Читать интересную книгу Шарнирные куклы. Мир под стеклом. Исторический детектив - Иоланта Ламарр

В оглушающей тишине, от которой непроизвольно начинало звенеть в ушах, послышались осторожные, выверенные шаги, затем кто-то поскрёбся чем-то острым (лезвием ножа? когтями?) об обшивку кареты. Только тогда мужчина с возрастающим ужасом понял, что экипаж давно остановился, а кучер с лошадьми, скорее всего, уже мертвы – а иначе, почему же они всё это время ничем не выдают своего присутствия? Не находя в себе силы вновь выглянуть в окно, он отдёрнул руку от занавески и зачем-то оглядел карету изнутри, будто бы в ней можно было найти спасение. В одном дворецкий был уверен так, как никогда раньше: кем бы они ни были, они пришли за тем, что было спрятано его хозяином меньше часа назад в книжном переплёте. Но кто же мог об этом узнать? Неужели их каким-то образом подслушали? Невозможно: они ведь так старались не произносить вслух ничего лишнего, пользовались лишь тонкими намёками, непонятными постороннему. Или же их предала эта странная девушка с личиком ангела, способная свести с ума любого мужчину одним взглядом своих небесных глаз маленькой невинной девочки? Но поступи она так, ей самой было бы хуже.

Стрелки на циферблате ручных часов дворецкого пробежали около шести минут. За это время он, несмотря на сковавший его тело ужас и липкое чувство паники, сделал всё от себя зависящее, чтобы надёжно скрыть то, что было ему доверено. Снаружи ничего не происходило, по крайней мере, так казалось мужчине. А он прислушивался к каждому малейшему шороху или скрипу. Вжавшись в сиденье, он держался ослабевшими пальцами одной руки за ручку дверцы, другой же – прижимал к себе портфель. Впрочем, графский слуга почему-то не боялся того, что неминуемо ожидало его по ту сторону кареты. Хотя нет, не так. Он, разумеется, испытывал страх перед силой, которая смогла остановить жизнь в радиусе мили: всё же он был лишь человеком, физически слабым и беспомощным, и даже (в чём особенно стыдно было ему признаться) щепотку суеверным. Но мужчина будто уже смирился с тем, что, возможно, не увидит сегодняшний рассвет. И даже, напоследок, сделал всё, чтобы последнее оказалось правдой. Не подумайте, что он был трусом – вовсе нет. Просто дворецкий с детства ненавидел любые проявления боли и, как вдруг ему вспомнилось, пару раз даже падал в обморок от одного вида крови.

Поэтому, когда что-то с силой рвануло дверцу и бросилось на верного графского слугу, в его широко распахнутых и уже мёртвых глазах застыли не только горечь и сожаление. Было там ещё и удовлетворение (самим собой?), отчасти светлое, отчасти мрачное.

Глава 1. Ветер перемен

Некоторое время спустя описанных выше событий в столице Ластертада, Сентене, такой высокомерно-далёкой от всех ужасов и бед своих провинций, разгорался новый будничный день. На небе ослепительно светило октябрьское солнце. Сегодня оно, как никогда раньше, напоминало лихорадочно-жёлтое куриное яйцо, медленно плавящееся на гигантской сковороде.

Признаться, солнцу нисколько не хотелось созерцать жителей этой мрачной, северной страны. Известно, что все люди – незначительные, погрязшие в собственной никчёмности и мерзости создания, стоит только посмотреть на них с высоты. Могущественному небесному светилу приходилось чувствовать себя беспомощным пленником в собственном королевстве. Всё, что ему оставалось, – это ждать спасительные пуховые облака, что сегодня, судя по безукоризненно чистому небу, было совершенно бессмысленно.

Внизу же, по выметенным мощёным улицам, ни на секунду не приостанавливаясь даже для того, чтобы перевести дух, толкалось объёмистое нечто, состоявшее из жителей столицы и приезжих. Все они спешили в самые разные места и уголки, разбросанные по прекрасному, но такому неповоротливо-громоздкому городу, сворачивали на главные проспекты, в тесные, глухие проулки (в последних запросто могли зарезать ржавым ножом и совершить любые гнусности). Кто-то шёл пешком, а кто сидел в каретах – и каждый из них был погружён в свои собственные мысли.

Внезапно одна из прохожих, молодая девушка в простом дымчатом платье, рассмеялась тихим, слегка истеричным смехом. Несколько человек с любопытством посмотрело ей вслед. Девушка чем-то неуловимо напоминала тот сорт людей, которых в народе именуют «ведьмами».

Алина Лайтер

В целом Алина Лайтер была совершенно непримечательна: высокая, худая, светловолосая, с огромными хризолитовыми глазами и с тусклой бледной кожей. Немногочисленные знакомые весьма её недолюбливали: подчас девушка могла показаться людям слегка не в себе.

Алина была круглой сиротой и совершенно не помнила своих родителей: её отец с матерью погибли много лет тому назад. В настоящее время она жила в квартале для госслужащих в недостроенном доме своего дяди и изредка подрабатывала швеёй. Больше всего на свете девушка не выносила собственной жизни. Сегодня, правда, Алина чувствовала некоторое оживление, возможно, даже вдохновение. Всё началось с раннего утра, когда она увидела какую-то бумагу, одиноко лежавшую на кухонном столе, которая оказалась не чем иным, как областной грамотой, оформленной на имя её кузена Жуана. Девушка немало удивилась тогда: обычно в их городе служебникам – людям, ответственным за порядок и безопасность – вручали лишь столичные грамоты, которые представляли собой разрешение на расследования нарушений в пределах Сентены. В ходе небольших расспросов дяди, который, как и большинство коренных сентенцев, вечно куда-то спешил, Алина поняла, что безответственный Жуан снова что-то натворил на работе – и начальство в качестве наказания решило отправить его в какую-то глушь расследовать загадочные убийства.

Позже она тактично поинтересовалась у необычайно радостного брата, когда он начнёт собираться в дорогу. Жуан на это рассмеялся и заявил с лёгким оттенком мужского превосходства, что у него ещё есть достаточно времени, которое, кстати говоря, он намерен провести с пользой. Алина закатила глаза и решила не уточнять, с какой именно «пользой»: Жуан Лайтер, служебник самого младшего ранга, на всю столицу славился своими похождениями по борделям и игровым заведениям. В который раз уже Алина подумала (разумеется, не без сарказма), что, похоже, все вокруг счастливы и довольны жизнью, кроме неё самой.

Она же, живя в шумной и безразличной Сентене, привыкла чувствовать себя словно птица в захлопнувшейся клетке. Почти всё, что Алину окружало, ей давно уже опротивело: муторная работа, за которую платили ничтожные деньги, холодно-вежливое поведение родственников и презрительное – знакомых, огромный недостроенный особняк, вечно продуваемый насквозь зимними вечерами, в котором прошла большая часть её юности, прекрасная помпезная столица. Даже постоянная опека бабушки, которая никак не могла дождаться, когда же «её любимая внучка наконец-то выйдет замуж и заведёт детей» (от последнего Алину коробило особенно сильно). И вдруг, точно незаслуженное благословение свыше, подвернулась такая возможность. Больше всего на свете девушке хотелось что-нибудь изменить в своей жизни. Что же теперь могло заставить её устоять перед соблазном?!

Впрочем, признаться, решение отправиться на задание, которое предназначалось её ветреному кузену, поначалу было встречено в штыки рассудительностью и страхом перед неизвестным. Даже сейчас, стуча стёртыми каблуками по искусно выложенной набережной, чья поверхность, поблёскивая на солнце до рези в глазах, почти удачно пародировала зеркало, и сжимая в руке старую дорожную сумку, в которую поместилось всё самое необходимое для дальней дороги, включая позаимствованные у дяди инструменты служебников, Алина терзалась сомнениями. Не поступает ли она излишне самонадеянно? Не глупо ли, в конце концов, браться за то, чего никогда раньше не делала?

Но повернуть назад, туда, где жили семьи служебников и прочих городских чиновников, Алина так и не смогла себя заставить.

Девушка остановилась и, высоко запрокинув голову, посмотрела на небо, на котором сегодня не было видно ни единой тучки, ни малейшего клочка облаков – весьма редкое явление для холодного и сумрачного Ластертада. Алина подумала, что, возможно, необычайно тёплая и солнечная погода была знаком свыше.

Внезапно девушка привстала на цыпочки и до боли вытянула тонкую шею. В таком положении Алина простояла почти минуту: прикрыв глаза, она слегка раздувала крылья носа, словно хотела впитать в себя весь аромат летнего дня. Прохожие толкали её, задевали острыми локтями и тяжёлыми сумками, но, погружённая в себя, зеленоглазая девушка не обращала на них ровно никакого внимания. Бледнокожая до прозрачности, она выглядела на оживлённой улице города точно призрак далёких времён, отрешённый, схоронившийся в коконе собственного воображения, обрекший самого себя на вечное, изматывающее одиночество.