Но, с другой стороны, это не мешает нашим соотечественникам самоуверенно считать, что в их системе управления, как и во всем образе жизни, есть существенные преимущества. И если мы посмотрим на достигнутые результаты, то обнаружим, что преимущества действительно есть — конечные цели, которые ставят перед собой страна в целом, государство или крупная социальная группа, как правило, достигаются. «Истинный защитник России — это история: ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу»[2], — писал об этом Ф. И. Тютчев.
В одних случаях успех был достигнут благодаря государству (территориальное расширение и внешнеполитический авторитет царской и советской России, научные достижения середины XX века), в других — вопреки ему и даже в борьбе с ним (например, расцвет русской классической литературы в XIX веке и взлет «русского авангарда» в живописи начала XX столетия).
Неразумное государственное устройство? Конечно, неразумное, это уже несколько столетий все знают, и множество примеров у всех на слуху. Тем не менее общественное мнение на протяжении тех же самых нескольких веков воспринимало как само собой разумеющееся тот факт, что это неразумное государственное устройство обеспечивает неуклонное территориальное расширение России и усиление ее влияния в мире.
Были периоды гегемонии России в Европе — например, вторая четверть XIX века, когда Россия была «жандармом Европы». Россия захватила шестую часть земного шара, был период в XX веке, когда около половины человечества находилось под прямым или косвенным руководством Москвы. На протяжении всей истории человечества подобное удавалось лишь очень немногим государствам, так что Россия управляется, может быть, и не слишком эффективно, но, во всяком случае, результативно.
В плановой экономике XX века, с одной стороны, — неоспоримые свидетельства неэффективности, расточительства и надвигающегося застоя, с другой стороны — столь же весомые примеры количественных достижений, смакуемые официальной пропагандой: «В 50-е годы темпы экономического роста в СССР, по моим расчетам, не уступали темпам экономического роста Японии и ФРГ в тот период. Почему же можно говорить о японском и немецком экономическом чуде, но не о советском? Не является ли очень крупным экономическим достижением одновременное решение в течение лишь 30 лет, несмотря на тяжелейшую войну и оккупацию, таких задач, как индустриализация страны, создание механизированного сельского хозяйства, мощной науки, достижение всеобщей грамотности, удовлетворение потребностей населения в продуктах питания, обуви и одежде, повышение продолжительности жизни до уровня самых развитых стран, создание огромной военной мощи, сравнимой с военной мощью самой развитой страны в капиталистическом мире?»[3]
Такое же положение с идеологической работой на протяжении всей русской истории. Как правило, она велась государством, церковью и политическими партиями совершенно непрофессионально и неэффективно, нередко превращая эти важные институты в посмешище в глазах населения. И фольклор иронизировал по поводу священников не меньше, чем по поводу секретарей парткомов.
Как начали с того, что наломали дров в процессе крещения Руси, так и продолжали в том же духе до настоящего времени, касалась ли идеологическая работа религии, отношения к властям, к общественной морали и нравственным ценностям. А уж то, какой профанацией и профессиональным убожеством отличалась идеологическая работа последних десятилетий советской власти, мы знаем на собственном опыте. И тем не менее, будучи посмешищем для собственного населения (чего стоят одни только «политические» анекдоты), системе управления почему-то удавалось в конечном счете формировать общественное сознание. Огромный процент голосующих за КПРФ — лишнее тому доказательство.
Какую бы сферу деятельности ни рассматривать, обнаруживается одна и та же закономерность — неподходящими, негодными средствами все-таки достигается весомый результат. В этом, по-видимому, и заключается парадокс российского управления — управление, неэффективное в каждом конкретном пункте в каждый момент времени, в конечном счете достигает таких успехов, для достижения которых вообще-то требуется эффективное управление. Например, в военно-политической сфере, имея, как правило, устаревшую по системе комплектования и подготовки армию, управляемую косным офицерским корпусом, действуя по неправильным канонам и нередко проигрывая сражения, далеко не всегда выигрывая войны, Россия тем не менее вплоть до недавнего времени приобретала территории, а не теряла их.
В то же время русская история полна примерами грандиозных провалов, не обусловленных никакими внешними причинами. Достаточно вспомнить катастрофическое падение авторитета русской православной церкви в конце XIX — начале XX веков, когда народ на глазах терял элементарное уважение к религии и церкви, а церковные учебные заведения превратились в рассадник атеизма[4]. Ни монопольное положение православия в стране, ни всесторонняя поддержка государства не помогли. Этот процесс наряду с прочими факторами создал условия для революций начала XX столетия.
Другой пример — разруха в сельском хозяйстве в 70–80-е годы XX века. Конечно, деградация сельского хозяйства началась значительно раньше, в ходе коллективизации, но тогда она, по крайней мере, была объяснима внешним по отношению к деревне воздействием (насильственным и, в меньшей степени, экономическим изъятием ресурсов и их перераспределением в пользу города). Что же касается 70–80-х годов, то тогда происходило обратное перераспределение ресурсов.
С каждой пятилеткой росли капиталовложения в агропромышленный комплекс. За четверть века с 1965 года основные фонды сельского хозяйства возросли в пять раз, энергетические мощности — почти в четыре раза, использование агрохимикатов — в два с половиной раза[5]. Колхозам, совхозам и их работникам предоставлялись все новые льготы, государство поддерживало относительно низкие цены на ресурсы (горючее, сельхозтехнику, удобрения) и высокие закупочные цены на сельхозпродукцию. Как бы ни жаловались аграрники, но за один трактор или тонну солярки они должны были отдавать гораздо меньше зерна, молока или мяса, чем их коллеги в других странах. В дополнение к экономическим мерам все активнее применялись и внеэкономические — фактически бесплатная шефская помощь городских предприятий и учреждений. Все это помогало как мертвому припарки. Темпы деградации сельхозпроизводства только ускорялись, и к концу 80-х агропромышленный комплекс превратился в высокопроизводительную машину по разорению страны.