Арчер оглядел офис. Белые стены, живописные полотна в позолоченных рамах, мебель, по качеству не уступающая столу. Достаточно, чтобы заставить аристократов чувствовать себя здесь как дома. Все это соответствовало обстановке в главной части дома. Мадам прекрасно знала свою клиентуру, и если могла позволить себе эту роскошь, то, видимо, обладала деловыми качествами женщины, имеющей успешный бизнес. И судя по той славе, которая окружала ее заведение, она не скупилась, выплачивая изрядные вознаграждения своим служащим.
Джеймс нервно потер шею. От беспокойной мысли о собственных намерениях, холодок пробежал по позвоночнику. По крайней мере ему хотелось бы, чтобы это произошло без излишнего волнения и привкуса сожаления или — еще хуже — чувства вины. Арчер пришел к заключению, что его решение постучать в заднюю дверь оказалось самым правильным. Высший свет, казалось, не испытывал особого уважения к таинству брака, но Джеймс ни когда не разделял эту точку зрения. Несмотря на все обстоятельства, он вступал в брак с открытыми глазами и намерением соблюдать свои обязательства.
Он терпел три года. А что ему оставалось? И все же не выдержал. Но стоили ли его собственные желания такого риска? Особенно сейчас, в этот год — самый важный из всех?
Может, лучше уйти? Воспользоваться отсутствием мадам и ускользнуть, пока та не появилась? Вернуться в офис и окунуться с головой в работу, что, собственно, он и делал последние три года.
Болезненная пустота, зиявшая в его груди, казалось, завладела им полностью.
Ухватившись за край стола, Джеймс опустил голову, резкая гримаса исказила его черты.
Один раз, и она никогда не узнает, говорил он себе. В любом случае разве можно классифицировать это как супружескую измену, если другая сторона отказывается выполнять супружеские обязанности?
Тяжело вздохнув, Арчер отклонился от стола и выпрямился. Затем, усевшись в красное кресло, приготовился ждать появления мадам.
Карета замедлила движение и остановилась. Роуз Марлоу совсем не нужно было смотреть в окно, чтобы понять — она прибыла на место. Страх, который охватывал ее последние шестнадцать часов, словно тяжелый железный панцирь давил на каждый дюйм ее тела, каждый кусочек ее души. Плечи опустились, голова склонилась под его тяжестью. Такое знакомое чувство. Не важно, что она не в первый раз испытывала его. Но сейчас оно казалось еще более тягостным, чем всегда.
Наслаждаясь последними мгновениями одиночества, Роуз закрыла глаза. Отсутствие ритмичного стука копыт и шороха гравия под колесами казалось чуждым ее слуху, она бы предпочла, чтобы кучер продолжил путешествие и вернулся туда, откуда они приехали. Но мало ли чего хотелось ей и чего жаждала ее душа? Она не в силах изменить неизбежное.
Вздох, который вобрал всю тяжесть безысходной ситуации, наполнил темное пространство кареты. Медленно повернув голову, Роуз посмотрела в окно. Маленький задний дворик был прост и лишен элегантности центрального входа. Сумерки уже давно сменились темнотой ночи. Луна висела высоко в ночном небе, ее холодный свет прорывался сквозь серую пелену облаков. И только из двух окон кухни шел теплый желтоватый свет, освещавший темную входную дверь. Плотные шторы закрывали другие окна, надежно скрывая то, что происходило за ними, тем самым обеспечивая конфиденциальность, которую требовали клиенты.
— Всего одна неделя, — сказала она, подбадривая себя, но эти тихие слова прозвучали неубедительно.
Семь ночей. Она делала это и прежде и делала много раз. И сделает это и теперь. Она уже давно превратила размышлять, может ли сделать это. И никогда не задавалась вопросом, хочет ли она этого. Зачем? Пустая трата времени. И каждый раз, когда арендованная карета останавливалась у дверей заведения мадам Рубикон, ей приходилось испытывать свою волю. Способна ли она выдержать очередную неделю, прежде чем снова вернется в свой тихий загородный дом в Бедфорде?!
Карету качнуло, когда кучер устроился на скамейке. Рессоры протестующе скрипнули, напоминая Роуз о ее миссии.
Сентиментальные размышления никогда не приводили к какому-то логическому концу, сколько ни думай, зато счета ее брата Дэшелла так и останутся неоплаченными, а они наверняка выросли со времени ее последнего визита в Лондон.
— В следующую среду? — поинтересовался кучер, когда она вышла из кареты.
— Да, Фрэнк.
Она достала из кармана плаща приготовленные деньги и протянула ему, приподнявшись на цыпочки. Добрый, сильный мужчина, пятидесяти с небольшим лет, Фрэнк Миллер служил у нее кучером уже четыре года и прекрасно знал расписание хозяйки. Он подъезжал к ее дверям ровно в восемь утра каждую последнюю среду месяца и возвращался за ней через неделю, чтобы отвезти домой. На путешествие уходил один день, если не останавливаться где-то посреди пути.
Опустив голову, Фрэнк поправлял кожаные перчатки. Он не сказал ни слова. Не пожелал ей приятно провести вечер. Где-то в глубине души он понимал, что подобные галантности неуместны. Одна из лошадей вскинула голову, нетерпеливо перебирая ногами, но он охладил ее пыл. Пока Роуз шла по короткой тропинке к задней двери, она спиной чувствовала его взгляд.
Она постучала, и дверь немедленно открылась.
На пороге появилась девушка с вьющимися тёмно-русыми волосами, в грязном белом переднике поверх простого коричневого платья.
— Вы опоздали.
Не реагируя на резкую ноту, Роуз вошла в дом.
— После вчерашнего дождя на дорогах творится бог знает что. И ничего с этим не поделаешь. Она не стала упоминать, что лошадь потеряла подкову и какие неприятности им пришлось пережить, меняя лошадей в Лутоне. Служанку не особенно беспокоили испытания, выпавшие на долю Роуз, просто хотелось вылить на кого-то свое неудовольствие.
Прежде чем горничная захлопнула за ней дверь, Роуз услышала звук хлыста и звон колокольчиков, значит, карета тронулась. Фрэнк никогда не уезжал, пока Роуз не войдет в дом, — невысказанная доброта, за которую она была благодарна ему. Уже четыре года, как она совершает эти поездки в Лондон, но все еще испытывает чувство неловкости. Желание оглянуться через плечо со временем ослабло, но не испарилось полностью, несмотря на все утешения мадам.
Девушка не удосужилась взять саквояж Роуз, а Роуз и не ожидала другого. Закрыв дверь, горничная повернулась и, что-то ворча про себя, скрылась в кухне.
Роуз поднялась по узкой лестнице на второй этаж. Дом приветствовал ее звуками веселья, которое, судя по всему, было в разгаре. Стук каблучков по паркету, взрывы смеха подвыпивших гостей. Она остановилась перед дверью и, прежде чем открыть ее, глубоко вздохнула и осторожно выдохнула. Слава Богу, коридор оказался пуст. Мягкие ковры заглушали шаги, пока она приближалась к последней двери справа. Господи, как же хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать тихие стоны наслаждения, доносившиеся из комнаты напротив. Звуки напоминали ей о том, что ожидает ее в течение семи ночей.