Мы собрали своих солдатиков, сложили их в пакеты и вышли на улицу.
Спуск в подвал приютился у северной заводской стены. Раньше он был накрыт жестяной крышей и имел дверь, но такие ценные в хозяйстве вещи не могли долго оставаться бесхозными. До этого случая мы в подвал не спускались. Страшновато было даже у хода стоять. Темно, сыростью тянет и ещё какой-то вонью непонятной. Но, что хуже всего, там были крысы, по крайней мере, так утверждал Славик. Он уверял всех, что сам видел, как из подвала выбегала крыса, размером не меньше кошки. Сейчас мы трое в нерешительности стояли у спускающихся в темноту ступеней и вспоминали об этих рассказах.
— Да не дрейфьте вы, — почувствовал Славик общий настрой, — может, это и была кошка, я ведь не очень хорошо разглядел.
— Трепло. — безапелляционно заявил Пашка, включил фонарик и решительно двинулся вниз.
В подвале было прохладно и влажно. Никакого пола под ногами не наблюдалось, просто земля, заваленная всяким мусором. Пашка водил фонариком по сторонам, и желтоватый луч света выхватывал из темноты искорёженные трубы, заплесневевшие стены и кучи наполовину истлевших, затвердевших от влажности бумажных мешков из-под цемента. И снова эта вонь. Не сильная, но чётко различимая даже в насыщенном кисловатым цементным ароматом воздухе. Какой-то животный запах, тяжёлый и вязкий.
— Дыра вроде там должна быть. — размышлял вслух Павел, светя фонариком в потолок.
— Странно, — подключился к размышлениям Славка, — а с этой стороны ни какой дыры не видно. Наверное, под дырой вот эта самая труба торчит.
Пашка перевёл луч фонаря пониже, освещая широкую ржавую трубу, идущую вертикально от потолка к полу и далее, в землю.
— Гадство! — расстроился Пашка, — пропал мой снайпер.
Помню, как в тот момент я испытал неподдельную радость — всё, конец хвастовству и гордыне, наконец-то кара настигла поганца!
Странно, а ведь вроде бы друзья, в одном классе учились, в одной компании крутились. Но насколько же всё-таки велика сила зависти. При чём, если у взрослых зависть, в очень редких случаях, может быть белой, то у детей она всегда чёрная. Наверное, из-за того, что сознание в юном возрасте ещё примитивное, несформированное до конца. Сейчас я тоже завидую многим людям, да что там — "многим", практически всем, но потерь им я не желаю.
Когда Пашка со Славиком уже поднимались по лестнице, я подошёл к трубе и провёл ладонью по её холодной, шершавой от ржавчины поверхности. Несколько секунд назад, в свете фонаря мне показалось, что в этом месте мелькнул какой-то шов. Я вёл ладонью справа налево и действительно нащупал небольшой выступ, упёршись в него кончиками пальцев, потянул в сторону. Послышался скрежет металла, и я ощутил вкус ржавчины на губах. Большой кусок трубы медленно отошёл влево на невидимых мне петлях, распыляя в воздухе микроскопические частички изъеденного коррозией железа. Я поднял с земли комок засохшего цемента и бросил в трубу. Практически тут же раздался стук. Значит дно совсем рядом, даже выше уровня земли, можно дотянуться рукой. И в тот самый момент, когда я уже был готов запустить пятерню в чрево злосчастной трубы и достать оттуда потерянного снайпера, меня окликнул Славик.
— Миш, ну чё ты там застрял? Поехали.
Мы крутили педали, поднимая пыль с просёлочной дороги. Пашка — расстроенный и угрюмый, Славик — этому всегда всё по барабану, и я — довольный и счастливый. Легко было на душе и радостно. "Вот приеду домой, пообедаю, телек посмотрю, а ближе к вечеру возьму фонарь и на "химию". Залезу в подвал, достану из трубы снайпера, и станет он украшением моей коллекции. Ну, правда, знать-то об этом никто не будет, да и ладно". И не мучили меня ни какие угрызения совести.
Домой я приехал часов в одиннадцать. Повалялся на диване, посмотрел "В мире животных", а потом бабушка позвала обедать.
Едва допив компот, я тут же выскочил на улицу, запрыгнул на велосипед и помчался на "химию". Несмотря на только что проглоченный обед, тяжести совсем не было. Педали крутились легко и непринуждённо. Я летел по пыльной дороге, окрылённый маленькой, скромной, но такой близкой мечтой. Велосипед "Школьник" радостно позвякивал на ухабах, а в голове нараспев звучала мысль: "Снайпер, снайпер, снайпер, мой, мой, мооой".
Подъехав к заводу, я бросил велосипед у входа в подвал и уже зашлёпал сандалиями по бетонным ступенькам, как вдруг всё моё рвение словно ветром сдуло. Холодным, зловонным ветром. Я остановился на середине лестницы и замер. В тот подвал и втроём-то заходить боязно, а теперь я был один. Один, посреди леса, вдали от людей, стою над разинутым зевом подвала, пугающего своей могильной чернотой. Удивительно, само здания завода не внушало мне ни малейших опасений, наоборот, оно казалось совершенно безопасным, даже уютным, почти родным. Каждый уголок в нём был знаком до последней мелочи. А вот подвал… Подвал пугал меня. По настоящему пугал, внушал какой-то безотчётный животный страх, от такого поджилки дрожат и на желудке становится нехорошо. И этому нет объяснения, просто чувства, просто страх.
Я мялся в нерешительности минуты две, но потом жадность взяла верх, как и следовало ожидать. "Темно, подумаешь, есть же фонарь. Да и что такого страшного здесь могло завестись за те три часа, пока меня не было?" — так я тогда подумал. Да, нужно больше доверять собственным чувствам, они зачастую честнее голоса разума. Направив луч света в недра подвала, жадный девятилетний мальчик решительно двинулся вперёд…
Труба, люк открыт, как и три часа назад. Я пошарил фонарём по углам — никого. Да и кто здесь мог быть? Разве что крысы. Крыс я побаивался, но не настолько, чтобы отказаться от своего сокровища. Подошёл поближе к трубе, посветил внутрь — ничего не видно, только всякий мусор. Правда видел я лишь пространство у дальней стенки, для того, чтобы увидеть всё, нужно было засунуть в люк голову, и я засунул. Идиот малолетний. Но я же тогда ещё не знал…
Люк был не особо большой, так что совать в него голову приходилось аккуратно, совсем не хотелось отрезать себе уши зазубренными ржавчиной краями. Ощущения, прямо скажем, не самые приятные, людям, страдающим клаустрофобией, лучше не повторять сей трюк.
С горем пополам голову я просунул, а вот для фонаря места уже не хватило. Всё, что мне удалось так это поднести фонарь к щеке, под правым ухом, и в таком хитром положении постараться осветить как можно большую площадь. До самого низа свет ну никак не доставал, то труба мешала, то моё собственное лицо. Я постарался просунуть голову ещё чуть-чуть подальше, чтобы можно было протолкнуть внутрь фонарь, упёрся плечами в трубу и как можно сильнее вытянул шею. Сверху что-то скрипнуло, и мне на затылок посыпалась цементная пыль. Получилось, фонарь со скрежетом протиснулся между моим лицом и железом, осветив всё внутренние пространство злосчастной трубы. И… победа! Вот он — снайпер, валяется себе в куче мусора, меня дожидается. Теперь нужно запомнить то место где солдатик лежит, вытащить фонарь, вынуть голову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});