Читать интересную книгу Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный - Томас Гарди

Уэссекс — многогранный и многозначительный образ, созданный поэтическим воображением на реальной основе общенациональной, местной и семейной истории в итоге непосредственных наблюдений и глубоких раздумий писателя над судьбой сельской Англии. Уэссекс — неповторимый мир и многовековой уклад, истоки которого обозначаются в далеком-далеком прошлом, а расцвет приходится на времена «старой веселой Англии», когда в национальной истории огромную роль играли вольные землепашцы, «гордые йомены». О них с особым чувством теплоты писал Шекспир, к которому Гарди обращается с неизменным постоянством — делает на него ссылки, цитирует, вспоминает не от случая к случаю, а хранит в памяти как живой образец. Шекспировские слова стоят в эпиграфе к роману «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», выражая пафос лирического отношения автора к героине. Сам Гарди в романе «В лесном краю» (1887), предшествующем «Тэсс» и «Джуду», рассказал драматическую историю «последнего йомена», как он назвал своего героя Джайлса Уинтерборна, обездоленного и бессмысленно погибающего, «последнего из могикан» старой английской деревни, простого парня, рыцаря любви и чести… Уэссекс — это прочная традиция, поэтически окрашивающая размеренный быт, это медленно, едва заметно от века к веку меняющийся ландшафт, это нечто устойчивое, глубоко вкоренившееся, не терпящее поверхностной прикрепленности к почве, чуждое кочевому настроению и суетности, каковые владеют теми персонажами Гарди, которые оторвались от Уэссекса или заранее противостоят ему. Уэссекс раскрывается перед читателем в трагическом столкновении с разрушающей его силой. Пользуясь словами поэта-соотечественника, Томаса Грея, Гарди метафорически называет ее «обезумевшей толпой». В переводе на язык социологической публицистики это будет означать «торгашество», «буржуазное хищничество» и целый комплекс индивидуалистических переживаний и вожделений, порожденных бытом капиталистического города. Конфликт, лежащий в сюжетной основе романов Гарди, само развитие сюжета, развитие всего цикла с усложняющейся от романа к роману проблематикой, в конечном счете определяется этим столкновением. Однако смысл всего происходящего, возбуждающий непосредственный читательский интерес, раскрывается через характеры.

В первом произведении названного цикла, в романе «Под деревом зеленым», еще нет ярко очерченных индивидуальностей, ведущих героев, на которых бы сосредотачивалось преимущественное внимание. Есть выразительные, вызывающие любопытство персонажи, но они более интересны не в самостоятельном и независимом существовании, а как части целого, в совокупности, как коллективный характер, сформированный устойчивой и более или менее однородной средой, сохранившей еще стародедовские нравы и обычаи. Постепенно из общей среды начинают выделяться приметные фигуры, пока, наконец, в «Мэре Кэстербриджа», четвертом романе цикла, в центре событий не оказывается «человек с характером», бывший батрак, затем мэр города Кэстербриджа, а затем снова батрак Майкл Хенчард — один из самых значительных образов, созданных писателем.

В тот день, когда начал печататься «Мэр Кэстербриджа», второго января 1886 года, Гарди записал в дневнике, что его особенно заботит создание характеров, что «в конце концов» главное — правдоподобие характеров, а не правдоподобие событий. Из этого не следует, что Гарди относился к строению сюжета как к чему-то третьестепенному. Он поддерживал мнение, что сюжет, как слаженная система событий, должен удовлетворять требованию занимательности, держать читателя в напряжении. Только, полагал он, выбор событий не следует делать произвольным и самоцельным.

Критика отмечала, и не без основания, промахи Гарди в сюжетосложении, указывая на скопление случайностей, неоправданные совпадения и мелодраматизм эффектов. Эти промахи явственны, однако стоит вместе с тем обратить внимание и на то, что появляются они в известной системе, подчиняясь не просто авторскому произволу, но принципу.

«Случай» у Гарди в этих его романах редко оказывается счастливым, он более тревожит, чем радует, обычно сулит печальные перемены, обнажая трагическую основу жизни. Жизнь столкнула и тут же надолго развела Тэсс и Энджела, и «две половины совершенного целого не встретились в должный момент… В результате этого досадного промедления возникли потрясения, тревога, разочарования, несчастья, катастрофы…»

Случайности и «преднамеренные» совпадения у Гарди, если приглядеться, во многих эпизодах отвечают сути характеров и тех обстоятельств, с которыми они соотносятся.

«Романы Мередита и Гарди, — писал в конце 90-х годов Герберт Уэллс, — избавились от прежних «кошмарных» сюжетов». Их герои — «сильно очерченные индивидуальности»…

Уэллс выделил нечто общее в изображении характеров у двух писателей — современников, представителей старшего и молодого поколений, писателей, в значительной мере обозначивших новый этап в развитии английской литературы, начало того процесса, который разовьется в XX веке. «Сильно очерченные индивидуальности» — это сказано точно, однако в плане самого общего определения.

Характеры в романах Гарди, особенно в «Тэсс» и «Джуде», для своего времени, для «конца века», были отмечены несомненной оригинальностью и новизной.

Не в манере и способах обрисовки портрета или психологического анализа заметно сказывалось новаторство писателя, хотя его технология обнаруживает неизведанные или по-своему примененные приемы и средства, а больше всего в самом принципе выбора «характеров» и в понимании того, что такое характер, что это за сложный и таинственный организм, какие силы им движут и какие проблемы в меняющихся условиях выдвигает он перед личностью и обществом.

Тэсс и Джуд во многих отношениях характеры знаменательные. Они бесспорное свидетельство демократизма Гарди и глубокой демократизации английской литературы. Их своеобразие не в том только, что они вышли из народной среды, сформированы ею, а прежде всего в том, с каким неотразимым достоинством они, люди из народа, его представляют. Естественно ставить их рядом, как явления близкие ДРУГ другу и даже родственные. В них действительно много общего, как и в их судьбах, — это два равнозначительных варианта одной трагедии.

Автор назвал Тэсс «чистой женщиной, правдиво изображенной». Тот же эпитет и ту же характеристику — только в мужском роде — можно отнести и к Джуду. И Тэсс и Джуд — натуры цельные и чистые. Им нет нужды испытывать нравственные потрясения, чтобы почувствовать необходимость и значение морали в ее конкретной сути и ощутить ее действие в движении чувств, в образе мыслей, в практическом шаге. Невзирая на испытания, вернее сказать — на истязания, которым они подвергаются, жестокие, изощренные, бессмысленные истязания тела и духа, невзирая на бесчисленные травмы и внутреннюю ломку, Тэсс и Джуд сохраняют нравственную чистоту, а также искренность, доверчивость, чуткую отзывчивость, сознание долга и готовность, без расчета, к самопожертвованию.

Изображенным Гарди характерам присуща психологическая глубина и многогранность. Ни в «Тэсс», ни в «Джуде» не мельтешат одноцветные лица. И «проходные» фигуры, как правило, выразительны, живо и точно выявляют ту или иную черту — психологии, быта, социальной среды. Мерси Чант, например, которой, увидев Тэсс, пренебрег Энджел Клэр, являет собой пример чопорной добродетели. Мелочный снобизм и самодовольство Катберта и Феликса, братьев Энджела, несут на себе прямой отпечаток той же замкнутой и неподвижной среды. Даже фермер Траутем, мелькнувший на первых страницах «Джуда», тот самый, кто дает начальный урок социальной грамоты слишком чувствительному герою, успевает показать себя и свою зависимость от условий жизни. Когда же действующее лицо претендует на роль значительную, то будь эта роль, как у Алека д’Эрбервилля, самая незавидная или, как у Арабеллы Донн, весьма неприглядная, обязательно выявятся разные и отнюдь не случайные стороны их характера. А. М. Горький относил Томаса Гарди к числу тех выдающихся писателей, которые «крайне редко возбуждают… сомнения в точности изображения ими событий, характеров, логики чувств и мысли». Горький писал об этом в 1932 году. За четверть века до того, в 1907 году, находясь в Лондоне, он встретился с автором «Тэсс» и «Джуда» в узком кругу литераторов, среди которых были Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Джозеф Конрад.

Гарди, говоря словами Пушкина, сказанными о Шекспире, «никогда не боится скомпрометировать своего героя». В одном случае Тэсс напоминает ему «насторожившегося зверька», в другом — муху: Тэсс, «словно муха на бесконечно длинном бильярде, стояла на зеленой равнине». А одним дерзким сравнением он вызвал раздражение многих критиков, когда написал: «Она не слышала, как Клэр вошел, и не сразу его заметила. Она зевала, и он видел ее открытый рот, красный, как у змеи». Обаятельная Тэсс, воплощение юной женственности, и вдруг… Но никакого «вдруг», собственно, нет. Сравнения Гарди могут быть необычны и даже дерзки, но прежде всего для тех, кто привык к готовой модели романтического образа. При всей неожиданности этих сравнений, они возникают естественно, в определенной системе, подчиняются внутренней логике, не нарушая сущности характера. Тэсс — дитя земли, дитя природы, только с необычайно тонкой душевной структурой. Гарди не раз отмечает в ней сильное чувственное начало. Сравнив чувственный рот Тэсс со змеиным, он писал: «Жизнь била в ней через край. Это было одно из тех мгновений, когда душа женщины полнее, чем когда-либо, облекается в плоть, когда самая одухотворенная красота становится плотской и чувственной».