Читать интересную книгу Твой след ещё виден… - Юрий Марахтанов

В пик этого развала Кирилл и встретился на площади Свободы с троицей.

Юлек отвёл Кирилла в сторону, приобнял за локоть:

– Ты нам скоро понадобишься.

– С установками завязали уже? – спросил Кирилл, понимая, что завязали и совсем.

– Приватизация грядёт, пора предприятия окучивать. Надо поучаствовать в процессе. Создаём новое акционерное общество. Детали объяснять не буду. У тебя по старой работе в районах связи есть. Там тоже предприятия приватизировать будут. Директором по развитию к нам пойдёшь?

– Надо подумать, – Кирилл, понимал, что своё МП дало течь, и дёргания с выпуском кустарных деревообрабатывающих станков, другой, наспех придумываемой продукции – не спасут. В конце концов, никто же своё предприятие закрывать не заставляет.

– Чего думать-то? Видишь, что творится.

– Вижу, не маленький.

– Короче, как оформимся, позвоню.

– А учредители нового акционерного общества кто? – как бы, между прочим поинтересовался Кирилл.

– Хороший вопрос. Фамилий называть не буду, но из окружения губернатора тоже есть.

«Всё не так», – подумал тогда Кирилл.

С новым губернатором у него взгляды не стыковались. Впервые лицом к лицу он встретился с младореформатором на центральной площади в верхней части города, не только географически разделённого на верхнюю и заречную части, но идеологически тоже. Рабочий класс был весь сосредоточен в нижней, заречной части города. Интеллигенция – в верхней. Эти два слоя бурлящего общества и пытались хотя бы формально объединить веткой проектируемого метро. Верхняя часть во главе с младореформатором ежедневно пикетировала и была «против».

Кирилл приехал как-то в разгар пикетов и обморочных по содержанию плакатов, где чуть ли не «Руки прочь от интеллигентной части города!»

– Чем вам метро-то мешает? – спросил он брызжущих слюной пикетчиков.

– А вы сами с нижней части?

– С нижней.

– Откуда?

– Соромовичи мы.

– Небось, газету «Красный судостроитель» читаете? – то есть издевались уже.

– Читаю, с детства.

– Тогда о чём нам с вами разговаривать.

Конечно, сейчас всё перевернулось. Старую власть выкинули, сами уселись, кудри взъерошили, консультантов с Америки наприглашали. В каждом кабинете обязательно теннисная ракетка присутствует – мода такая.

Кирилл вдаваться в подробности теперь не стал. Сказал только на прощание:

– Звоните, – жить-то надо было как-то, не с голоду же подыхать.

Новых дел он не боялся. Не понимал, правда, уготованной ему роли. Но догадывался, что после окучивания прежний директор на заводе не жилец: влезут в акционеры, потребуется новый. Никто из ГЮЛей в глухомань кататься не будет, хоть и сорок минут езды до завода. Значит, могут предложить ему. Вопрос – на каких условиях. Стелиться под кого-то Кириллу было не с руки. Характер не тот. Наверное, по наследству достался.

В 1905 году его прадед одним из первых в революцию полез: «Ура! Свобода! Долой экспроприаторов!», – управляющего завода на тачку с углём, и за проходную. Подавили восстание, прадеда первым же с завода и выгнали. Пять человек детей и волчий билет. Так остатки жизни просапожничал. По нынешним временам – предприниматель… хренов.

Станок разогрелся. Пора было начинать работу. Правда, руки всё не доходили, чтобы заменить термопару в зоне сопла. Приходилось доводить температуру до ума факелом. Отсюда сажа на станине, где впрыск, грязные по локоть руки, текущее с факела масло, короче – дурдом! В который раз обещание самому себе: «Выполню заказ, поставлю термопару и задатчик температуры». В шнеке станка потрескивало, зелёный цвет лампочек на приборах сменился на красный, – обозначив нужную температуру. Можно было начинать очередной нудный, тягомотный, принудительно-автоматический процесс литья. «С рабочего начал, рабочим и закончишь, – в очередной раз зафиксировал для себя Кирилл простую мысль. – Всё возвращается на круги своя».

Четыре года назад он, вынужденный уйти с периферийного, но довольно крупного завода, выпускавшего уникальную для региона продукцию, – проснулся однажды и с удивлением обнаружил себя свободным. Пришлось начинать с «нуля». Теперь уже не мыслить глобально: сотнями тонн полиэтилена; миллионами рублей; десятками судеб людей, работавших с ним и под его руководством; хитроумными системами оплат, придуманными им для людей же, чтобы интересно и выгодно работать. А ежедневно, ежеминутно окунаться в конкретный процесс, вникать во все хитрости его, стать наладчиком, оператором, директором, и ещё Бог знает кем. Людей не набирал, потому что даже на день не был уверен, что организованное им предприятие будет существовать в новом государстве долго и стабильно. Замкнулся в себе как писатель в идее ненаписанного рассказа и никого больше не подпускал. Разве что делился наболевшим с женой Натальей на обязательных – в шесть утра – кухонных оперативках. Но и здесь фильтровал информацию, оберегая близкого человека от лишних переживаний.

Глухим стуком падающего с пресс-формы в лоток изделия, обозначается каждый законченный цикл. Кирилл берёт тёплую ещё, как яйцо из-под курицы, деталь. Она для заказчика пока полуфабрикат, а для него уже товар с обозначенной (надо бы подороже!) ценой. В цене – налоги, аренда, электроэнергия и, самое главное, его, Кирилла доходы, на которые он должен теперь жить.

Станок, как опытный стайер, сейчас вышел на саморазогрев, он знает дистанцию, его шланги уже не напряжены так, как во время старта – несколько расслаблены, но ровно настолько, чтобы разогревающееся с каждым новым шагом-циклом масло, вдоволь запитывало десятки клапанов, каждый из которых – автономное сердце машины.

Кирилл берёт острый сапожный нож, мягко и чутко, чтобы не повредить поверхность вещи, срезает податливый пока излишний материал, прикидывает тут же, что «облой» можно использовать повторно, перемешав с основным сырьём. Эта невесомая с виду (грамм!) полоска пластика в виде неиспользованного повторно сырья, стоит три с половиной копейки. Но Кирилл теперь не в славном бесшабашными масштабами затрат социализме, а в рыночной экономике. Теперь он – Плюшкин. И лозунг: «Копейка рубль бережёт!» – для него понятен и конкретен. Если с десяти тысяч циклов, по грамму с каждого – выбрасывать: три с половиной сотни профукаешь. Поэтому он бережно срезает в мешок «облой» с каждого цикла, с удовлетворением замечая, что за неделю работы отходов накопилось прилично. Можно попробовать от этого греха избавиться, но тонкость границы перехода от «облоя» к «недоливу» так эфемерна (тоньше клочка папиросной бумаги), что лучше не рисковать. Чуть ошибись, тогда уже сто грамм сырья безнадёжно отлетит в брак, и уже другие проблемы. Это профуканный цикл, впитавший в себя электроэнергию, арендную плату и, главное, время.

Хотя у Кирилла его теперь достаточно. Он, любивший всегда расчёты, таблицы, графики, анализ – может заниматься этим, сколько душе угодно. Сиди, смотри на счётчик, удивляйся магии цифр, образующих числа. Через них уже станок будто разговаривает с ним, уважая в Кирилле рачительного и заботливого хозяина. «Щёлк! Рубль двадцать. Щёлк… уже червонец!»

– А меня Наталья всегда ругает, когда начинаю доходы считать, которых ещё нет. Вот тебе и «щёлк!»

Станок скрипит кулисами, отводит пресс-форму, сбрасывает изделие. Который год уже вместе, многое Кирилл раскусил в станке, только электроники побаивался Сидел сейчас рядом с отлаженным процессом, с циклом в шестьдесят секунд, и думал.

Кирилла всегда, а особенно в последние годы, удивляла и ужасала одновременно судьба дяди Толи (мужа тёти Кирилла). Крестьянин по натуре своей, и сейчас в свои «восемьдесят» без рыбалки да собирания грибов себя не мыслящий, он всю свою жизнь до пенсии, проработал на одном заводе, в одном цеху, на одном станке. Сорок лет. Сколько же он передумал за это время?!

Кирилл берёт калькулятор – опыт экономиста позволяет считать быстро, точно, решительно.

«176 часов в месяц, умножаем на 11 месяцев – отпуска надо учесть, хотя какие в войну отпуска, да и смена не по восемь часов; ну да ладно! Умножаем на 40 лет. Итого: 77440 часов. А в секундах?! С ума сойти! Двести семьдесят семь миллионов двести тысяч секунд! Куда можно улететь в мыслях за это время?! Скорость космического корабля -14 км/сек. Умножим. Получается: три миллиарда восемьсот восемьдесят миллионов восемьсот тысяч километров!!!»

– Кирилл смотрит на зашкаленный калькулятор, ещё раз проверяя «нули». Всё сходится.

Улетел дядя Толя? Нет. Так и остался на грешной Земле. Даже в мыслях, напуганный в юности раскулаченным отцом: «Ежжайте, ребяты, в город. Здесь с голоду подохнитё, а там – заводы крупные. Не выпячивайтесь только». Дядя Толя и не выпячивался. Ни орденов, ни медалей. И на пенсию ушёл тихо, как вода в песок. Тем более в перестройку попал, не до него было.

«Теперь это ждёт меня!» – ужаснулся Кирилл простой, но правильной мысли.