но быстро справился с волнением и твердо сказал:
— Пропустим аскеров в ущелье, устроим засаду. Закроем их там и уничтожим. Как вы думаете, мои орлы?
Приближенные, как один, одобрили его решение.
Курбаши приказал басмачам занять все возвышенности, тщательно замаскироваться. Задача была проста: пропустить головной дозор красных, а основные силы встретить перекрестным огнем и уничтожить.
Басмачи засели за скалами. Сам курбаши с английской винтовкой в руках поднялся с несколькими джигитами на одну из возвышенностей.
Внизу, в кишлаке, почти никого не было. Жители, напуганные зверствами басмачей, разбежались кго куда. В жуткой тишине слышался вой голодных псов.
Курбаши приложил к глазам бинокль и стал наблюдать за подходом кызыл-аскеров.
* * *
Два дозорных двигались впереди нас метров в семистах. Они достигли входа в ущелье. Противника не было. Дозорные въехали в ущелье.
Узкая тропа жалась к отвесным скалам. Под нами бушевала горная река.
Колонна втянулась в ущелье. Каждую минуту мы ожидали схватки с бандой. Тревожно и молча ехали курсанты. Казалось, вот-вот из-за этих камней грохнет залп притаившегося врага; за этими скалами могла укрыться целая армия.
Курсовой командир остановил колонну и в бинокль начал осматривать местность.
— Ничего подозрительного. Басмачи, — по-видимо замаскировались или ушли в глубь ущелья. Они очень коварны, надо быть готовыми ко всему.
Чтобы не попасть под огонь противника всей колонне, мы разделились на три группы. Каждая двигалась теперь с интервалом в пятьдесят метров друг от друга.
Головной дозор миновал мост и опять остановился для наблюдения. Стояла поразительная тишина, горы молчали. Но едва дозор достиг южной окраины кишлака, поднялся ураганный огонь. Оба дозорных были ранены. Они укрылись за забором. Басмачи перенесли огонь на нас.
Находившееся неподалеку какое-то строение послужило нам укрытием. Мы завели туда коней, курсанты залегли за камнями. Я с ручным пулеметом и помощник заняли позицию в овечьем загоне. Между нами и басмачами разгорелся огневой бой.
За камнями мелькали головы басмачей. В нас стреляли со всех сторон. Пули, врезаясь в камни, высекали тысячи осколков, и мы не могли поднять головы. Басмачи крепко прижали нас к земле.
Целых три часа шел упорный бой. Ни одна сторона не хотела покидать своих позиций.
К вечеру большой отряд басмачей пошел в наступление. Они спускались с гор, маскируясь за камнями. Их поддерживали своим огнем засевшие за скалами.
Когда басмачи приблизились на расстояние двухсот метров, мы обрушили на них огонь, заставили залечь.
Мы воспользовались их заминкой и кинулись в атаку. Пошли в ход ручные гранаты. Враг дрогнул. Преследуя бандитов, мы натолкнулись на их коноводов, которые вели по лощине в горы десятка два коней. Мы открыли огонь. Часть коноводов и лошадей была уничтожена, оставшиеся бандиты скрылись за камнями. С тревожным ржанием носились по лощине басмаческие кони.
Мой друг Дадабаев Хасан был дозорным, прикрывавшим наш правый фланг. Лицом к лицу он столкнулся с одним из басмачей. С кошачьей ловкостью тот юркнул за громадный камень и затаился. Начался поединок.
Они расстреляли друг в друга по целой обойме. Стреляли почти в упор, но, видимо, так велико было напряжение, что промах следовал за промахом.
— Брось оружие, сдавайся! — крикнул Дадабаев.
И в тот же миг раздался выстрел. Из-за камня показалось озверевшее лицо бандита, сверкнули налитые кровью глаза.
Выстрелил и Дадабаев. И опять промах.
Игра со смертью явно затянулась. Дадабаев принял правильное решение, вытащил гранату и швырнул ее за камень. Взрывной волной отбросило басмача метров на пять.
В этот день бой продолжался до самого вечера. Воспользовавшись темнотой, остатки банды ушли в горы. А мы ощупью, чтобы не сорваться со скал, только к полуночи спустились к реке Ходжа-Бакырган. Усталые, голодные, еле передвигая ноги, подошли мы к юрте, где недавно пировал курбаши. Хорошо, что было кое-чем подкрепиться.
Чуть свет со всех, сторон стали стекаться в кишлак жители. Их лица были радостные, счастливо светились глаза. Они от всей души благодарили нас за освобождение.
Утром возобновили преследование разбитой банды. Группа басмачей перешла через Туркестанский хребет. Мы шли по ее пятам.
Остатки банды, не более двух десятков всадников, ушли к Зеравшанскому хребту и скрылись в горах.
* * *
5 ноября наш отряд вернулся в город Ходжент, чтобы дать отдых коням, пополнить боеприпасы. Расположились в так называемом культурном очаге — ветхом двухэтажном помещении. В нижнем этаже были изба-читальня и чайхана, наверху три низеньких комнатушки, куда Бела шаткая деревянная лестница.
Внизу расположились мы, курсанты, а наверху была освобождена одна комнатушка для нашего курсового командира. Покосившееся, с маленькими подслеповатыми окнами двухэтажное строение считалось одним из «лучших» в этом городе.
Ходжент в те времена ничем не отличался от других среднеазиатских городов. Кривые узкие улицы, плоскокрышие глинобитные домики, огороженные дувалами. Даже семилинейные лампы были величайшей редкостью. Почти в каждом доме чадил жировник. Об электричестве не имели никакого понятия.
7 ноября трудящиеся Ходжента встречали двенадцатую годовщину Октября. Всюду развевались красные флаги, пламенели знамена. С утра был митинг, потом за городом окружной исполком организовал национальные игры.
На состязание по козлодранию собралось около пятисот джигитов. Все как на подбор, на хороших резвых конях. Одежда праздничная. Каждый хотел показать свою ловкость и смелость, резвость своих скакунов.
Метрах в пятистах от места, где проходили игры-состязания, реял красный флаг на высоком древке. Рядом стояла телега. На ней были призы для победителей. Джигит, отбивший тушу козла и доставивший ее к телеге, получал вознаграждение.
Нам очень хотелось принять участие в состязаниях, но курсовой командир не разрешил трогать наших уставших коней. Группа курсантов двинулась за город пешью.
Когда пришли на место, состязание уже было в полном разгаре.
День был теплый. Курсанты стояли тесной кучкой и следили за игрой с большим интересом. Я с детства занимался спортом такого вида и не мог равнодушно смотреть на состязания. Мы и не заметили, как подъехал председатель окружного исполкома на сером скакуне.
— Не хотят ли показать свою удаль курсанты? — громко спросил он.
Тургунбаев, Алимбетов глянули на меня.
— Товарищ раис[1], — сказал я, — Тургунбаев и Алимбетов лихие кавалеристы. К тому же по возрасту они старше меня.
И сам тут же с тревогой подумал: «Неужели они не откажутся?»
Мои товарищи на самом деле отказались и подтолкнули меня к раису.
— Ты тянь-шаньский джигит, лихой кавалерист. На полном скаку хватаешь с земли монету. Покажи свою ловкость, — подхваливали они.
Делать была нечего. Я взял у председателя коня, подтянул подпруги, подогнал стремена и вскочил в седло. Застоявшийся конь так, и плясал подо мной, пока я передавал свою