Она пересилила желание хлопнуть дверью и покинула монастырь, не оборачиваясь. Радость, которую ей доставила красота апрельского утра, испарилась, не оставив и следа.
Андре Бенет все еще ощущал слабый запах персика, исходивший от волос журналистки и оставшийся в воздухе после ее стремительного ухода.
Он был груб с ней. Ужасно груб, хотя она не сделала ему ничего плохого. Впрочем, она ничем не отличалась от его собственной матери, женщины, жившей по своим собственным законам. Она добивалась своего, не задумываясь о цене, которую ей придется заплатить, не задумываясь ни о Боге, ни о дьяволе.
Его мать знала, что отец собирается стать священником, но соблазняла и искушала его, пока он не сдался. Интересно, простое ли совпадение, что на мисс Мэллори был костюм персикового цвета? Даже ее кожа была нежной и розовой, как персик. Добавить к этому великолепные волосы – и ни один мужчина не устоит, даже монах. И она знала это. Мать тоже обладала дьявольской красотой. Отец не смог преодолеть искушение, и они стали любовниками. Женская красота рождает желания, возбуждает воображение. Андре прекрасно понимал это. Если бы он был художником, он не смог бы удержаться и не запечатлеть облик мисс Мэллори на полотне. Но он не был художником. И монахом тоже.
Насколько он знал, у него не было никаких особенных талантов. Осиротевший сразу после рождения, он вырос в Новом Орлеане у тети Мод, строгой и властной, но доброй в глубине души женщины, которая зарабатывала на жизнь шитьем.
Восхищенный огромными теплоходами, плавающими по Миссисипи, он оставил дом подростком. Работал на грузовых судах в разных должностях, пока не стал речным торговцем.
Тогда-то он познакомился со швейцарцем, который свободно говорил на четырех языках. Восхищаясь способностями друга, Андре отправился в Цюрих и поступил в университет, чтобы изучить французский и немецкий языки, а также историю. Но хотя его диплом и дал ему право преподавать, Андре все же вернулся на море, потому что эта работа доставляла ему удовольствие.
Он продолжал поддерживать связь с Мод и всегда посылал ей деньги. Иногда он приезжал домой в Новый Орлеан, но ненадолго, никто не мог удержать его мятущуюся душу в спокойной гавани, обуздать стремление к свободе. Разумеется, не женщины: женщины лишь доставляли ему удовольствие. Мод страшно боялась за племянника и ежедневно молилась о его душе, а Андре только смеялся. Но все веселье как рукой сняло, когда близкий друг его тети сообщил ему, что она серьезно заболела.
Он вылетел ближайшим рейсом из Анкары и нашел тетю при смерти. Хотя Андре никогда не любил ходить в церковь и не был верующим человеком, он знал, что тетя Мод была правоверной католичкой, и потому пригласил священника.
Пока он ждал священника, держа умирающую за руку, та внезапно заговорила. Он раньше слышал, что на смертном одре люди начинают исповедоваться в своих грехах, но он и не подозревал, что у тети могли быть какие-нибудь тайны.
Ее исповедь перевернула всю жизнь Андре. Он помчался в Солт-Лейк-Сити в Юте – мертвую пустынную местность, отдаленную от всего цивилизованного мира. Андре всегда думал, что мормоны – секта религиозных фанатиков – прошли всю Америку и поселились в Юте только потому, что никто больше не хотел жить там и они могли остаться одни.
Огромная пустыня Солт-Лейк с ее огромным мертвым соленым озером казалась ему проклятой. Тем более что здесь он был только временно, странник в незнакомой стране. Все здесь казалось ему нереальным.
Ему даже стало казаться, что он умер, только легкий запах духов в церковной лавке напомнил ему, что он еще живет и чувствует. И конечно, больной монах, лежащий в своей келье в другом конце здания. Монах, которого мир знал как аббата Амброзия. Настоящий отец Андре, которого шестьдесят шесть лет назад его родители, англичанин и француженка, при рождении окрестили Чарльзом.
Как сообщил ему брат Джозеф, хроническая пневмония мучила Амброзия последние десять лет. Исхудавший и обессилевший монах был только тенью прежнего энергичного аббата.
Когда Андре вошел в комнату, его отец повернул голову и пристально посмотрел на него.
– Ты показал журналисту монастырь?
– Нет, я сказал ей, что тебе станет лучше через неделю. Ты провел в монастыре всю жизнь и сделал его таким, каким он является сегодня. Никто кроме тебя не может рассказать историю монастыря.
Отец поднял руку.
– Я ничего не сделал. Все было в руках Господа, не в моих, сынок.
– Тем не менее, только ты можешь дать интервью, и мы подождем, пока ты не наберешься сил.
– На этот раз я не выздоровлю.
– Чепуха, – сказал Андре. Потерять отца, которого он только что нашел, отца, которого отчаянно мечтал иметь, которого хотел узнать? – Я вызову «скорую». Тебе нужно в больницу.
– Нет, – твердо сказал старик хриплым от постоянных приступов кашля голосом. – Никаких больниц. Я всегда ненавидел их.
Еще одна общая черта, которой обладали Андре и его отец. Слишком много общих черт.
Сколько лет прошло! И все эти годы они ничего не знали друг о друге.
– Ты моя единственная земная радость сейчас. Подойди ближе. Я так рад, что. нашел тебя, мою плоть и кровь. Ты дар Господа, которым он скрасил мои последние часы.
Это ложь. Внезапное появление Андре в монастыре девять дней назад, объявившего аббату, что он его сын, шокировало монаха. Андре был уверен, что именно это вызвало новый приступ пневмонии и ухудшило его состояние.
– Ты не должен винить себя, сынок. На самом деле это ты жертва, и мое сердце кровоточит при мысли о том, что ты вырос без семьи. Кто виноват – так это я, потому что я был с твоей матерью, прежде чем принял постриг. Это было самым эгоистичным поступком в моей жизни.
Андре вскинул голову.
– По словам тети Мод, моя мать соблазнила тебя против твоей воли.
Старик поднял руку, но уронил ее.
– Мод, старшая сестра твоей матери, никогда не была замужем, никогда не знала мужчин. – Он помолчал. – Не верь ее обвинениям. Человека нельзя соблазнить, если он этого не хочет. Ты живешь в миру. Ты знаешь, что я прав.
Андре действительно знал это.
– Семья твоей матери была из Франции. Лизетта была очень красива. Я вижу ее черты в тебе: ее черные волосы, ее глаза, – он вздохнул и закашлялся. – Хотя я всегда хотел служить Богу, я любил ее. Мое сердце разрывалось между чувством и призванием. Если бы она рассказала мне о своей беременности, я женился бы на ней. Может быть, я хотел этого. Я сказал ей, что меня посылают в Юту, но она промолчала. Больше я никогда не видел ее и не слышал ничего о ней. Я не знал, что она умерла после родов. – Слезы потекли по его щекам. – Не делай ошибок, Андре, – продолжал он хрипло. – Твоя мать не была эгоисткой. Она решила ничего не рассказывать мне о своей беременности, потому что в глубине души знала, что я стремлюсь служить Богу. Иначе я бы женился на ней прежде, чем поступил в семинарию. В конце концов, Мод оказалась еще более великодушной. Несмотря на свою ревность и предрассудки, она вырастила тебя и воспитала. Ты стал прекрасным человеком. – Он посмотрел на Андре любящим взглядом. – Я так горжусь тобой. Ты везде побывал, все видел. Ты так много знаешь, говоришь на стольких языках. Получил образование, разумно вкладывал деньги… Нельзя пожелать лучшего сына. Я сказал братьям, что ты мой сын. И хочу рассказать об этом всему миру!