Читать интересную книгу Страшная Эдда - Мария Елифёрова

– Он весь тут? – подозрительно спросил Один, разглядывая руны. – Ошибки никакой?

– Как можно! – фыркнула Хель и, пока бог, чего доброго, не вздумал расторгнуть сделку, с грохотом провалилась в щель между мирами.

Убедившись, что она исчезла, Один сунул золотую трубочку под плащ и крепко прижал её к телу. Очертания рун вдавились в пальцы и в голую грудь. Он читал их не глядя. Да, он получил то, что требовал.

Всё ещё пряча под плащом нагретую от его груди трубочку, он свистнул. Раз, другой, третий. Две валькирии выскользнули из ворот Асгарда.

– Тащите её, – велел он, указав на обессилевшую Брюн. – Придётся привести её в порядок, не пускать же её в Асгард в таком виде.

Третья валькирия, маленькая и пухлая, подлетела чуть позже. Сложив крылья, она почтительно кивнула Одину.

– Я здесь, ас.

– Вот что, Труди, – тепло сказал Один, приобняв её за плечо и понизив голос. Ему пришла на ум некая мысль, которую он намеревался осуществить. – Слетай-ка в Мидгард и кое-кого там прихвати, пока костлявая не опомнилась.

– Кого? – деловито поинтересовалась валькирия. Приятно трепеща от перспективы обставить мошенницу Хель, Один наклонился к её уху и шепнул имя.

– Сбондить, значит? – возбуждённо переспросила Труди. – Будет сделано, ас, без сомнений.

Хёгни очнулся от того, что ему было не так плохо, как он ожидал. По-другому сказать было нельзя. Он ещё не знал, умирает он или уже умер – он только подивился тому, что пришёл в сознание после всего, что с ним сделали. Или они не довершили свою работу? Он лежал обнажённый на широком ложе из тёплого, чуть шероховатого камня, на ощупь похожего на парусину. Единственное, что ему досаждало, это жгучая боль в груди, с левой стороны. Если он был ранен, то, по-видимому, не стоило подниматься – повязки на ране не было – но глаза он всё-таки разлепил.

Он увидел приглушённое золотистое сияние, похожее на летний закатный сумрак. Над ним стояла рослая девушка в белой полотняной рубахе без рукавов, подпоясанной простым ремнём. Отставив в сторону какой-то кувшин, девушка улыбнулась Хёгни.

– Проснулся? Ничего, бывает и хуже.

– Догадываюсь, – с трудом шевеля пересохшими губами, выговорил Хёгни. – Я ранен?

– Успокойся, – засмеялась девушка, – будь ты ранен, ты бы здесь не был. Ты убит.

Внутренне Хёгни был готов к этому, он, как и любой его соплеменник, ожидал этого и даже, случалось, видел во сне. Но всё-таки это известие вызвало у него потрясение.

– Так я в Асгарде? – изумлённо спросил он. Девушка кивнула.

– А ты кто?

– Хильда, – ответила она и протянула ему небольшой ковшик. – На, попей. Тебе нужно восстанавливать силы.

Хёгни хотел приподняться, но Хильда остановила его.

– Не надо. Тебе ни к чему пока видеть себя. Лучше я подержу тебе голову.

С помощью Хильды он отпил несколько глотков и не понял, что же это такое. По вкусу напиток походил на молоко, но обладал всеми свойствами крепкого мёда. И не только ими. Глотнув из ковша, Хёгни ощутил тепло, которое прошло сквозь всё его тело до кончиков пальцев. Боль в груди унялась; дышать стало легче. Хёгни вопросительно скосил глаза на Хильду.

– А, это? Молоко козы Хейдрунн, – пояснила Хильда, – ты здесь его будешь пить, сколько захочешь. Теперь полежи спокойно, не двигайся.

Девушка куда-то отошла. Хёгни повернул голову вправо и увидел, что она вынимает что-то из кузнечного горна. Удивительно было, что жар не шёл от горна, и вместо красного цвета он светился всё тем же смутно-золотистым. Стоя у наковальни с молотком и кузнечными клещами, Хильда что-то ковала, напевая себе под нос. Работа отняла у неё не так много времени. Сняв с наковальни что-то округлое и сверкающее серебром, Хильда подошла к лежащему Хёгни.

– Не бойся, – сказала она, – больно не будет.

Хёгни хотел обидеться, но почему-то не получилось. Серебряный предмет, на его глазах вынутый из кузнечного горна, оказался прохладным; он скользнул в рану на груди с такой лёгкостью, как будто она только его и ждала, хотя предмет этот был размером с кулак, не меньше. И сразу боль отпустила, как будто её и не было. Хильда ладонью растёрла грудь Хёгни и сказала:

– Теперь можешь сесть. Там уже ничего нет.

Хёгни приподнялся. Не в состоянии пересилить любопытство, он тут же опустил глаза. Грудь его была совершенно чистой, без единой царапины.

– Но ты же мне что-то запихнула в грудь, – обратился он к девушке. – Что это было?

– Нужно же было сделать тебе новое сердце, – невозмутимо ответила Хильда, ставя на огонь большой чугунный котёл.

– Серебряное?!

– А что, – через плечо бросила Хильда, ворошившая угли, – износа оно не знает, выковано на целую вечность.

Хёгни охватила тревога. Он подскочил и сел на своём каменном ложе.

– Но оно же не настоящее, – облизав губы, проговорил он. – А я с ним – настоящий?

Он вспомнил, из-за чего он попал сюда. Всю историю, от начала и до конца.

– Это серебряное сердце… оно может любить?

Хильда резко выпрямилась и вытерла руки о рубаху.

– Дураком ты был, дураком и останешься, – сказала она, – воскрешение ума не прибавляет. Любовь не в сердце, она в душе. А душа у тебя прежняя.

Хёгни почувствовал, что краснеет. Он знал, почему. Но стоило ли говорить это Хильде?

– У меня был друг там, в Мидгарде, – признался он. Хильда взглянула на него.

– Знаю. Ты его предал и убил собственными руками. Теперь ты хочешь попросить у него прощения.

– Я его увижу? – взволнованно воскликнул Хёгни. Возможно ли это? Неужели он здесь?

– Увидишь, – улыбнулась Хильда.

– Когда?!

– Не подскакивай как угорелый, – хмыкнула Хильда, – здесь никто никуда не торопится. У вас будет ещё целая вечность. А пока тебя нужно привести в порядок.

– А душа тогда где? – Хёгни задумался над вопросом, которым никогда раньше не задавался. – В печени?

– Ещё одно глупое поверье, – пожала плечами Хильда. – Если ты думаешь, что печень у тебя та же самая…

– Как?

Только теперь Хёгни, разглядывая себя, понял, что его смутно тревожило с того момента, как он приподнялся и опустил взгляд вниз. Это тело, полулежавшее на нагретом камне, было не вполне его. То есть оно походило на его тело: можно было узнать его крепкую грудь, длинные руки и даже родинку возле левого колена. Но кое-что изменилось, и существенно. Новый Хёгни был тоньше в поясе, ноги у него были стройнее, а кожа стала неправдоподобно белой и гладкой и как будто отливала золотом. При жизни в своём поселении Хёгни вовсе не считался дурно сложенным (пока не появился Сигурд). Но прежний его облик не шёл ни в какое сравнение с тем, что он увидел сейчас.

– Это же не я, – пробормотал он, ощупывая свои руки и ноги. Хильда снова засмеялась.

– Тебе что, не нравится?

– Нравится, – выпалил Хёгни, потом снова растерялся: – Так это моё тело или не моё?

– Твоё, конечно, только новое. Твоё старое тело сгорело в погребальном костре. Или ты не знаешь, что происходит с трупами?

– Знаю, – буркнул Хёгни. Мысль о том, что произошло с его прежней оболочкой, не доставила ему удовольствия. – Ну а душа? Где она у меня теперь?

– Везде и нигде, – ответила Хильда, помешивая в котле. – Объяснять это, наверное, не имеет смысла. Если ты ещё не понял, что твоё теперешнее тело – не то, что было у тебя раньше, то посмотри сюда.

Она подала ему круглое серебряное зеркало. Тут только Хёгни осознал, что ещё не видел своего лица. И оно было там. Его лицо. Безусловно его, но неузнаваемо красивое. Черты его приобрели чеканность узора на металле, обветренные щёки посветлели и разгладились, исчез рубец от ожога, полученного ещё в детстве. Глаза, ещё недавно серые, теперь сияли серебром, удваивая блеск полированного зеркала. У Хёгни всегда были плохие волосы, это был его главный изъян – тусклые и слабые, они рано поредели, и он смазывал их маслом и заплетал в косы, чтобы придать им сносный вид. Но у отражения в зеркале на голове лежал целый ворох светлых, как лён, кудрей, не заплетённых и спускавшихся на плечи. Хёгни невольно провёл рукой по голове. Зеркало его не обманывало. Он обратил внимание, что у отражения не было серёг в ушах. Он тронул пальцами мочки – они не были даже проколоты. Впрочем, он не особенно пожалел о серьгах – ведь они были сделаны из того злополучного золота, с которого всё и началось. Но что с ним произошло? Помолодел он или нет? Ему было двадцать шесть, когда он навсегда оставил Мидгард; тот, в зеркале, не выглядел мальчишкой – у него остались те же длинные усы, высокие скулы и твёрдый подбородок, но какая бритва сделала этот подбородок настолько гладким? Ему не могло быть меньше двадцати шести, это был зрелый воин, но в то же время казавшийся поразительно юным.

– Что вы со мной сделали? – спросил Хёгни, когда к нему вернулся дар речи.

– Ничего особенного. Сделали тебя таким, каким ты всегда хотел быть. Одним из воинов Одина.

– И я буду с ними в Вальгалле?