Амиран, как обычно, предпочел припрятать грязное белье подальше от людских глаз.
— Это называется ответственность, Мердер. Ответственность перед своей семьей, страной и подданными, — повернув голову, я встречаю ее горящий раненый взгляд. Черты лица Анджелины заостряются, принимая хищное выражение. Она сжимает ладони в кулаки, и только пробудившийся здравый смысл и инстинкт самосохранения удерживают Энжи от прямого нападения. — Меня могли изнасиловать. Эти ублюдки не шутили, когда сдирали мою одежду и расстёгивали штаны, чтобы засунуть в меня свои грязные органы.
— Все должно было выглядеть достоверно, ангел, — обхватив пальцами ее подбородок, я уверенно смотрю в полыхающие яростью глаза. — Они ничего бы не сделали.
— Этих людей убили ради твоей прихоти, — в сердцах восклицает Энжи, бессильно звякнув железными браслетами. — Ты — чудовище, Мердер. Убийца.
— Они выкрали и продали десятки девушек, — крепко удерживая ее лицо за скулы, я не даю Анджелине отвернуться и отвести взгляд. Излучаемые Пикси гнев и ярость проходят сквозь меня, но не затрагивают ничего внутри. — Таких же, как ты, детка. Невинных, красивых, юных и мечтающих о счастливом будущем и большой любви. Однажды эти мечты могли воплотиться в реальность, но многих из них давно нет в живых, а те, кому повезло больше, безропотно ублажают похотливых шейхов, давно потеряв веру в спасение. Вот, кто настоящие чудовища, ангел. Мир ничего не потерял после гибели этих ублюдков.
— Решил поиграть в Бэтмена, Мердер, примерить роль мстителя в маске? Этим ты успокаиваешь свою совесть? — ожесточённо бросает ангел, с вызовом глядя мне в лицо.
— У меня нет совести, Энжи, — медленно произношу я, запечатывая ее губы большим пальцем. — И меня не интересуют чужие роли. Месть — последнее, о чем я думал, когда организовывал твое похищение.
— Которое из двух? — дернув головой, запальчиво спрашивает Анджелина.
— Оба, — отзываюсь с легкой улыбкой, запуская ладонь в густые локоны. Сдавив ее затылок, сталкиваю нас лбами и шепчу прямо в приоткрытые в возмущении губы. — Я — эгоист, детка, и беру то, что хочу, не спрашивая ни у кого разрешения. Не надо напоминать мне о безумии. Мы уже прояснили этот вопрос. Меня интересует другой. Ты хочешь, чтобы я снял наручники?
— Да, — поспешно кивает ангел, недоверчиво уставившись на меня.
— И чтобы вернул твою одежду, и позволил тебе выйти отсюда? — вкрадчиво продолжаю я.
— Да, Коулман… Прошу тебя, — с мольбой шепчет Пикси.
— И чтобы успокоил твоих обезумевших от тревоги родителей, к этой минуте поднявших на уши все спецслужбы мира в тщетной надежде найти так и не долетевшую до Роха дочь? — расслабив хватку, ласково глажу ее по волосам, настойчиво опрокидывая спиной на матрас и нависая сверху.
— И при этом остался жив и защитил тебя и королевскую семью от позора? — раздвинув коленом ее ноги, требовательно вклиниваюсь между ними, надавливая внушительным бугром на ничем неприкрытую промежность. Она судорожно сглатывает, дергается всем телом, инстинктивно сводя колени. В округлившихся небесно-голубых глазах читается откровенный страх с примесью абсолютно противоположного чувства. — Я не слышу ответа. Ты хочешь этого? — она неуверенно кивает, сомневаясь, что под моими словами подразумевается именно то, что я перечислил ранее, а не то, что прямо сейчас она чувствует своей невинной дырочкой. — Скажи вслух, детка, — хрипло требую я, запрокидывая скованные запястья Пикси и припечатывая их одной рукой к матрасу над ее головой. Теперь между нами только моя рубашка и брюки, от которых я собираюсь как можно скорее избавиться. Мне нужна ее кожа, прилипшая к моей. Ее дыхание, слившееся с моим, мне нужен ее умоляющий шепот, лживые обещания и ее будоражащий запах, пропитавший сбившиеся простыни под нами.
— Да, я хочу, чтобы ты отпустил меня и защитил мою семью от скандала, — отвечает ангел. Умная малышка и смелая. Другая бы на ее месте уже билась в истерике и призывала на помощь своего Бога.
— Очень хорошо, малышка, — чуть приподнявшись, я опускаю взгляд на ее торчащие соски. — Великолепно, — удовлетворённо выдыхаю, возвращаюсь к пылающему лицу.
— Здесь холодно, — спешит оправдаться смутившийся ангел.
— Мы выяснили, чего хочешь ты, Пикси, — погладив налившуюся грудь тыльной стороной ладони, я опускаю руку ниже. Звякнув пряжкой ремня, быстро расстегиваю брюки и достаю из боксеров окаменевший от возбуждения член. — И ты знаешь, чего хочу я, — несколько раз передернув ладонью по напряженной длине, сжимаю у основания и ударяю головкой по крошечному комочку чувствительной плоти. — Вопрос в том, как нам объединить наши желания. Или выражусь более понятно. Готова ли ты удовлетворить мои желания, ангел? Если да, то, может быть, я подумаю о том, что смогу сделать для тебя.
— Ты маньяк, — сбивчиво дыша, шипит Энжи. Мой член тем временем скользит вдоль влажных складочек, а ладонь перемещается на судорожно дёргающийся живот и плавно двигается к груди. — Все это… — она кивает в сторону экранов, — тому подтверждение.
— Ты права, детка, — сжав между пальцами острый сосочек, я делаю еще одно скользящее движение бедрами. Она хватает губами воздух, стискивая зубы и со свистом выдыхая. — Это мой алтарь, посвященный тебе. Только тебе. Разве не об этом мечтают все наивные девочки? Стать центром преклонения и вожделения для своего мужчины. Признай это как истину, ангел, — никто и никогда не захочет тебя сильнее, чем я, — скользнув языком по плотно сжатым губам, хрипло шепчу я. — Никто не даст тебе больше, чем я.
— Мне ничего не нужно, — трясет головой Энжи, но вязкие соки, покрывающие мою эрекцию, говорят об обратном. — Ты одержим, Мердер. Это безумие.
— Свобода и безумие, Пикси. Тебе это нужно, не пытайся отрицать, — ткнувшись носом в ее щеку, вынуждаю ангела взглянуть на монитор. — Смотри, ангел. Это ты и твои желания. Я ничего не придумал. Все здесь, перед твоими глазами, — растирая большим пальцем тугую вершинку, ритмичными скольжениями дразню ее снизу раскаленным членом, надавливая именно там, где Пикси обычно трогает себя, думая, что никто не видит, как она украдкой доставляет себе удовольствие. — Только представь, детка, сколько раз я дрочил, глядя, как ты делаешь то же самое в своей постели. Иногда мы кончали одновременно…
— Заткнись, Мердер, — дернув головой, она обжигает меня горячечным взглядом. — И прекрати тереться об меня, как долбаный извращенец, — пылая от ярости, бросает мне в лицо. — Если за мою свободу я должна расплатиться телом, то просто сделай это и отвали.
Скептически выгнув бровь, я внимаю ее гневу и недолго замедляюсь, вдавив раскаленную головку в набухший клитор. Ее зрачки становятся огромными и черными, как маслины, губы предательски подрагивают, камешки возбужденных сосков царапают мою рудную клетку. Толкнув бедра вперед, усиливаю нажим, и она вскрикивает, как от боли, инстинктивно прогнувшись.