Но чаще они ищут уединения. Места, чтобы укрыться от мужчин и того, что они делают с нами, — Ксения посмотрела на запястья Олимпии. — Я узнаю следы. Ты больше всех нуждаешься в Медузе.
— Медузе? — она покачала головой. — Мне не нужна помощь чудовища. Мне нужна помощь богини.
— Это не одно и то же? — Ксения приподняла бровь. — Сколько ты знаешь о Медузе? Ты зовешь ее чудовищем, но только она спасает женщин, как мы. Только она понимает, через что мы прошли.
— Она — чудовище с волосами-змеями. Рожденная пугать людей и превращать их в камень, — Олимпия не понимала слова Ксении.
Конечно, она знала историю Медузы. Все знали. Жуткие красные глаза. Взгляд, который мог обращать людей в камень, если они смотрели на нее. Герой. Персей, спас мир, отрубив ее голову, и бедным блуждающим душам больше не нужно было иметь дела с ее гневом.
Ксения внимательно смотрела на нее, а потом цокнула.
— Ты совсем не знаешь историю, да? Девочка, ты должна знать только об этом божестве. Забудь всех богов и богинь, которым плевать на нас. Они не жалеют смертных. Она пожалела.
Гнев пронзил ее, словно Зевс ударил по ней молнией.
— Ты смеешь ругать богов? Что за история у чудовища, из-за которой ты думаешь, что хорошо ее знаешь?
Ксения отклонилась к стене, подняла колено и уперла ступню в матрац.
— У меня пока нет посетителей. Почему не рассказать историю, как ее знают проститутки? Историю, которую рассказывают все женщины, ощутившие синяки и видевшие наслаждение на лице мужчины, когда мы ощущали боль? Может, так ты поймешь Медузу.
Сердце сжалось в груди. Олимпия не хотела эту историю. Она хотела свободу, знать, что больше ее никто так не тронет.
Но она кивнула.
— Расскажи ее историю.
ГЛАВА 2
Золотая пшеница доставала до талии Медузы в это время года, и это было хорошо для грядущей зимы. Она подвинула корзину на другое бедро, убрала с лица длинные золотистые волосы. Подставив лицо солнцу, она дала лучам играть на ее коже.
Оставалось несколько недель лета. Она хотела ощутить каждый миг.
Но с закрытыми глазами она пошатнулась. Медуза попыталась шагнуть вперед и наступила на вырытую зверьком ямку. Она споткнулась, и все овощи высыпались из корзины.
Ее мать будет в ярости.
Медуза вздохнула и опустилась на четвереньки. Проклятый пеплос. Плевать, если ткань испачкается, даже если мама будет потом кричать на нее за это.
Она мягко улыбнулась, подумав о криках мамы. Женщина могла пугать, но ее мать ненавидела кричать на своих детей. Слова начинались громко, но медленно переходили в нечто, похожее на разочарование, а потом она всплескивала руками и крепко обнимала Медузу.
В ее доме за проблемы ругали, но это вело к любви.
Овощи раскатились в стороны. Она подняла большую гроздь винограда и хмуро посмотрела на лиловый цвет.
— Не помню, чтобы я это покупала.
— Потому что это сделал я, — низкий голос гудел как гром, слишком низкий голос для простого смертного.
Она развернулась, удивленно охнув, и улыбнулась так широко, что было почти больно.
— Алексиос!
Медуза бросилась с земли в руки юноши, стоящего за ней. Он был выше других парней его возраста. Алексиос был и плотным, пока другие просто становились выше. Некоторые парни были сильными, но тощими, но не ее лучший друг.
Его отец был местным кузнецом, и работа в кузне сделала руки Алексиоса толстыми, как стволы. Его плечи были широкими, а ладони — уже в шрамах от месяцев работы. Но его глаза были добрыми, когда он смотрел на нее. И Алексиос был поразительно нежным, когда обнимал ее.
Мускулистые руки обвили ее талию, прижимая ее ближе к его сердцу.
— Здравствуй, asteri mu, моя звезда. Я так давно тебя не видел.
Медуза вздохнула в его плечо, он прижал ладонь к ее макушке. Это было ее любимым в Алексиосе. Только он из всех, кого она знала, не торопил объятия. Он позволял ей обнимать его, сколько она хотела, а она всегда хотела ощущать биение его сердца рядом со своим.
Но все хорошее со временем заканчивалось. Она отпустила его, вздохнув с неохотой.
— Мама нашла мне много дел.
— Это я вижу, — он склонился и помог ей собрать все овощи, которые она купила на рынке. — Боюсь, и я был неуклюжим и уронил еду, за которой меня послал отец.
Она протянула ему гроздь винограда.
— Тогда это твое.
Алексиос покачал головой. Когда его шея стала такой толстой? Она помнила его крупным парнем, но теперь он казался мужчиной. Его сильные ладони двигались по земле, пальцы нежно ловили овощи, будто он заботливо выбирал то, чего касался. А плечи! Его одежда едва покрывала мышцы, которые проступали от его движений.
Солнце засияло ярче?
Она потянула за пеплос на груди, помахала ладонью, чтобы остудить вдруг вспотевшую кожу.
— Бери, Алексиос. Я помню, как твой отец любит виноград.
— Помнишь? — он взял гроздь, его пальцы нежно задели ее пальцы. — Отец может съесть виноград, когда хочет. Оставь его себе. Судьба уже бросила его из моих рук в твои.
Она смотрела в большие голубые глаза и не понимала, когда он стал таким красивым. Его острая челюсть могла резать стекло. Идеальные завитки темно-каштановых волос падали на лоб над необычными глазами.
Сколько она его знала? Казалось, годами. С детства, но она не помнила, когда впервые столкнулась с ним на рынке. Он был рядом, сколько она помнила.
Она медленно выдохнула, опустила гроздь винограда в свою корзину.
— Спасибо, Алексиос. Ты очень добр.
— Медуза, — он шагнул ближе, в его взгляде расцвело нечто жарче солнца. — Я хотел спросить…
Другой голос перебил их разговор:
— Медуза! Это ты?
Она резко выпрямилась, и ее разум прояснился. Что она делала? Это был Алексиос. Ее лучший друг, у них было много приключений вместе. Она не могла смотреть на него иначе, ведь могла так потерять его.
Глупая. Она знала, что не стоило искушать судьбу с человеком, который был так важен для нее.
Не глядя, кто ее звал, Медуза подняла руку над головой и быстро помахала.
— Тут! Это я!
Алексиос тоже встал, и она надеялась, что его лицо было пустым из-за того, что он узнал человека, который шел к ним, а не из-за ее неуклюжего отказа.
Медузе нужно будет потом что-нибудь сделать для него. Может, испечь его