напугана даже для того, чтобы идти.
В конце концов, он схватил ее за руку и потащил наружу. Он заставил ее двигаться по коридору, толкая и фыркая от отвращения. Тиннстра знала, что он чувствует. Она тоже чувствовала отвращение. Она подумала об этом маленьком, идеальном ноже, лежащем на полу ее спальни, и пожалела, что у нее не хватило смелости им воспользоваться. Теперь уже слишком поздно. Еще одна упущенная возможность.
Они подошли к главной лестнице и спустились вниз, проходя мимо кадетов, возвращавшихся в свои комнаты. Она не смотрела ни на кого, но знала, что они за ней наблюдают, могла слышать их шепот. Они все знали. Каждый знал.
Кабинет генерала находился в восточном крыле. Один долгий путь позора. Щеки Тиннстры всю дорогу горели, ноги подкашивались, и она была уверена, что вот-вот упадет.
Они прошли через центральный атриум с его длинными окнами, выходящими на плац. В дневное время там обычно тренировалась по крайней мере одна рота кадетов в полном боевом снаряжении, отрабатывающая легендарное построение фаланги Шулка: щиты сомкнуты, образуя неприступную стену, шестифутовые копья ощетиниваются смертоносной изгородью. Они двигались как единое целое, вперед, всегда вперед. Два шага. Удар. Два шага. Удар. Организованный. Эффективный. Смертоносный. Была причина, по которой за семьсот лет ни один враг ни разу не победил Шулка в битве. Их учили быть непобедимыми. Лучшими из лучших. Храбрейшими из храбрых.
Неудивительно, что Тиннстра не вписывалась в эту компанию.
Но разве я не права? Только потому, что не хочу погибнуть в какой-то дурацкой битве? Моя жизнь должна чего-то стоить. Она оглянулась на охранника. Почему у него не было таких же страхов? Она знала молитву Шулка, обет, который они все давали. Для нее это не имело никакого смысла. Мы действительно мертвые. Ну, а я — нет. Я хочу жить. Неудивительно, что она не смогла покончить с собой.
Два охранника в полном вооружении стояли на страже перед кабинетом генерала. Меч на бедре. Копье в руке. Глаза смотрят прямо перед собой.
Дверь открылась. Теперь выхода нет.
— Иди, — сказал ее охранник. — Лучше всего покончить с этим. — Она подняла на него глаза и увидела печаль в его глазах. Может быть, у него была своя дочь. Наверное молился, чтобы она не стала такой, как Тиннстра. Это был худший страх Шулка как родителя: иметь труса в качестве ребенка.
Она вошла в кабинет генерала, дыша с трудом и чувствуя, что ее тошнит.
Генерал Харка сидел за своим столом, скрестив руки. Слава Четырем богам, он был один. Он наблюдал, как она вошла, видел, как она вздрогнула, когда за ней закрылась дверь. Не было ни улыбки, ни приветствия, ни подтверждения того, что она знала его всю свою жизнь. В этой комнате он не был самым близким другом ее отца. Он не был ее крестным отцом. Он был командиром Котеге.
И он пугал ее до смерти.
Его волосы были завязаны в косичку и собраны в пучок на макушке, как это было принято у Шулка, подчеркивая его острые скулы. На столе горела свеча, но свет не падал на его лицо. Только глаза блестели, но, казалось, он смотрит прямо сквозь нее.
Его кабинет был прост. На одной стене висело знамя — зеленое, со знаком скрещенных копий его клана, Инарен. Его меч свисал с крючка на другой стене. Предназначенный для владения одной рукой, клинок был около тридцати дюймов длиной, обоюдоострый и чаще всего применялся для нанесения ударов при схватке вплотную. Основным оружием Шулка было копье. Меч предназначался для мокрой работы, когда ты смотрел кому-то в глаза, в безумии, которое наступало после того, как фаланга выбивала жизнь из своих врагов, и оставалась только зачистка. Шлем Харка — золотой, обозначающий его звание генерала, с зеленым плюмажем, символизирующим его клан — лежал на столе.
Под шлемом была карта; старая, потрепанная в боях. Джия занимала большую часть южной части континента, но на севере лежал Эгрил, их старый враг. Только крепость в Гандане отделяла Джию от них. Ей показалось, что она видит на карте пятна крови, покрывающие часть территории варваров. Подходяще, действительно. Других ориентиров не было — Эгрил не принимал гостей или послов. Эгрил не интересовался торговлей. Они хотели только того, что можно было украсть. Они любили только убивать.
Тысячу лет назад, когда у них еще была вся магия мира, джиане построили крепость за перевалом Гандан, остановив набеги Эгрила тридцатифутовыми стенами и предоставив им вместо этого убивать друг друга.
Тиннстра вытянулся по стойке смирно перед столом Харка, глядя прямо перед собой, взгляд скользил по его макушке, глядя в никуда. По крайней мере, это у нее получалось хорошо. Он не велел ей сесть или стоять вольно. Ничего, что могло бы ее успокоить. Она не заслуживала даже этого.
Он перебрал какие-то бумаги на своем столе, хотя ему и не нужно было читать ее отчет. Он уже знал. Все знали.
— Кадет Тиннстра из клана Ризон.
— Да, сэр. — Она пропищала эти слова и помолилась о том, чтобы у нее хватило сил услышать то, что хотел сказать генерал.
— Первый шулка происходил из клана Ризон, — сказал генерал. — Создан для защиты Джии, как только магия исчезла с лица земли.
— Да, сэр. — Ее отец рассказывал ей все истории, все мифы с того момента, как она родилась. Об утраченной магии. О том, как Боги стали людьми, прежде чем стать воинами. Сегодня магия существовала только в руках нескольких магов, которые были так же редки, как снег в летний день. Вот почему были нужны Шулка.
— Гордый дом с гордыми традициями, — продолжил генерал.
— Да, сэр. — Они были любимцами короля. Теми, кого всегда вызывали на битву первыми.
— Многие, включая меня, считают твоего отца лучшим из ныне живущих Шулка.
— Да, сэр. — Он был легендой, ему поклонялись все. Глаза людей загорелись, когда они слышали имя Грим Даген. О его подвигах пели песни. Дети притворялись им, когда играли в Шулка с деревянными мечами. Ее отец был всеобщим героем.
— Все ваши братья окончили Котеге с отличием.
— Да, сэр. — Они были совершенством. Достаточно тяжело иметь знаменитого отца, не говоря уже о том, чтобы пытаться пойти по стопам своих братьев. Иногда Тиннстра задавалась вопросом, как она может быть родственницей Бериса, Джонаса или Сомона. Они были так похожи на отца и мать —