родных. Дмитрий вспомнил, как давно не чувствовал запах молока, так естественно впитавшегося в кожу любой матери; не слышал звонкого пения сестрицы, пусть и не совсем профессионального и лишенного оригинальности, но родного — близкому сердцу; как давно не ощущал умиротворяющего тепла родной крови.
«Как давно это было, — заметил мужчина. — Ждут ли они его? Надеются ли свидеться?». Дмитрий смаковал свои прошлые чувства, когда, будучи молодым впервые уехал заграницу. Чувствовал, как в жилах разливается тепло, приливают силы начать все сначала. Чувствовал желание окунуться в новые, неизведанные приключения столичной жизни. И самое смешное, смаковал то самодовольство юной крови, когда стараешься стереть всю прошлую жизнь. Впрочем, мы все сначала изо всех сил стараемся убежать от своих корней̆, а потом тратим полжизни, чтобы вновь обрести едва уловимое, но такое волнующее ощущение родного дома.
Раздавшийся стук в дверь кабинета разбудил Дмитрия, заставив вернуться к работе. Он услышал писклявый голос своего ассистента и пригласил войти.
— Месье Романов, к вам пациент.
— Но мне не назначено, — раздраженно ответил мужчина, полагая, что ассистент опять что-то напутал.
— Но месье, позвольте! К вам пришла сама Глория Пэтч1.
Дмитрий замер, смакуя во рту неприятный привкус свинца.
«Только не сейчас!», — подумал мужчина. Он был не готов ко встрече с Глорией, или иной женщиной, вселившейся в это существо. Месье Романов предполагал, что оно заявиться раньше, гордо доставая из ножен меч Михаила. «Скорее всего ей сообщили о его скором отъезде!», — предположил мужчина. Что же, деваться было не куда. Он обязан был позволить ей в последний раз доиграть эту пьесу. Утолить ее нечеловеческий голод, даже если для этого нужно было пустить собственную кровь.
Сделав глубокий вдох, он поднялся с софы и медленно обошел стол. Смахнул все газеты в урну, с такой же легкостью, как когда-то она махнула рукой на десять лет брака. Мадам, еще не переступившая порог комнаты, всегда чувствовала слабость. Не хотелось позволять ей резать с порога своим самодовольством.
— Пусть войдет!
Едва только ее силуэт проник в комнату, месье Романов почувствовал горьковато-травянистый аромат пачули. Он встал, сканируя дверной проем. Не сразу поверив собственным глазам, он обнаружил чужую фигуру, театрально привалившуюся к дверному проему. Ее лицо выглядело слишком идеально: острый взгляд, точеный профиль, сигарета в зубах. Длинные волосы искусно были спрятаны, не давая шанса вновь прикоснуться к ним. Она лениво потянулась рукой к сигарете, и на выдохе заявила:
— Это катастрофа!
Дмитрий указал рукой на софу, приглашая даму присесть. На что та не соизволила поблагодарить. Не имея за собой недостатка в скромности, месье Романов позволил себе устроиться за столом. Ноги подкашивались. За чередой грима он смутно узнавал это женщину и с ужасом понимал, что отныне с ее голосом, телом и даже именем ничего более не было связано. Эта женщина не давала никому гарантий, даже самой себе.
— Он женат? — спросил месье Романов.
— Хуже! — с усмешкой парировала она.
— Помолвлен? — продолжал Дмитрий, полагая, что речь идет об очередном ухажере.
— Если бы! — жутко и надрывно загоготала мадам.
— Педераст? — предположил он.
— Тогда был бы шанс.
— Так что же? — сорвался Дмитрий, чьё терпение было нещадно потрепано этой игрой в односложные предложения. Конечно эти вибрации в комнате не ускользнули от женщины. Губы ее скривились в победоносной ухмылке, знаменуя, что счет был в ее пользу.
— Работа, — и со всем своим грузом на сердце мадам откинулась на диван, задрав подбородок выше, чем нужно. Будто для очередной камерной сцены, излишне заостряя профиль.
Теперь месье Романов окончательно убедился — Элен явилась добить его.
— Боюсь это самый безнадежный случай, — смеясь заключил Дмитрий, понимая, что речь идет лишь о нем. Мужчина смотрел в глаза Элен и осознавал, что ему потребуется еще одна жизнь, как минимум, чтобы забыть ослепительный блеск этого садистского взора. — Что это значит для вас?
— Абсолютно все!
Эти слова расстроили Дмитрия. «Ну уж нет, — подумал он. Уж если играть, так с размахом, в твоём стиле!».
— Можно поконкретнее.
— Все просто, — сказала она, поднимаясь с софы. Она неспешна развернулась к Юдифь. Сейчас был идеальный момент, чтобы продемонстрировать Дмитрию свои потери на любовном фронте. К сожалению, для него и к огромному счастью для неё, они оба знали о его слабости. — Мой мир рухнул, и я не успела построить новый̆!
Она резко повернула голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Месье Романов, прежде расположившийся за столом, не смог выдержать обвиняющего взгляда. Элен вела нечестную игру и продолжала побеждать.
Дмитрий достал из кармана клетчатых брюк хьюмидор и закурил, подходя к окну. Одной рукой он припал к оконной раме и наклонился. Вглядываясь в серые пейзажи Санкт-Петербурга. Он с горечью усмехался над вторившей в такт его чувствам погоде. Его голова припала к руке.
«Поразительно, и эта женщина винит во всем меня? — возмущался Дмитрий. — В частности в том, что выбрал неподходящее время для капитуляции».
— Слишком субъективная оценка, — спустя время, чуть только успокоившись под морозным ветром, продолжил он.
— Я вам плачу не за оценки, a за время, — разозлившись парировала женщина.
Дмитрий слегка улыбнулся и полностью отпрянул от окна:
— За него всем приходится платить.
Элен сделала шаг навстречу к нему, вопрошая:
— Как это?
«Забавно, — подумал мужчина. — Теперь ей не терпится освежевать и мою шкуру!».
— Боюсь, тогда вам придется меня консультировать, мадам — выдыхая дым, продолжал он.
— Фу, какой̆ вы грубиян! — она медленно обошла стол, чтобы полюбоваться искусно выполнений работой дубового массива. — Девушке и о работе.
— Моя бывшая жена согласилась бы.
— Не удивлена, что она бывшая.
— Как и я.
Дмитрий внимательно следил за каждым ее движением, чтобы ни при каких условиях не сокращать дистанцию. Только убедившись в том, что она комфортно устроилась за его столом, он позволил себе опуститься на софу продолжая смолить сигару.
— Вы женщины все такие, — говорил он. — Без исключения. Сами строите себе образы и потом сами же в них разочаровываетесь!
И, действительно, какой человек: состоящий из плоти и крови; поистине, храбрый; несгибаемый духом, и не пропитанный абстрактной верой, смог бы выдержать многочисленные предательства и превратности судьбы.
«Черт его знает, как все так просто могли отпускать людей̆ из своей̆ жизни», — подумал он. Все те, кто когда-то предал Дмитрия, словно урвали кусок, мясистую часть его души. А предавали много и забирали ровно столько же. И как, черт возьми это можно забыть и простить. Безжалостная комедия человеческого бытия. Хоть пой, хоть вешайся!
Дмитрия передернуло, a Элен продолжила нападать:
— Брр… как холодно от ваших слов!
— Забавно, a