прагматичности и отсутствии идеалов, то есть как раз в цинизме. Кассандра оправдывается тем, что теперешний мир более жесткий и закрытый, чем был у предыдущего поколения, и даже атакует: сочувствие и взвешенность поступков легче даются тем, кто успел вдоволь покуролесить в молодости, — но в конце неизменно сдается перед мастерской аргументацией отца: риторика, прочно усвоенная за годы работы в театре, дает ему несправедливую фору.
Пакс гонит прочь несвоевременные мысли. Он выходит из метро, сверяет время по часам. Снова поражается контрасту между недавним оживлением на площади Бастилии и тем спокойствием, что царит в районе его дома, где улицы носят уютные сельские имена Надежды, Фортуны, Орхидей, но застроены скучными серыми коттеджами. Мозг на секунду фиксируется на окружающей тишине, подпитывается ею, пытается продлить мгновение, как олимпийский бегун, который замирает, собирается с силами перед попыткой взять мировой рекорд на глазах у замерших зрителей.
Через тридцать пять минут Пакс и сам встретит главное испытание своей жизни. Внезапно он осознает, насколько удобнее было жить с заурядным списком ролей. До сегодняшнего дня низкий потолок карьеры можно было списать на несправедливость системы, нерадивость агента. И представляться эдаким нераскрытым гением. Сколько раз ему доводилось говорить слова: «Эх, если б только мне дали шанс показать, на что я способен». Ну вот он и выпал, этот шанс. Лежит на серебряном подносе. Его позвали на пробы не в какое-то авторское кино и не в очередную комедию, его пригласил сниматься Питер Свеберг. И теперь перед ним только два варианта: пан или пропал. Либо он докажет, что талантлив, либо подтвердит, что все правильно и поделом ничего выдающегося ему не предлагали.
Металлическое карканье вороны возвращает его на землю. Он спохватывается, нащупывает в кармане связку ключей; перепрыгивая через ступеньки, взлетает по лестнице, мысленно проговаривая очередность действий: холодное полотенце — на лицо, чтобы освежиться; туалетная вода, чтобы скрыть запах пота; костюм, рубашка, галстук.
Звуки достигают порога сознания, когда он накидывает пиджак. Хотя с момента, когда он вошел в квартиру, его должны были насторожить резкий скрип паркета, сотрясения потолка, буханье в стену, но сильная сосредоточенность на себе изолировала его от окружающей реальности. И лишь утробный рык и странные прыжки в квартире выше заставили его насторожиться и обратить глаза к потолку. Он ничего не знает про своего соседа — или соседку, — только то, что тот вселился, скорее всего, в начале месяца. Пакс помнит, что в августе на карнизе окна еще висела табличка об аренде. Он никого не встречал на лестнице, на площадке или у входа в дом — по крайней мере, никого из тех, кого бы не знал. И громкой музыкой ему никто не досаждал. Единственная подмеченная деталь — фамилия на соседнем почтовом ящике, написанная маркером на неровно наклеенной этикетке, — «А. Винклер». В его четырехэтажном доме только две квартиры заселены жильцами, в остальных — офисы компаний. Это как раз и привлекло его при выборе жилья: перспектива жить в почти безлюдном пространстве; по крайней мере, по будням после семи вечера и в выходные — нет никого, а есть заманчивая возможность разучивать роли вслух и во весь голос.
Шум нарастает — грохот упавшей мебели, падение тел, над ним идет жестокая драка, любой человек в нормальном состоянии сообразил бы, что там происходит что-то серьезное, но Пакс как раз не в своем нормальном состоянии, он торопится встретить судьбу, события с их толкованием доходят до него искаженно, в пересказе множества внутренних голосов, — ну, ссорятся, думает он, ничего страшного: мало ты сам собачился в период развода? Нет, правда, не лезь не в свое дело: куда это годится — вваливаться к чужим людям в разгар семейной размолвки? Может, это вообще не ссора! Может, у тебя просто разыгралось воображение? Ты слышал ругань? Крики о помощи? Один крик — да. Один, и к тому же краткий. Просто у тебя обострено восприятие, ты впитываешь все события, по ходу лепишь из них сценарий, такова актерская натура, актер все пропускает через себя, все преувеличивает.
Стоя перед зеркалом в ванной, Пакс разглядывает того, кем он стал: выглядит неплохо, старится красиво (остатки былой красоты, как ляпнула как-то Кассандра под горячую руку), но не особенно мускулист; он никогда не занимался спортом, разве что два года назад — пришлось специально накачаться для съемки в роли подручного мафиози; если он ввяжется в драку, шансы на победу невелики. Скорее всего, он первый же попадет под раздачу, — при одной этой мысли ноги подгибаются и пульс начинает частить.
— Что я за дурак, — говорит он вслух, — довел себя до такого состояния, а там наверняка двигают кровать или собирают комод.
Он пристыженно смотрит на часы — весь резерв времени растаял, ушел на душевные метания, выбегать нужно немедленно, или последний вагончик успеха исчезнет вдали, — ну же! неужели удача пришла в его жизнь лишь для того, чтобы исчезнуть часом позже. На секунду мелькает мысль вызвать полицию, но Пакс отказывается от нее: еще придется объяснять, может быть, даже дожидаться приезда наряда. Он вспомнил, как несколько лет назад звонил в полицию по поводу кражи мобильника у Кассандры. И целую вечность слушал бесконечные фразы «вы позвонили в полицию, не вешайте трубку», — да за такое время можно сто раз убить человека. К тому же ничего серьезного не происходит: снова настала тишина, такая полная тишина… Как будто все ему только померещилось.
16.36 — он сует галстук в карман и захлопывает дверь, и видит спину мужчины, который сбегает вниз по лестнице и исчезает, — видит мельком и тут же выбрасывает эту картинку из головы — все резервы мозга мобилизованы для грядущей встречи со Свебергом.
В 16.59 он переступает порог отеля «Лютеция».
В его нервной, сбивчивой походке — смесь растерянности, смущения и лихорадочного нетерпения, он как марафонец, что готов рухнуть без сил перед самой финишной линией и принять свое поражение.
Питер Свеберг улыбается. Вот он, его герой.
Тишина
При исполнении служебных обязанностей […], в рамках ведения следственных действий […] группой получено медицинское заключение, составленное врачом бригады экстренной медицинской помощи […] по итогам проведенного в тот же день обследования г-на Алексиса Винклера, девятнадцати лет. Медицинское