоценному камешку, нежно коснулась его рукой, ощутив кожей вязкую, покрывающую сокровище слизь. Потом подцепила изломанными грязными ногтями, пытаясь выковырять. Но золотой самородок скользил и не желал поддаваться.
Лили принялась подкапывать его и царапать, с восхищением осознавая, что самородок — вовсе не маленький камушек. Он огромен! Сорванная замерзшими пальцами глина открывала все новый и новый блеск. Золота было много. И Лили копала, как одержимая. Ведь в этом гигантском золотом куске было ее спасение! Будет золото — станет она богатой и влиятельной, сама начнет выбирать свою судьбу, и не нужен будет постыдный брак с Нерином Мартом…
Никому не нужен…
Когда она в очередной раз впилась в глину окоченевшими пальцами, скрюченными, как ненасытные когти совы, в земной толще охнуло и застонало. Протяжный гул далекого обвала вышел из глубин, заполнив слух тяжким басом. Грот содрогнулся, и Лили, вынужденная бросить раскопки, поспешно выползла из него. На щеках ее блестели слезы досады и разочарования. Сейчас грот обвалится и погребет под собой ее золото.
Ее спасение…
Грот действительно обвалился, но, словно тронутый плачем мокрой, измученной девушки, сокровище свое отдал.
Глиняные пласты тяжело разошлись в стороны, обнажив нечто золотое и яркое. Древнее, как сама жизнь.
Лили смотрела перед собой, открыв от удивления рот, и медленно отступала.
Перед ней, наполовину все еще скрытый в почве, предстал золотой зверь. Не просто зверь — царь зверей, величайший предводитель их и владыка. Голова его хоть и почти не имела шеи, но гордо вскинута была к небу мордой. Длинные челюсти с огромными клыками, разомкнутые, были длиною в рост Лили — она бы могла целиком поместиться в пасти зверя. Его ноги были массивны и заканчивались копытами. Грудь казалась неохватной.
— Кто ты? — непроизвольно шепнула девушка, и тут же мысленно обругала себя.
Зверь ведь не живой.
Или…
Она медленно, шажок за шажком приблизилась к статуе и перед тем, как коснуться ладонью золотой лапы, предупредила:
— У меня есть дар слышать мертвых. Я никому про него не рассказывала… Прости, но я во что бы то ни стало должна узнать, кто ты такой.
Закрыла глаза.
Глубоко внутри, у самых границ восприятия пробудилось нечто. Свет. Он разгорелся ярче, вырисовывая на темной стороне век картины забытых времен. Рассвет, и идущие в его лучах великие звери. А потом тихий голос, похожий на отзвуки далекой грозы заговорил в тишине: «Пало третье, последнее царство Драконье — отступила Великая Смерть. Потеплел мир так, как не теплел еще никогда. Странное время настало — все еще древнее, но уже новое. После него пришло царство Рассветное. Родились в нем все звери земные, и все сокровища земные. Моря забирали части суши. Падали горы с небес, пробивая в тверди дыры и проваливаясь в преисподнюю. Я родился в рассветных лучах, а умер, когда солнце поднялось в зенит. Мои братья отказались от мяса и ушли есть траву, сестры отказались от ног и уплыли в моря…»
— Как твое имя. Скажи мне имя свое, — одними губами, без голоса, произнесла Лили.
«Мое имя…» — и слабая связь прервалась.
Лили резко пришла в себя, будто из ледяной воды вынырнула. Затрясла головой, сбрасывая флер таинственного видения. Отступила — почва двигалась вокруг золотой статуи, вновь погребая ее.
— Нет! Не уходи! Нет…
Она размазала по щекам злые слезы, но сдаться не согласилась — приволокла от воды огромный тяжелый камень и установила его там, где под слоями жирной глины скрылся удивительный зверь. Притащив еще один — установила сверху на круче.
— Я не оставлю тебя теперь. Ты мой, — сказала, топнув промокшим кожаным сапогом по скользкому берегу. — Дай мне силы! Хоть немного той силы, что прежде была у тебя. Она так нужна мне… Ты даже не представляешь, как нужна.
После полуночи Лили вернулась домой.
Срок поимки сговоренной невесты истек. Нерин Март, разочарованный и сердитый уехал восвояси. Конь его не стоял у забора, как утром. Лили проверила — в конюшне Мартовых лошадей тоже не было.
Мать уже ждала с хворостиной на крыльце их длинного, сложенного из тяжелых бревен одноэтажного дома.
— Ты чего это удумала, а? — свела на переносице рыжие брови. — Ведьма малолетняя! Жениха ей искали-искали, а она нос своротила? Такого человека обидела, дура!
Лили только голову низко склонила. Вся сгорбилась, готовая принять удар. Но его не последовало. Лишь горькое циканье разорвало повисшую тишину. За последнее время мать сильно сдала, уменьшилась, состарилась. Зато Лили выросла. Перестала бояться прута. Где-то внутри перестала, в душе. Тело-то по-прежнему корежилось и скручивалось узлом при виде занесенной розги. Лили злилась на себя за эту неудержимую, выученную реакцию. «Разве я кобыла, чтобы так жаться от одного вида хворостины? Я человек».
Человек.
Мать не ударила. Буркнула что-то себе под нос и