Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможно, вас не стоит лишний раз убеждать в том, что книги по самопомощи, этот современный апофеоз всеобщего стремления к счастью, не могут сделать нас счастливыми. Но все же заметим, что их почти полная бесполезность подтверждается и данными исследований. Среди издателей такого рода продукции бытует «правило восемнадцати месяцев»: потенциальный покупатель книги по самопомощи — тот, кто года полтора назад уже купил другую книгу по самопомощи, которая, вероятно, никак не помогла ему решить свои проблемы. Это не удивительно, если абсолютно непредвзято изучить издания, стоящие на соответствующей полке книжного магазина или библиотеки. Наше желание получить четкие и ясные книжные рекомендации по разрешению своих человеческих проблем, конечно, объяснимо, но если посмотреть на содержание этих книг более бесстрастно, можно убедиться, что часто речь в них идет о вполне банальных вещах. Стивен Кови в «Семи привычках высокоэффективных людей» в основном рассказывает о том, как полезно решить, что для вас важнее всего, и заниматься именно этим. Дейл Карнеги в «Как приобрести друзей и оказывать влияние на людей» советует читателю быть любезным, а не грубым в общении и как можно чаще называть окружающих по имени. За последние годы одним из главных бестселлеров среди учебников по менеджменту стала книга Стивена Лундина «Рыбка!», в который автор предлагает поощрять эффективность и дружелюбную атмосферу на рабочем месте путем раздачи маленьких игрушечных рыбок самым трудолюбивым сотрудникам.
Когда же дело доходит до выдачи конкретных рекомендаций, гуру самосовершенствования утверждают вещи, которые трудно считать итогом сколько-нибудь серьезных исследований: открытое проявление своего гнева совершенно необязательно означает избавление от него, а визуализация целей не делает их более достижимыми. А как прикажете относиться к регулярно публикуемым результатам исследований уровня удовлетворенности жизнью, в которых страны, где продаются самые большие тиражи книг по самопомощи или оказывается самое большое количество психотерапевтических услуг, никогда не входят в число лидеров? Процветающая «индустрия счастья» вовсе не способствует рождению счастливой нации, и вполне разумно предположить, что ее процветание как раз многое и осложняет.
Однако в действительности убожество современных стратегий счастья составляет лишь незначительную часть проблемы. Есть все основания считать, что
сама идея «поиска счастья» ущербна по своей сути. В конце концов, ну кто решил, что счастье является некой разумной целью?
Религии никогда не делали такой акцент как минимум в том, что касается жизни на этом свете, да и философы также были далеки от единодушия в данном вопросе.
Даже посчитав счастье достойной целью, можно угодить в еще более опасную ловушку: похоже, ему свойственно становиться недостижимым, как только к нему начинают сознательно стремиться. «Спросите себя, счастливы ли вы, и сразу же перестанете чувствовать себя таковым», — замечал философ Джон Стюарт Милль[7]. Можно сказать, что в лучшем случае присутствие счастья едва заметно, но оно почти никогда не предстает перед нами в полный рост. Мы склонны предаваться воспоминаниям о том, как были счастливы когда-то, а не сознавать себя счастливыми прямо сейчас. Кроме того (и это еще хуже), нельзя описать словами, что, собственно, есть счастье, и даже если предположить такую возможность, количество разнообразных описаний будет примерно соответствовать количеству людей на планете. Все вышесказанное приводит к искушению сделать вывод о том, что вопрос «Как стать счастливым?» некорректен по своей сути и что нам следует отказаться от поисков ответа, сосредоточившись на более практически полезных вещах.
Но, может быть, помимо усердного поиска решений, которые вновь и вновь оказываются несостоятельными, или полной капитуляции, к этому вопросу возможен и другой подход? В течение нескольких лет я исследовал психологию в качестве журналиста, у меня, наконец, начало складываться представление, что такая возможность существует. Я начал понимать, что объединяет всех тех психологов и философов (и даже кое-кого из гуру самосовершенствования), чьи идеи кажутся более или менее убедительными. Поразительный вывод, к которому они приходили самыми различными путями, звучал так:
именно упорные попытки стать счастливыми вынуждают нас почувствовать себя несчастными, а наши постоянные усилия по избавлению от негатива в виде неуверенности, неопределенности, неудач и огорчений заставляют ощущать собственную уязвимость, беспокойство и тоску.
Однако все эти люди вовсе не считали такие выводы неутешительными. Напротив, они указывали на наличие другого подхода, некоего «негативного пути» к обретению счастья, влекущего за собой необходимость радикального пересмотра отношения к тому, чего большинство из нас всю жизнь так яростно старалось избегать. Они предлагали начать радоваться неопределенности, примириться с неуверенностью, оставить попытки мыслить исключительно в позитивном смысле, поближе познакомиться с провалом и даже научиться ценить смерть. Короче говоря, все эти ученые и мыслители, похоже, были согласны с тем, что для истинного счастья нам может потребоваться немного больше отрицательных эмоций или как минимум прекращение стараний всеми силами избегать их. В первый момент эта идея способна привести в некоторое замешательство: она подвергает серьезному сомнению не только наши методы достижения счастья, но и предположения относительно того, что на самом деле означает это слово.
По сравнению с наставлениями о позитивности подобные взгляды обсуждаются сегодня далеко не так широко, хотя они имеют удивительно долгую и славную историю. Вы обнаружите их в трудах древнеримских и древнегреческих философов-стоиков, подчеркивавших пользу постоянного размышления о возможности худшего исхода. Они глубоко укоренены в буддийском мировоззрении, которое предполагает истинное спокойствие в приятии хрупкости нашего бытия. Они же пронизывают средневековую традицию memento mori, воздававшую должное жизнеутверждающему значению постоянного памятования о смерти. Это именно они являются связующим звеном между нью-эйджевскими авторами вроде популярного духовного наставника Экхарта Толле и строгими данными современных исследований в области когнитивной психологии, подтверждающими самообман концепций позитивного мышления. Тот же «негативный» подход к счастью помогает понять, почему многие люди находят пользу в медитативной осознанности; почему новое поколение умов в области бизнеса советует компаниям отбросить свою одержимость постановкой целей и научиться вместо этого использовать неопределенность и почему за последние годы психологи пришли к выводу о том, что пессимизм часто способен быть столь же здоровым и полезным, как и оптимизм.
В основе всего этого лежит принцип, который философ и деятель контркультуры 1950-х и 1960-х годов Алан Уоттс обозначил, в подражание Олдосу Хаксли[8], как «закон обратного усилия», или «закон наоборот». Идея заключается в том, что в любом возможном контексте, от личной жизни до политики, мы оказываемся неправы именно потому, что постоянно пытаемся сделать все правильно. Как сказал Уоттс, «если вы барахтаетесь, пытаясь удержаться на поверхности воды, то в итоге идете на дно, а когда пытаетесь погрузиться, всплываете» и «чем больше вы стараетесь обезопасить себя, тем большей опасности подвергаетесь». По словам Хаксли, «чем мы упорнее в своем осознанном стремлении достичь чего-либо, тем менее вероятен наш успех».
«Негативный» путь к счастью не призывает к извращенному стремлению любой ценой идти от противного: вы окажете себе плохую услугу, если пойдете навстречу несущемуся потоку машин вместо того, чтобы постараться не попасть под него. Его не надо воспринимать как намек на то, будто с оптимизмом что-то явно не в порядке. Полезнее считать его необходимым противовесом целой культуре, созданной вокруг идеи о том, что позитивность и оптимизм суть единственные пути к счастью. Наверное, многие из нас и так проявляют здоровый скепсис при упоминании о позитивном мышлении. Но стоит обратить внимание на то, как большинство из тех, кто презрительно отзывается о том, что философ Питер Вернеззе удачно назвал «культом оптимизма», на деле невольно поддерживают его. Они могут считать, что поскольку не готовы подписаться под этой идеологией, их альтернативы — мрачное уныние или злобная ирония. Негативный путь предполагает отказ от этой дихотомии: его сторонники уверены, что счастье можно отыскать в негативных сторонах жизни, не пытаясь игнорировать их в неустанном ликовании. Если фиксация на позитиве отравляет ваше существование, такой подход — противоядие.