— Пойдешь? — спросил он.
Юрек не принял вопрос Здзиха всерьез.
— Ну… — неопределенно ответил он. — А как?
— Есть тут один…
Оказалось, что на «пункт» в Людвикуве прибыл связной из отряда с поручением. Здзих нашел связного и рассказал ему о своем «деле». Парень в ответ хитро улыбнулся:
— К партизанам, говоришь? Сложное дело, но подумаю.
— Подумай.
— Добро, но и ты должен мне помочь…
В результате все, что должен был сделать связной, выполнил Здзих. Он основательно устал, но вернулся довольный. Связной встретил его похвалой.
— Хорошо, — коротко оценил он работу Здзиха. — Я скажу о тебе командиру.
Договорились встретиться на следующий день на краю леса за Денкувом, около заброшенной хаты. Здзих предупредил Юрека, и оба незаметно улизнули из дома. В торбу положили кусок черного хлеба. Встреча со связным, правда, была назначена на пять часов, но, опасаясь «непредвиденных обстоятельств», друзья вышли в одиннадцать часов утра. Дорога оказалась короче, чем они ожидали, и меньше чем через час они были на месте. Лес манил своей красотой и таинственностью, тревожил воображение. Связной не появлялся долгое время.
Юрек проявлял все большее нетерпение.
— Жрать хочется, — протянул он, вспоминая, что дома в это время он обычно обедал.
Здзих презрительно скривил губы: — Партизан, а есть ему хочется.
«Значит, партизаны не едят», — подумал Юрек и почувствовал еще более мучительный голод. Он украдкой сунул руку в торбу. Сухой хлеб был вкусен, как никогда. Чавканье Юрека раздражало. У Здзиха слюна набегала в рот.
— На, съешь, — подсунул ему Юрек кусок хлеба.
— Отцепись!
Здзих лег лицом в траву и попробовал задремать. Вдруг до них донесся звук чьих-то шагов.
— Идет! — вскочил Здзих. Он одернул пиджак и поправил висевшую на плече торбу.
Юрек проглотил последний кусок хлеба. Итак, все в порядке — сейчас они отправятся в отряд. И в эту минуту он пожалел, что не простился с матерью. Все-таки он у нее единственный сын. Однако должен был поступить именно так, потому что она просто не пустила бы его.
Шаги приближались. Здзих нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Наконец сорвался с места, выбежал навстречу и… остолбенел.
По дороге шел его отец. Увидев сына, он остановился и поманил его пальцем.
— Ну-ка, иди сюда, иди!
Здзих стоял на месте, опустив вниз глаза. «Предал связной», — подумал он со злостью.
— А где же другой «партизан»? — спросил отец.
Другой «партизан» как раз выходил из-за угла хаты.
При виде отца Здзиха он почувствовал, как у него похолодела спина.
— Ну пошли, — мягко сказал Мариан.
Они возвращались той же дорогой. Когда уже входили в дом, Здзих вдруг обернулся к отцу и произнес голосом, в котором звучала решимость взрослого человека:
— А я все равно уйду…
Вопреки ожиданию, отец не возмутился, а нежно взял его за плечи, посмотрел в глаза:
— Конечно пойдешь. Только не так по-глупому. Подожди…
С тех пор Здзих ждал, и ему казалось, что время совсем не движется.
* * *
Здзих с нетерпением ждал, когда у Эдека будет свободное время. Они отправились за город. Вот уже два часа они лежали на траве. Эдек который раз повторял подробности последнего боя. А у Здзиха возникали все новые вопросы. Сегодняшний разговор вновь пробудил в нем старые надежды.
— Возьмешь меня? — вдруг спросил он прямо. Эдек не спешил с ответом.
— Горячий ты, — наконец произнес он. — Подожди немного.
— Все только «подожди» и «подожди»…
Эдек улегся поудобней и медленно произнес:
— Вот ты рвешься в лес. Ты молод и не знаешь, как там на самом деле. Голод, холод, немцы и вши.
— Ну и что?
— Мало тебе?
— Лучше это, чем дома.
— Ты везде можешь быть полезен.
Об этом Здзих прекрасно знал. Он уже был полезен. Он сумел собрать вокруг себя самых близких друзей, распределить между ними работу. Они переписывали кое-какие тексты на машинке, расклеивали обращения. Люди в Островце поговаривали, что в городе действует какая-то сильная организация. Это было уже кое-что. Но совсем не то, о чем мечтал Здзих.
— Ну так как, возьмешь? — напирал он.
— Только не сейчас. Сейчас не могу, понимаешь? — Тебе же нужны люди, разве нет?
Эдек задумался. Люди-то нужны. Именно для этого он находится здесь, а не в лесу. Но последние события заставляли его задуматься, кого брать во вновь создаваемый отряд. Дело не в том, что он не доверял Здзиху. Глядя на Здзиха, Эдек думал, что никогда не простил бы себе, если бы этот паренек погиб, как те…
Эдек несколько месяцев находился в отряде у «Бацы».[1] По-разному бывало в этом отряде. Неопытные, молодые партизаны вели ожесточенные бои в Свентокшиских горах с переменным успехом. Но этому пришел конец. После встречи с превосходящими силами противника отряд должен был отступить. Эдеку с тремя гвардистами[2] было приказано вернуться в Островец. По дороге они наткнулись на немцев. Окруженные, они отстреливались до той минуты, пока на четыре винтовки у них не остался один патрон. Пришлось отступить. Гвардисты скрылись во ржи, Эдек направился в Островец.
Молодые мальчишеские глаза смотрели на него с безграничным доверием. А ведь он, Эдек, не мог ничего гарантировать. Борьба беспощадная и ожесточенная. Если бы что-нибудь случилось с Здзихом, Эдек никогда не осмелился бы взглянуть в глаза его отцу и не простил бы себе этого до конца жизни. Но он не решился отказать Здзиху просто так, как отказал другим хлопцам. Для него надо было найти другие аргументы.
Он перевернулся на спину и проследил глазами за взглядом Здзиха. Солнце скатывалось вниз, к западной линии горизонта. Становилось прохладно.
— Ты спрашивал об оружии, — заговорил он.
— Ну… — Здзих насторожился.
Эдек повернулся лицом к парнишке:
— А зачем тебе знать?
— Да просто так. Хотелось знать, что бы вы мне дали…
— Каде…
— Что это такое?
— Эх ты, партизан, а не знаешь, что такое каде. Карабин деревянный…
— Ты что, с луны свалился?
То, что сказал Эдек, Здзих принял за шутку, но голос Эдека был совершенно серьезен.
— Говоришь, что хочешь к партизанам, но тебя интересует оружие, а не партизаны…
— И то, и другое, — прервал его Здзих. — Ведь без одного нет и другого?
Эдек приподнялся на локтях, подпер ладонями подбородок и посмотрел в глаза Здзиху.
— А ты как думаешь? Уважаемый пан идет себе в лес, там на первой же сосне висит табличка: «К партизанам просим идти этой дорогой»? Приходишь на место, к складу с оружием, выбираешь то, что тебе понравится, и — на сраженьице. Хорошо, если бы так было. Каждый бы так хотел. Но у нас, братец, иначе. Если хочешь идти к нам, то должен иметь оружие. Свое собственное оружие, понимаешь?
— Понимаю, — задумчиво произнес Здзих. — Понимаю, — повторил он.
Эдек видел, как сжались тонкие губы парня. Теперь он пожалел, что сказал ему это. Черт его знает, что он готов сделать.
Здзих вздохнул. На щеках, покрытых редкими веснушками, выступил пот. Пальцы сами собой сжались в кулаки. Зажатые в ладонях стебельки травы запахли терпко и свежо. Рыжеватая прядь волос упала на наморщенный в глубокой задумчивости лоб мальчишки. «Теперь это может пригодиться, — повторял он про себя. — Теперь это может пригодиться».
— У меня будет оружие! — сказал он твердо, с уверенностью. — Понимаешь, Эдек, у меня будет оружие…
В его голове возник конкретный план. Кто-то, конечно, должен ему помочь. Только кто?
Но и на этот вопрос у Здзиха уже был готов ответ.
Покушение
Юрек аккуратно сложил газету и как раз засовывал ее во внутренний карман пиджака, когда за окном раздался условный свист. «Ага, секретное дело», — подумал он и взглянул на мать, хлопотавшую на кухне. Казалось, она ничего не заметила. Юрек знал, что она не любила эти «таинственные» сигналы. Она начинала беспокоиться, опасаясь за каждый шаг Юрека, за все, что происходило не у нее на глазах. Естественная, материнская любовь к сыну усиливалась чувством ответственности за его судьбу перед отцом, оставшимся далеко отсюда, во Франции. Здесь, в Польше, они были вдвоем. Случилось так, что летом 1939 года они приехали на родину навестить родных. Мать и сына война застала в стране, из которой они когда-то уехали в поисках работы. Был в этом какой-то злой рок. Родина проводила их нуждой и голодом, а через несколько лет встретила войной.
Юрек беспокойно покрутился и выглянул в окно:
— Мама, я пройдусь.
Она хлопнула дверцами шкафчика в кухне, повернулась к нему.
— Что, ты уже там понадобился?
— Нет, я просто так…
— Я же слышала, там кто-то свистел.